Александр вернул взгляд на экран ноутбука. Мирослава плакала и смеялась, радуясь своему освобождению, а он молчал, молчал и молчал, и ни один волосок на его голове не шелохнулся. Мирослава не помнила, как надела ботинки, натянула пальто и вызвонила Андрея уже в такси, на пути к нему.

— Мирослава, ты пьяна?

— Да не пила я! — простонала она и утерла мокрое лицо рукавом, которое тут же стало черным от потекшей туши.

Андрей был в домашней одежде. Он уже почистил зубы и готовился ко сну, но Мирославу принял, попросив ее прежде подождать в кабинете десять минут.

— Я хочу развестись!

Она ходила кругами, но Андрей не просил ее успокоиться или сесть на место. Он видел прорыв, хотя и не ожидал этого прорыва так скоро.

— Я прямо сейчас хожу тут в дорогущем кружевном белье! Которое купила для него! А он даже не оценил! Понимаешь? Сказал, что устал! Я понимаю! Понимаю! Но неужели нельзя было хотя бы попробовать! Хотя бы восхититься мной?! Хотя бы сказать, что я красива или сексуальна?! Неужели я... Может, я и не красива вовсе?

Она закрыла лицо руками и плюхнулась в кресло.

— Ты красива, Мирослава. Просто он не любит тебя.

— Нет-нет-нет... это невозможно, — она мотала головой и утирала нос. — Ну почему? Что со мной не так?! Разве я недостаточно хороша для него?!

— Мирослава... — Андрей тяжело вздохнул. — Он просто не любит тебя. Мы говорили с тобой об этом два дня тому назад и сделали замечательные результаты. Давай без откатов, пожалуйста.

Она соскочила с кресла и, ломая пальцы, принялась наматывать по кабинету новые круги.

— Но он ведь так заботится обо мне… он… он… Он мне в Старую Ладогу на днях предложил поехать, чтобы я снова начала писать. Ради меня! Представляешь?

— Мира, ты принимаешь любое базовое проявление заботы за любовь? Разве я сейчас не забочусь о тебе? Я слушаю тебя, помогаю, и что? Я даже сделал тебе комплимент. И насколько я помню из нашей прошлой встречи, в Ладогу он едет только для того, чтобы посмотреть участок.

— Я... — она вдруг остановилась и повернулась к психологу всем телом. — Я должна найти свою мать!

Она снова вернулась в кресло, но больше не плакала. Ее бледное худое личико стало совсем красным и опухшим.

— Ты оказался прав. Насчет моей матери. Я должна найти ее. Должна узнать, почему она так поступила. Что, если у нее действительно была на то веская причина? А что… если она и вовсе умерла? Одна странная девушка сказала мне, что мои родители погибли! Что если… на порог Ковалевых меня подкинула вовсе не моя мать?.. Что если… я ненавидела ее и себя все это время зря… Я…

Андрей слушал внимательно. Он восхищался своей клиенткой.

— Я разведусь, — тихо произнесла она и покачала головой, будто пыталась убедить саму себя в сказанном. — Да. Я разведусь с ним и уеду в Ирландию, чтобы узнать, кто я. Кто мой отец? Из какой они семьи? Какая у меня родословная? Если у матери была причина оставить меня, я пойму ее и прощу. Если же нет и она до сих пор жива — я скажу ей все, что о ней думаю…

Мы скоро едем в поездку… Я скажу ему об этом там. Я скажу... скажу, что если он не исправится, я разведусь.

— Ты только что сказала, что решила развестись. А уже даешь шанс?

— Я... Господи...

С ее красных губ слетел громкий отчаянный выдох.

— Я просто боюсь... Боюсь, что если уйду... буду больше никому не нужна. Меня все оставляют. Моя мать. Даже моя нянечка... Она просто бросила меня ничего не объяснив…

— Все? Ты назвала только двух человек, Мирослава. Два человека — это не все.

Он поймал ее, и она, открыв рот, замерла на полуслове.

— Я и вправду чокнутая! — улыбнулась Мирослава сама себе. — Меняю свои слова каждые две минуты! Вот, видишь! А это все потому, что я не знаю кто я и чего на самом деле хочу! Да и вообще я никогда не испытывала подобного чувства — быть кому-то нужной. Не знаю, каково это!

