Таруй ничего не сказал вслух, но его тяжелый взгляд заскользил по лицам воинов. Подавляя чужую волю, он приказывал дахейцам арестовать непокорного вождя. Однако это задание оказалось самым сложным в их жизни. Несколько человек с перекошенными от боли лицами выронили оружие и упали на колени – они держались руками за головы, терпели, но не подчинялись. Некоторые просто замерли, словно парализованные, не смея ослушаться, но и не находя в себе сил выполнить приказ. Лишь четверо шагнули к Атомбе, направив вперед наконечники копий.

Вождь по-прежнему оставался безоружным.

- Уберите копья! – приказал он медленно приближающимся дахейцам. – Иначе потом вам будет не избавиться от позора.

Двое остановились, еще двое продолжили наступать.

- Я могу убить вас голыми руками, - сказал Атомба. – Ещё шаг – и мне придётся сделать это.

- Да, вождь…Убей меня… - удалось прохрипеть одному из наступавших. На его шее вздулись вены, а белки глаз покраснели от напряжения.

Однако Атомба был достаточно опытным бойцом, чтобы не убивать. Тем более столь медлительных, одеревеневших противников. Ловко увернувшись от слабого выпада, он поднырнул под древко и быстро обезоружил воина. Провёл подсечку – дахеец плашмя плюхнулся на песок. Секунду спустя второй нападавший улегся рядышком.

- Всё-таки это мои воины, дервиш, - без тени былой приязни сказал Атомба, - и даже твоя магия не сможет этого изменить.

В следующий миг выражение его лица изменилось. Словно бы вождь увидел некую опасность за спиной Таруя. Жрец заколебался, стоит ли обернуться, не уловка ли это. И успев заметить быстрый замах Атомбы, просто рухнул лицом вниз, подчиняясь инстинкту самосохранения.

Копьё, только что вырванное из рук одного из воинов, просвистело в воздухе и вонзилось в грудь барону Руделю. Удар был столь сильным, что раздробил ребра. Окровавленный наконечник вышел между лопаток сзади. Руки барона разжались, выпуская уже заряженный кавалерийский арбалет. Новоиспеченный наместник Орсии покачнулся и рухнул навзничь. Копейное древко вертикально торчало из груди, снизу вытекало много крови, но мелкий песок быстро её впитывал.

- Вставай, Таруй, – мрачно произнес Атомба. – Когда-то ты подарил мне свободу. Теперь я подарил тебе жизнь. Считай, мы в расчёте.

Альбинос медленно поднялся, отряхивая песок с балахона, процедил с ненавистью:

- Ты еще пожалеешь, предатель… Осмелившийся ослушаться Нгарха…

- Проваливай, пока я не передумал, - холодно произнес Атомба, развернулся и пошел к своим людям, ждавшим на берегу. Следом за ним потянулись дахейцы, ещё недавно охранявшие Таруя. Оставшийся в одиночестве дервиш бессильно стискивал кулаки, но больше ничего не мог поделать.

- Готовьте суда к отплытию, - приказал Атомба морякам. – Я скоро вернусь.

Минут десять заняло прощание с могучим Мо. Желтый носорог всё понял правильно и, хоть и неохотно, но всё-таки отпустил хозяина.

- Возвращайся домой, братец Мо. Жёлтые саванны ждут тебя. Надеюсь, когда-нибудь мы ещё встретимся. А за меня не беспокойся, дружище, я умею плавать. Черный король – для пирата это тоже неплохое прозвище!

С вершины дерева, в кроне которого прятался Шмель, лагерь беженцев виднелся как на ладони. А вот ребят Кабая, укрывшихся в зарослях поодаль, заметить было никак невозможно, хоть глаз вырви. Знатно умел прятаться батька, и остальных хорошо научил. С ним пошли лучшие – те, кому уже не раз приходилось проливать кровь – уцелевшие бойцы разгромленных отрядов, освобождённые военнопленные, опомнившиеся и раскаявшиеся дезертиры, чего уж там… Большая группа улизнула из плохо охраняемой Орсии – четыре десятка бывших городских стражников капитана Пеллы. Говорили, что их прислал влиятельный господин, рассказавший о народном сопротивлении, но пожелавший сохранить своё имя в тайне.

