Ярл Харальд, наблюдавший за весельем в драккаре конунга, свирепствовал. Он ненавидел вёльву и ненавидел видеть то, как конунг Рёрик прикипал к ней всем сердцем.

Иногда варяги, проходя мимо какой деревни, спускались на маленькие лодочки и подплывали к берегу. Нет, они не работали в деревнях, чтобы получить пресной воды или кусок мяса — только обнажали мечи, и все им было дано. Вадим ничего не мог сказать против. Они и сами враждовали с соседними племенами, и все же варварство Рёрика ему не нравилось. На убийства и изнасилования варяги пока не решались. Не хотели начинать волнения и вражду со словенами раньше времени.

Так, в одной из прибрежных деревушек, Иттан и Глеб, наконец, оказались на одной суше. Они видели друг друга, улыбались друг другу, но не могли подойти и обняться. Иттан видела, что у Глеба больше не было руки, но то не уменьшило ее любви к словену.

Вёльву на берег не выпускали. Она ожидала, прикованная к мачте, и еще несколько воинов оставались на драккаре, чтобы ее охранять, пока конунг выходил на сушу.

— Эй! — кто-то позвал ее, и Марна обернулась.

Харальд стоял в полный рост на корме соседнего драккара и обращался к ней.

— Как часто ты думаешь о смерти, вёльва?

— А как часто ты думаешь об Ефанде, ярл? — последовал немедленный ответ. — У Катарины был длинный язык, согласен?

Еще до того, как отправиться в свое последнее путешествие, Марна выведала у Райана все самые страшные секреты о Харальде, чтобы знать, куда бить, когда придет время.

Синеус замолк. Он смотрел на Марну широко распахнутыми глазами, будто увидел самого морского змея. С тех пор он с ней не говорил, но от мысли убить ее не отказался. Тем более теперь, когда она знает даже больше, чем слишком. Теперь она угроза не только потерять Райана, коего он уже потерял с точным намерением вернуть, но потерять брата и свой клан.

— Эй, Синеусик! — Рёрик крикнул ему, проплывая на лодке мимо драккара ярла. — Говорят, в этой деревне гостил некий рыженький паренек по имени… Ратибор.

— Я не знаю такого!

— Говорят, никогда прежде они не видали таких рыжих, как солнце, и высоких, как богатырь!

Синеус и Марна переглянулись. Теперь они знали, кто такой Ратибор, и каждый из них хотел получить Райана, но только одному Райану было известно, что он делал в тех краях и за чем шел.

— Он следует за вёльвой, — предположил Рёрик. — Так что, если хочешь получить своего трэлла обратно, не разевай на нее свой рот лишний раз. Если ты еще не понял. Она моя вёльва. И я легко забуду, что ты мне брат, потому что боги мне дороже.

Харальд ничего не ответил. Он только спрыгнул обратно в судно и скрылся где-то внутри.

На следующий день гроза вернулась, и Рёрик снова просил вёльву спеть для него и для его воинов, чей боевой дух таял и ускользал, как песок меж пальцев.

— Ну? Есть ли у тебя любимая песнь, вёльва?

— Только на моем языке!

— Так пой!

— Пой! — подхватили воины, работая веслами. — Пой, вёльва!

Марна сделала глубокий выдох, но все же решилась. С другой стороны, ее злость на конунга даже поубавилась за последний месяц. Он ничего дурного не сделал ей. Более дурного, чем посадить на цепь и приковать к мачте. Она всегда была сыта, и у нее была своя личная фляжка с водой. К ней был приставлен личный черпальщик, и он ответственно справлялся со своими обязанностями, если вёльва совсем срочно хотела по нужде и не могла дотерпеть до ближайшей высадки.

— Хорошо…

Марна встала в полный рост, покачиваясь от сильного буйного ветра. Майские ветра теплые, но злые. Они приносили с собой запах весеннего благоухания, а еще смерти.

— Подставлю ладони — их болью своей наполни!

— Мы не слышим тебя, вёльва!

— Наполни печалью, страхом гулкой темноты!

— Вот так! — пронесся гул по всему драккару, и войны начали грести в один ритм с вёльвой, а Брит все играл и играл, раздувая щеки.

— И ты не узнаешь, как небо в огне сгорает! И жизнь разбивает все надежды и мечты!

