Отдав распоряжения, Кабай, с заряженным арбалетом, пошёл обходить дом с другой стороны, подбираясь к единственному окну. Шмелю же досталось место у самого крыльца. Опасное, конечно, но у других не многим лучше. Прижался спиной к стене и ждал, изо всей силы вцепившись в топор, сдерживая тем самым дрожь в руках. Сзади дышал в затылок Шнырь. А напротив, с другой стороны крыльца, притаились Гнездо и за ним Пархим. Оба тоже с коротким вооружением – топорами, значит.

Прямо напротив крыльца встали в ряд плечом к плечу аж четверо мужиков с вилами.

План был таков, что как только черномордый выскочит на крыльцо – мужики разом и поднимут его на вилы. А если что-то пойдёт не так, попробует дикарь отскочить или увернуться, тут уж должны вступить бойцы сбоку – то есть Шмель или Гнездо.

Наверное, ждали не долго, но Шмелю показалось, что прошла целая вечность. В такие моменты время тянется особенно медленно.

Щелчок арбалета Шмель не услышал, пропустил. Слишком уж усердно прислушивался к звукам за стеной – смеху и похабным, сладострастным стонам. Но когда они сменились вопросительными возгласами, неожиданным криком и бульканием, Шмель понял, что сотник свою часть дела исполнил. Сейчас начнётся…

Дверь с шумом распахнулась от мощного удара ногой. Чуть не разбив рожу отшатнувшемуся Гнезду, заболталась в петлях туда-сюда.

Свирепый черный воин со страшной размалеванной рожей появился в проёме. Но не выскочил в панике, чтоб немедленно напороться на вилы, а лишь осторожно выглянул, выставив перед собой короткое копьё с широким наконечником.

В общем, мужики не сумели дотянуться. Неуверенно тыкнули вилами вперед, не слишком слаженно, вразнобой. Трое вообще не достали, четвертый почти смог – но великан без труда отбил выпад лезвием копья. При этом, правда, шагнул и высунулся из-за дверного проема почти наполовину.

Шмель увидел могучие мускулы на татуированных руках, черную кожу с капельками пота, удачно открывшийся для удара бок южанина – и не смог пошевелиться. Словно парализовало. Пока великан не заметил его, хотелось замереть, спрятаться, зарыть голову в землю и не высовываться.

- А-а-а-а-а! – истеричный крик Гнезда вывел Шмеля из оцепенения.

Не в первый раз уже этот парень оказывался смелее всех. Только вот кричал напрасно, надо было бить исподтишка.

Чернокожий успел среагировать, развернулся. И пока топор Гнезда с размаху опускался на его кучерявую голову, копьё южанина вонзилось парню прямо в грудь.

Кровь из разрубленной черной головы брызнула в лицо Шмелю. Угодила в растерянно приоткрытый рот и даже в глаза. Ничего не видя вокруг, парень согнулся, пытаясь протереть глаза грязным рукавом рубахи.

Пока он возился, скорчившись, мужики с вилами снова бросились в атаку. Со злостью всаживали острые зубцы в еще дергавшееся, дрожащее тело дикаря.

Увлеклись, разгорячившись, – это им и навредило.

Обступив чернокожего с разных сторон – каждый пытался достать ловчее – разрушили и без того ненадежное построение. А вдобавок заслонили спинами тех, кто укрывался по бокам крыльца. Для замешкавшегося Шмеля это было на руку, как и для Пархима, выпустившего топор, чтобы подхватить завалившегося назад Гнездо. А вот для самих мужиков – совсем нехорошо.

Второй воин появился на крыльце еще более внезапно, чем первый. С силой толкнул уже мёртвое тело собственного товарища – падая вперед, оно накрыло двоих мужиков. Не удержав равновесия, оба неуклюже растянулись на земле.

Ещё двое оставались стоять, но их судьба уже была предрешена. Широкое, как меч, копейное лезвие просвистело в воздухе, неся смерть. Голова первого мужика отделилась от тела и, кувыркаясь, отлетела в сторону, шмякнулась наземь. Обезглавленное тело продолжало стоять, пока копьё, продолжая движение, вонзалось в шею второго мужика. Хоть и не отделило голову, но разрубило ключицу и верхние ребра, с хрустом вошло глубоко в плоть. Может застрянет? Но нет – чернокожий напрягся и с хлюпаньем выдернул оружие обратно. Два тела рухнули наземь одновременно. Прямо на барахтавшихся в луже крови и пытавшихся подняться товарищей.