В общем, за последний месяц собралось много крепких ребят, знатоков военного дела.

А простого люда, пожелавшего сражаться, присоединилось ещё больше – сотен пять уже наберётся. Тяжелые времена заставили взяться за оружие тех, кто раньше о подобном даже не помышлял. Разве ж могли они с Боришем полгода назад, когда подглядывали за девками у реки, подумать, что станут настоящими лесными воинами? Пластунами или партизанами – называй как хочешь, всяко красиво звучит. А угрюмая Клюша? Вообще баба, мать троих детей, а теперь уже в командирах ходит, имеет полусотню мужиков в подчинении. Чудеса, да и только!

Целый месяц народное войско росло, набирало сил. Партизаны нападали на вражеских фуражиров, вырезали не слишком многочисленные гарнизоны оккупированных селений, освобождали пленных. Постоянно приходили новые бойцы, присоединялись добровольцы. Кузницы в освобожденных селениях работали круглосуточно – перековывали косы на боевой манер, но чаще всего изготавливали наконечники для стрел. Кабай делал ставку на луки и самострелы. Всё-таки народному войску пока не хватало выучки и опыта, чтобы вступать в открытое сражение. Потому большинство партизан становились стрелками, учились прятаться и атаковать издалека, из засады. Только «элитный» отряд, состоявший из бывших военных, мог бесстрашно ринуться в рукопашную. Штурмовики Кабая – так их теперь называли, поначалу в шутку, а теперь уже всерьёз.

Вскоре настолько почувствовали силу, что даже начали подумывать об освобождении Орсии. Разумеется, не в то время, когда там стояло большое войско, а позже, когда пришла весть, что враг двинулся дальше на север, оставив за стенами лишь небольшой гарнизон. Однако батька Кабай отказался от этой затеи. Сказал, что сила пластунов в скрытности и умении устраивать засады. Драться на городских улицах он никого не обучал, да и сам был мастак не великий. А потому лучше обойти город стороной и следовать за вражьей ордой на разумном расстоянии, отставая на пол дня пути. Гонца отправят – перехватим, поведут конвой с пленниками – освободим наших. Вряд ли южане выделят по-настоящему грозную силу против докучливых партизан – слишком увлечены продвижением вперёд, идут быстро. Ради лесных разбойников дробить войско не станут. А если пошлют не слишком крупный отряд, то мы его встретим как подобает…

Вчера на утреннем собрании младших командиров, в число которых входил и Шмель, стоявший у истоков народной армии, обычно немногословный батька Кабай произнёс речь.

- Больше месяца мы кружили по лесам да оврагам. Остерегались равнин – что правда, то правда… Но лишь дурак путает осторожность с трусостью. Мы делали, что могли, нападая на гарнизоны черножопых и конвои остроухих. Считай, за каждого выродка заплатили своей кровью… - батька на секунду замолчал, поминая погибших, потом продолжил:

- Братцы, завтрашний день станет судьбоносным. От него зависит не только наше с вами будущее, но, возможно, исход целой войны.

Никто не хмыкнул, не усмехнулся недоверчиво – каждый знал, что Кабай слов на ветер не бросает. Если затеял столь пафосную речь, то неспроста. Значит, действительно готовит что-то особенное.

- Вернулся с донесением мой разведчик. Подтвердились слухи, что сам император с войском спешит сюда. Да так спешит, что уже через пару дней встретит южан.

- Лично? Собственной персоной? – не сдержав удивления, вскрикнул один из командиров, бывший десятник городской стражи.

- Угу, самолично, - уверенно кивнул Кабай. – Потому вражья орда свернула к западу, к морскому побережью. Хотят обойти наших сбоку и напасть внезапно, пока армия на марше.

- От сволочи… Надо ж как-то предупредить…

- Предупредили, конечно. В ловушку государь не попадёт, будьте спокойны. Но ведь бездельничать, ожидая исхода битвы, мы тоже не станем?

- Это да, стыдно… - засмущавшись, почесал затылок командир. – Однако ж и помочь вряд ли сумеем. Там лесов нет, только холмистая равнина кругом…

- Сумеем, - не согласился батька, - ещё как сумеем!

Выдержал многозначительную паузу – все притихли, подобрались, собираясь слушать задуманный план.