И так песня за песней. Изгиб реки за изгибом. Марна села на днище драккара без сил и с охрипшим голосом. Выдохлись все. Шторм был пройден, и где-то там вдалеке уже виднелось голубое небо, что пыталось протиснуться сквозь черные тяжелые тучи. А затем она рассмеялась. С ней смеялись и Иттан, и Рёрик, и все остальные, но никому было не понять, что смеялась вёльва вовсе не из-за пережитого шторма, над котором драккары искусно одержали победу, а над одной из своих любимых песен.

Марна погладила дирхам на своей шее. И как скоро ей удастся, наконец, вернуться домой?

— Рёрик, — как-то решила она обратиться к конунгу с просьбой. — Позволь мне искупаться в реке. Тяжело мне.

— И думать не смей!

— Куда же я денусь? В воде, окруженная драккарами и твоими сильными воинами? — лукавила Марна.

И Рёрик сдался. Он недолго подумал и, наконец, утвердительно покачал головой.

— Когда остановимся у следующей деревушки.

Конунг сдержал свое обещание, но и у него были свои условия.

— Я буду ждать тебя на берегу.

— Как прикажешь.

Так, на следующий день, когда воины конунга отправились за провизией в ближайшую общину, Рёрик и Марна остались на берегу. Он освободил ее руки, и как только Марна готова была отправиться в воду, пригрозил ей ножом, подставив к ее тонкой шее.

— Если что-нибудь выкинешь, я найду твоего трэлла и сделаю из его черепушки себе кубок, — и все же тон его был дружелюбным, это забавляло вёльву.

— Как прикажешь, дорогой конунг, — Марна кивнула головой.

Она расплела косы, прикрыв татуировки на висках, сбросила с себя верхнее платье, манерно и медленно расстегнув пуговицы, чтобы затуманить разум конунга. Марна знала, как тяжело давались походы викингам, как тяжело им было без женской ласки. Она знала, что за тот месяц, что они провели в одном драккаре, многое изменилось в Рёрике. Теперь он видел в Марне не только вёльву, но и женщину.

Конунг опустил нож и, затаив дыхание, ждал, не сбросит ли Марна с себя и нижнее платье.

— Я вижу блеск в твоих глазах, конунг. Осторожнее, — остановила его вёльва, когда Рёрик поднес руку к своей куртке, чтобы расстегнуть ее. — Пусти меня искупаться, а когда я буду чиста, там и посмотрим.

Конунг оскалился в улыбке, потер свою бороду и плюхнулся на траву, вытянул ноги.

— Ну, иди же!

Марна медлила. Ей было страшно, что если же ничего не выйдет, вода не будет ее другом, то вёльве не избежать теперь будет натиска конунга после ее ласковых и заманчивых обещаний. Она собралась с духом, повернулась к воде и вошла в ее теплые волны по колено.

— Пожалуйста… — Марна прошептала, положив ладонь на дирхам, и почувствовала, какой монета стала горячей от ее груди. Или же по иной причине?

Вёльва закрыла глаза и нырнула. Она плыла под водой как можно глубже с закрытыми глазами. И вот, когда ей стало казаться, будто она теперь не движется, будто некто держит ее за ноги, а вода стала совсем вязкой и липкой, Мирослава отворила веки. Все та же стая светлячков, взявшихся из ниоткуда. Мира могла видеть дно под собой. Оно было совершенно золотым, будто некогда пираты уронили сундук с монетами, и те рассыпались. Она улыбнулась, не сдержав своих чувств, и вода со вкусом затхлой рыбы попала ей в горло. Марна двигала руками, пытаясь выбраться, но вода держала ее. Девушка захлебывалась, крутилась. Издалека, откуда-то снаружи, доносились голоса.

— Не получилось, — пронеслось у Марны в голове.

— Сюда!

— Тащи!

Чья-то сильная рука обвила ее талию, и тело Марны, разрезая липкую воду, поднялось наверх, к воздуху. Первый вздох полной грудью. Кашель.

— Жива! Жива! — молодой мужской голос прозвенел над ухом.

Мирослава открыла глаза и увидела перед собой парнишку, что нес ее на руках к берегу. Он был совершенно без одежды на торсе, и Мирослава не могла понять, кто перед нею.

— Какой сейчас год?

— Что?

— Какой сейчас год?

— Звоните в скорую! Скорую! Она не в порядке!