Словно бы подчиняясь звукам дьявольской песни, дикари вокруг альбиноса приободрялись и начинали сражаться с удвоенной силой и яростью. Сам он тоже не просто танцевал, а дрался вполне достойно. Сжимая в каждой руке по короткому клинку, орудовал ими не сказать, чтобы слишком умело, но невероятно быстро, прямо-таки с нечеловеческой скоростью. Острые лезвия находили щели меж доспехами, вскрывали горла, кололи глаза, подрезали связки. Имперские легионеры вокруг альбиноса падали один за другим, из тел уже начинала образовываться куча. Белолицый, казалось, не чувствовал усталости – движения его не становились медленнее, он не требовал ни секунды передышки, продолжая двигаться в прежнем темпе. Постепенно жрец и поддерживавшие его дикари отвоевывали пространство, шаг за шагом выдавливая имперцев. Некоторые пехотинцы намеренно уходили с пути безумного альбиноса, старались обойти его стороной и найти противника полегче. Ещё немного – и опасение могло перерасти в панику, а слабеющее сопротивление в бегство.

Пляшущее отродье постепенно приближалось, и сэр Гумель Грем стоял на его пути. Перехватив поудобнее шестопёр, он твёрдо вознамерился остановить врага. Если прежде это не удастся двоим легионерам, стоящим впереди. Ребята укрылись за плотно сомкнутыми щитами, а чернокожие дикари безуспешно колотили в них дубинами.

Сообразив, что щит легионера так просто не пробить и оставив нелепые попытки, дикари принялись скандировать хором:

- Та-руй! Та-руй! Та-руй!

Гумель не знал, что означает это слово, но понял, что призыв предназначен танцующему альбиносу. Слишком уж явно дикари отхлынули в стороны (насколько это вообще возможно в тесноте сражения), предоставляя жрецу разобраться с упрямыми легионерами.

Продолжая кривляться в нелепых танцевальных движениях, альбинос атаковал пехотинцев. Мазнул клинками по щитам, не сумев найти лазейку. Один из легионеров чуть-чуть приоткрылся, сделав встречный выпад гладием. Получилось – лезвие клинка глубоко рассекло предплечье альбиноса. Правда, и сам легионер поплатился – буквально за секунду жрец успел нанести противнику сразу три ранения. Солдат тяжело рухнул лицом вниз, вызвав у дикарей приступ ликования. Его товарищ сделал шаг назад, но уперся в щит сэра Гумеля.

- Пропусти-ка меня, солдат, - приказал рыцарь, - прикрой сзади.

Сэр Гумель шагнул вперёд, закрываясь щитом и держа шестопёр наготове. Альбинос, только что получивший серьёзное ранение в предплечье, наверняка не будет так ловок, как прежде. А уж за одной рукой противника Гумель сумеет уследить, вне зависимости от прыти последнего.

Поодаль, шагах в десяти справа, рыцарь вдруг заметил ещё одного альбиноса, мало отличавшегося от первого. Тоже без доспехов, в одной лишь рясе, жрец криво дергался в безумной пляске. Этому повезло ещё меньше. Спереди его почти насквозь проткнули копьём, а чья-то секира, прилетевшая сбоку, снесла альбиносу пол лица, включая кусок челюсти, щеку и ухо.

А вот дальше начало происходить что-то странное. Изуродованная рожа не брызнула кровью во все стороны, а пришла в движение – плоть сама затягивала рану, словно бы тестом залепляли дыру. На миг показалось, что жрец вовсе не имеет лица – на его месте бледно поблескивала безликая театральная маска, гладкая и примитивная – настолько смазались черты.

Словно бы не чувствуя боли, альбинос взялся одной рукой за торчавшее из живота древко копья и подтянулся вперёд, пока наконечник не вышел из спины. Второй рукой он нанёс смертельный удар солдату, который сжимал это копьё. Парень был настолько шокирован происходящим, что даже не попытался защититься.

Всё это произошло не более чем за пару секунд. Что было дальше, Гумель не видел, так как пришлось сосредоточиться на собственном противнике. Но увиденного хватило, чтоб заподозрить неладное. В следующий миг подозрения подтвердились – в том месте, где недавно гладий легионера разрубил предплечье альбиноса, не оказалось никаких ран. Лишь длинный ровный разрез на рясе, не более. Жрец одинаково ловко крутил клинки в обеих руках, приплясывал и лающим голосом выкрикивая непонятные слова дикой песни.

