Автор благодарит В.В.Пискарева, без поддержки которого эта книга никогда не была бы написана.

Сородичи плотным живым кольцом окружили костёр, разведенный на большой площадке в центре стойбища варанхов. Сбившись плотной кучей поближе к теплому пламени, расселись дети. Слушали старого шамана, разинув рты и восторженно хлопая глазами. Чуть поодаль расположились взрослые, кто-то хмурился, кто-то весело скалил зубы. Но никто не шумел, вели себя тихо. Разве что изредка могли щелкнуть ногтями, давя вошь, или ненароком пустить ветры.

Внешне безобразный, но всеми уважаемый, рассказчик восседал на шкуре громадного пустынного кота, расстеленной на плоском камне. Отсветы пламени плясали на его источенном морщинами и покрытом струпьями лице, а глаза вдохновенно горели. Словно в перемороженную картофелину вставили пару сверкающих бриллиантов.

- В любом брюхе живут мелкие существа – червячки, слепыши, всякие личинки. И в тебе, маленький Чих, и в тебе почтенная Даха, - шаман выдержал небольшую паузу, задумчиво пошамкал губами, и продолжил. – Мы дарим им кров и пищу, мы – их боги, а они этого даже не понимают. Но чего ждать от глупых червей? У них нет глаз, чтобы видеть, и нет ушей, чтобы слышать.

Шаман затих, а потом неожиданно резко возвысил голос:

- Но мы-то с вами не черви! Мы видим и слышим! И потому чтим бога, внутри которого живём!

Кто-то из самых маленьких испугался и заплакал. Раздался шлепок – понятливый малыш ойкнул и притих, обиженно шмыгая носом. Шаман продолжал:

- Все мы живём в брюхе великана. Белые облака – это небесное сало, грозовые тучи – гнойные нарывы, прорывающиеся молниями и гнилостной влагой.

Старик замолчал, обвел серьезным взглядом собравшихся, остановился на каждом. Хрипло кашлянул и продолжил дальше.

- Давным-давно, когда еще прадед моего прадеда был сосунком, началась война великанов. И кто-то ранил нашего бога, разрывая ему живот. И тогда огромный, как гора Джалула, кусок мяса рухнул с небесной тверди вниз – туда, где жили наши предки. Удар был так силен, что превратил горный хребет в плоскую долину. И расплющил мясной кусок таким тонким слоем, что и соскребать уже было нечего. Плоть великана затекла в скалистые расщелины и глубокие ямы, кровавые брызги разлетелись в стороны, наполнили воздух, которым мы дышим. На целый день пути раскинулось божественное Пятно плоти.

- Слава Пятну! – хором отозвались все собравшиеся, многие из них при этом подняли вверх обе ладони.

- Слава Пятну, - кивнул шаман. – От удара поднялся такой ужасный ветер, что с корнем вырывал столетние дубы и разрушал города ламунов, в те времена правивших миром.

- Дедушка Крак, а правда, что ламуны строили башни, а наш народ им прислуживал? – перебил рассказчика косоглазый мальчик с перемазанным грязью ртом. Взрослая женщина шагнула вперед, чтобы отвесить ему оплеуху, но шаман жестом остановил её.

- Не совсем так, маленький землеед. Наши предки не прислуживали ламунам добровольно. Их отлавливали, заковывали в цепи, делали рабами. У них не было другого выбора, ведь они не могли противостоять столь могучему врагу. Тогда наш народ ещё не был мудрым и сильным, как теперь. Это Пятно сделало нас такими.

- Слава Пятну!

- Слава Пятну… Из-за него мы стали умнее, овладели огнём, научились обрабатывать шкуры и делать оружие из глубинного камня.

Старый шаман погладил лежащий рядом на камне топор с лезвием из черного стекла. Отшлифованное древко было обмотано чешуйчатой кожей пустынной акулы – лучший материал, чтоб рукоятка не выскользнула ненароком из вспотевшей ладони.

Некоторые воины предпочитали сражаться трофейным оружием, сделанным из металла – оно было если не острее, то надежнее. Однако шаман Крак пользовался исключительно топором деда. Впрочем, старик уже давно сам не сражался, его топор являлся скорее символом власти и верности традициям.

- Наши предки хоть и жили внутри бога, но не могли прикоснуться к нему, – продолжал шаман, – они рассматривали по ночам светлые прыщики, называемые звездами. Тоскливо выли на желтую луну заката и голубую луну рассвета. Но упавший сверху кусок изменил всё. Теперь каждый из нас имеет возможность прикоснуться к богу. А в особые дни – даже отведать крупицу его плоти.