— Во-первых, начни быть нужной самой себе. Почему другие люди должны любить тебя, если даже ты сама не можешь это сделать?

— Это жестоко, господин психолог, — усмехнулась она и откинулась на спинку. — Это жестоко…

— Во-вторых, перестань винить себя за то, что ты похожа на свою мать.

— Это смешно. Как я могу быть похожа на свою мать, если я ее даже никогда не видела?

— Ты потеряла ребенка.

— Да, но это был не аборт. Это был не мой выбор! — она повысила тон.

— Ты не хотела ребенка. А затем потеряла его. И потому винишь себя. Тебе кажется, что ты сама его убила, потому что не хотела. Прямо как твоя мать. Прости ее. И прости себя.

— Хватит! — Мирослава поднялась с кресла и схватилась за пальто на вешалке.

— Да. Хватит винить себя за то, что ты не хотела ребенка от нелюбимого мужчины! От мужчины, который сам не хотел его! И тогда не придется ехать в Ирландию искать призраков! Это нынче слишком дорого!

— Я... я... — Мирослава открыла рот, собираясь что-то сказать, начала тыкать пальцем в воздух, как пару часов назад перед Александром, но так ничего и не смогла ответить.

Хлопнув дверью, она вышла из кабинета и больше не появлялась. Во второй день на Ладоге она все же набрала Андрею — он сообщил, что по личным причинам оставил Россию и уже ждал рейс в Нью-Йорк.

— Вот, даже ты бросил меня, — в шутку прошептала она и пожелала ему не без сарказма мягкой посадки.

— Как у тебя дела, Мирослава?

— Все хорошо. Я сегодня сказала Саше, что хочу развестись и уехать. Что же, Ладога все покажет и расставит на свои места.

Беда не приходит одна. Мирослава и не знала, что этой пословице больше тысячи лет. Райан вымолвил ее, когда они услышали последние новости в городе. Олег рассказал им. И об убитой девушке, выброшенной в лесу, и об убитом кузнеце, которого разорвал волк.

— Пожалуйста, даже не смей выходить отсюда до тех пор, пока мы не отправимся в поход, — словен просил Марну сурово.

— Когда же вы отчаливаете? — Райан провел рукой по голове, на которой снова виднелся рыжий пушок.

— Завтра. На рассвете. Но теперь и не знаю, что будет. Когда новость об опороченной девушке доберется до крепости и моего отца, то боюсь, нам не придется никуда ехать, чтобы воевать. Война начнется прямо здесь. И не с хазарами.

— Я могу помогать там, — покачала головой Мирослава. — Бери меня с собой. Я знаю… тактики.

— Тактики? Что это?

Так Мирослава рассказала Олегу и Глебу обо всем, что знала сама из книг. О том, как воевали викинги. О стене щитов. О тактике окружения, как было сделано во время Второй Мировой Войны советскими войсками. Марна рассказала о хитростях Наполеона, назвав его одним хорошим воином из ее мира. О тактике косого строя Фридриха Великого, каким пользовался тот же Наполеон. Марна советовала словенам спрятать резервные войска в лесах и поставить вперед самых слабых воинов, но дурных и бесстрашных, что пойдут на врага, не жалея своего живота, будут приманкой, пока самые могучие воины и богатыри будут поджидать нужного момента. И все же она настаивала на осаде крепости и просила Олега уговорить своего отца послушать ее.

— Откуда она все это знает? — Глеб шепнул Олегу, и черные глаза его сверкнули. — Бери ее с собой!

— Иттан искала тебя, — вдруг ответил совсем другое словен. — Она прибыла в крепость под ложным желанием сражаться и идти на войну. Но на деле она здесь, чтобы найти тебя.

— Ты говорил с ней?

— Нет. Это лишь то, что мне докладывает Паук. Я не суюсь в крепость, чтобы конунг или ярл меня не видели.

— Есть еще кое-что, — продолжила Марна, и все три пары глаз уставились на нее с истинным любопытством. — Если вы все же будете драться, то когда вас будут обстреливать из лука. Вы умирать. Но некоторые могут упасть, чтобы притвориться мертвыми. Затем, когда хазары пройдут ваши тела, вы вставать. Вы теперь сзади них. Вы можете драться им в спины и брать их в кольцо.

— Это…

— Да уж…