Отступать некуда, да и незачем. Лучше погибнуть с честью, чем опозорить трусостью родовое имя Гремов. Учитывая проворство альбиноса, ждать сэр Гумель тоже не стал. Как говорится, лучшая защита – нападение. Потому рванулся вперед, словно разъяренный бык на калантийской корриде. Врезал щитом так, что жрец отлетел назад как пробка, выстрелившая из винной бутылки. Если бы не теснота, альбинос кувыркался бы пару метров и шлепнулся спиной в грязь, но дикари подхватили своего кумира, не позволив упасть. Оттолкнувшись от них, словно пружина, жрец прыгнул обратно. Не побежал, а именно прыгнул, взлетев в воздух как снаряд катапульты.

- Отбивать летящие мячики я любил с самого детства, - усмехнулся сэр Гумель.

Теперь альбинос имел дело не с простым пехотинцем, а с опытным потомственным воином – рыцарем. Потому сэр Гумель снова опередил противника. Конечно, не потому, что был ловчее, ведь в скорости он явно проигрывал, но благодаря хитрости и боевому опыту.

Мощный удар шестопёра навстречу остановил полёт альбиноса. Даже в шуме сражения было слышно, как громко треснули ребра, вминаясь внутрь грудной клетки. Искореженное кривое тело жреца упало вниз, извиваясь не то в судорогах, не то пытаясь продолжить танец.

Чернокожие дикари взвыли и бросились вперёд, спеша на выручку своему белокожему господину. К счастью, сэр Гумель тоже был не один. Оруженосец его двоюродного дяди, ещё чей-то паж, полдюжины легионеров – все они схватились с рванувшими в атаку варварами.

Рассказывать о случившемся можно как о поединке благородного рыцаря и дикого колдуна. На самом же деле схватка длилась всего пару секунд, мало кто наблюдал за ней, как за дуэлью, ведь битва вокруг ни на миг не стихала и большинству сражающихся было попросту не до них.

Не тратя драгоценные мгновения попусту, сэр Гумель ещё раз шагнул вперёд. С размаху опуская ногу, обутую в тяжелый башмак доспеха, на голову раненого альбиноса.

К сожалению, в этот раз удача уже не была столь благосклонна. Несмотря на травму, несовместимую с жизнью, юркий жрец увернулся от опускающейся сверху ноги, одновременно изловчившись всадить клинок в икроножную мышцу рыцаря.

- Сокол и роза! – вместо того, чтобы завопить от боли, сэр Гумель прокричал девиз. Больно так, что невозможно терпеть, но если уж кричать, то надо делать это с достоинством.

Рыцарь видел, как прямо на глазах срастаются изломанные шестопёром кости альбиноса, как тот снова набирается сил, готовясь встать. Но аристократ не чувствовал страха, лишь досаду, что оставил меч возле трупа Куцепала. Расчленить эту тварь, разбросать куски подальше друг от друга – вот что нужно было сделать. Шестопёр в этом не поможет, а поднять чужой клинок уже не успеть – силы быстро уходили, тогда как его противник, наоборот, восстанавливался.

В следующие несколько секунд извивающийся, как белая гадюка, альбинос ужалил ещё несколько раз. Боль ушла, по телу начал разливаться холод – и тогда сэр Гумель окончательно понял, что это конец.

И всё-таки ещё один раз ему удалось достать проклятого альбиноса. Когда тот вставал, слабеющий рыцарь сумел обрушить шестопёр на голову мерзавца и снова уложил его наземь. Воспользовавшись секундной передышкой, закричал, обращаясь к солдатам:

- Отрубайте ему руки и ноги, отделяйте куски и отбрасывайте подальше! Тогда он не восстановится!

Это всё, что успел сделать благородный сэр Гумель, чей подвиг наверняка будут воспевать менестрели. Умирая, он улыбался, так как видел, что солдаты услышали приказ и последовали ему. А значит, с альбиносами будет покончено, мы выиграем сражение. Иначе и быть не может.

А имя сэра Гумеля, второго сына достославного барона Грема, войдёт в родовую хронику и, возможно, встанет в один ряд с именами наиболее прославленных предков.

Кевин понимал, что досконально изучить всю библиотеку у него не получится. Даже с применением методик нейрофорсирования на это понадобятся месяцы, если не годы. Потому лучшее, что можно сделать – добраться до своих, сообщить Игану и Алексу о найденном сокровище. А потом уже совместно решать, как быть дальше – направить сюда оперативную группу или даже организовать эвакуацию библиотеки в Цезариум.