При этих словах народ зашевелился, все подались вперед, сбиваясь плотнее в кольцо вокруг костра и рассказчика.

Шаман медленно развязал кожаный мешок и осторожно извлёк оттуда что-то бесформенное, похожее на светящийся ком из травы, шерсти и грязи. Дети видели такое чудо впервые, но взрослые знали, что это волшебный мох, собранный внутри Пятна. Каждому приходилось пробовать его хотя бы раз в жизни – проходя обряд инициации во взрослую жизнь, залечивая смертельную рану или пытаясь избавиться от неизлечимой хвори. Волшебный мох умел исцелять, дарил силы, делал разум острее, а тело сильнее.

Только шаман умел ходить внутрь Пятна. Любой другой, если бы забрел туда, рисковал остаться в священном месте навеки. И дело не только в сильной магии, уродующей тело и мысли. Говорят, что Пятно хоть и оторвалось от брюха великана в незапамятные времена, но всё ещё продолжает жить и по-прежнему требует пищи. Потому в запретном месте очень легко угодить в ловушку и самому стать пищей.

Старый Крак ходил в Пятно несколько раз в год. Соскребал с камней черный мох, выросший на священной плоти и впитавший магию как губка, - и быстро возвращался. Никогда не садился, не ложился, не останавливался. Предварительно наедался вонючего грибного супа, который варил три дня. Отвратительное варево защищало мозг шамана, хотя полностью уберечь от магии не могло. Каждый раз Крак возвращался немного изменившимся – то с лишним мизинцем на ноге, то с крохотным слепым глазом на затылке. Видя это, сородичи ещё больше боялись и уважали его. И, разумеется, эти уродства служили лучшим доказательством того, что ходить в Пятно – табу.

Крак протянул руку в сторону замерших в ожидании детей, поманил их скрученным пальцем. Молодежь вскочила со своих мест и начала выстраиваться в очередь. Старались не суетиться и не толкаться. Взрослые заранее предупредили детей, что их ожидает, теперь каждый осознавал важность момента.

Держа мох в одной руке, второй Крак отрывал небольшой комочек и протягивал тому, кто стоял в очереди первым. Мальчик или девочка кланялись, шептали «Слава Пятну!» - и съедали полагающийся им кусочек прямо с руки шамана.

Сегодня каждому из них предстояло пережить очень тяжелую ночь. Когда впервые впускаешь в себя Пятно – это всегда больно. Магия что-то меняет внутри тебя, разрывает кости и сращивает их заново, меняет местами органы. По крайней мере так кажется. Но через эти муки стоило пройти. После них становишься по-настоящему сильным и выносливым. Ритуал делает из глупых детей охотников-варанхов – быстрых, хитрых, ловких, смертоносных. Тех, кто сумеет защитить себя и своих близких.

Медленно и важно, неспешно водя рогами в стороны и обмахиваясь хвостом от мошек, насупленный бычок тянул скрипучую телегу по старому проселку. Дорога пролегла вдоль берега реки, иногда сворачивая в лес, а потом снова выкатывалась на открытый простор. До Штыряков – небольшой деревни на окраине Юго-Восточной провинции – оставалось часа полтора.

Рассветный ветерок разогнал облака, но к полудню притомился и затих. Большую часть пути солнце висело под самым небесным темечком и палило оттуда немилосердно. Даже теперь, ближе к вечеру, духота не спадала.

Правивший телегой Мишек совсем разомлел. И немудрено – считай, четыре дня вдали от родных стен, замучился. Сегодня встал посреди ночи, выехал из города затемно, до зари, чтоб вовремя поспеть домой и не ночевать в дороге.

А вчера весь день допоздна торговал на ярмарке. Повезло, что в этот раз с явным прибытком. Прикупил новые дверные завесы и железных гвоздей, а то матушка уже плешь проела: «почини да почини, ты мужик или нет?». Выгодно взял новое стекло для оконной рамы, взамен треснувшего; всякий знает: орсийское стекло – лучшее в империи! А для бабки – мамкиной мамы, значит – купил теплый шерстяной платок. Может не самый красивый, но зато теплый – это для неё куда важнее, в таком-то возрасте. Ну и себя не забыл – на телеге красовался пузатый бочонок, в котором плескалось отменное пиво.