Шмелю удалось кое-как очистить глаза. Он наблюдал, как чернокожий гигант шагнул вперёд, намереваясь разделаться с неуклюжими, уронившими вилы, противниками. Занеся копьё для удара, воин собрался пригвоздить к земле, как жука булавкой, вначале одного мужика, потом второго. Но в этот момент заметил сбоку новых противников и остановился, засомневавшись в правильности выбранной цели.

К ужасу Шмеля, чернокожий сделал выбор, худший из возможных. Могучее тело начало разворачиваться именно в его сторону. Оно и понятно – парочке впереди, чтобы встать, потребуется время; безоружный Пархим, хлопочущий вокруг помирающего Гнезда, тоже пока не представляет угрозы. А вот стоящие рядышком Шмель и Шнырь, выглядят опаснее - у одного топор, у другого большой нож наизготовку.

Взгляд Шмеля встретился со свирепо выпученными глазами великана. Разглядел тонкие ниточки кровеносных сосудов, погрузился в черные, как уголь, зрачки в обрамлении темно-коричневой радужки. Словно испуганная мышь, загипнотизированная удавом, уставился Шмель в лицо собственной неминуемой смерти.

Но и в этот раз Костлявая решила повременить.

Поначалу Шмель не понял, что произошло. Только потом уже, когда чернокожий вскрикнул и снова развернулся, дошло – на помощь подоспел сотник Кабай.

Командир выстрелил вовремя, но недостаточно точно – ведь противник постоянно вертелся, затрудняя прицеливание. Потому болт угодил не в шею или голову, как планировалось, а в бугрящееся могучими мышцами плечо. Вошел глубоко – больше, чем наполовину – но даже это не заставило великана выпустить из рук копьё.

Оценив расклад, южанин решил отступить обратно в хату. Не упуская из виду никого из многочисленных противников, спиной вперёд, не глядя, шагнул в дверной проём.

В следующий миг широколезвийный наконечник копья вонзился в бычью шею сзади. Разрубил позвонки, вырвал кадык и вышел, окровавленный, из горла гиганта.

Темная кровь хлынула потоком, заливая украшенную костяным ожерельем грудь и черный живот, щедро орошая и без того уже скользкое крыльцо. Могучее тело обмякло. Кто-то находившийся в хате, потащил копьё обратно, одновременно толкая в противоположную сторону мертвое тело. Труп рухнул с крыльца вперёд, вниз лицом, прямо на обезглавленные тела своих недавних жертв.

На пороге показалась обнаженная Клюша, в синяках и кровоподтеках, с изрядно поредевшими волосами и заплывшим глазом. В правой руке женщина сжимала копьё третьего южанина, застреленного Кабаем сквозь окно.

Получается, Шмелю спасла жизнь баба? А может и не только ему одному. С одной стороны, даже немного стыдно. С другой…

Шмель смотрел на голое тело женщины: местами слипшиеся растрепанные волосы, по-мужски широкие плечи, некрасивая обвисшая грудь, плоский живот, сильные бедра и кудрявый куст между ними. И витающий в воздухе густой солоноватый запах разлитой повсюду крови… Шмель почувствовал растущее внутри возбуждение, облизнул губы. Стыдливо закрыл топором порты, начавшие топорщиться в причинном месте, и поспешно отвернулся.

Времени на долгие судебные разбирательства не было – солнце поднялось уже достаточно высоко. И вдруг ещё какому-то отряду южан вздумается зайти в деревню. Потому всё решали быстро.

- Главным над чёртовым капищем поставлен? Поставлен! Сам предложил дикарям наших детей отдать? Предложил! Что тут ещё доказывать, всё ясно!

- Так я ж не ради себя! Я остальных уберечь хотел! – испуганно верещал, оправдываясь, Чапчик. – Они вначале собирались всех забрать, от мала до велика, целую деревню! А я ведь спас народ!

- Ах ты, скотина! Спас, говоришь? – Клюша, с коротко обрезанными волосами и в мужской одежде неотличимая от прочих бойцов, рванулась к предателю, но её удержали.

- Да, спас! – со слезами на глазах кричал Чапчик. – Я напомнил им про храм, что, дескать, кто за ним смотреть будет, если всех уведут? Ихний бог ведь больше ценит молодых, так зачем всех угонять? И сработало ведь, альбинос прислушался, пощадил!