Фрита сидела со своей гончей; животное еще дышало, его голова лежала у нее на коленях.

Будет ли он жить? спросила Фрита, по ее щеке скатилась слеза.

Зависит от того, как долго эта тварь питалась им", - сказал Олин, наклонившись и поглаживая шею гончей. Доставь его домой, очисти рану, накорми". Олин пожал плечами. Затем он посмотрел мимо Фриты, устремив взгляд на что-то за борзой. Он встал и медленно пошел вперед, осматривая землю.

Позови пони, - сказал он через плечо. Посмотрим, сможем ли мы затащить эту гончую на одну из их спин".

Дрем повернулся, чтобы найти пони, но успел сделать всего несколько шагов, как почувствовал руку на своей руке. Это была Фрита.

Спасибо, - сказала она. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но она наклонилась вперед и поцеловала его в щеку, нежно касаясь губами кожи, с медовым запахом изо рта. По сравнению с удушливой вонью крови, витавшей вокруг его лица, это было похоже на шепот рая.

Пойдем за пони", - сказала она и пошла дальше, оставив его стоять на месте с зачатками улыбки на губах.

Ни один из пони не ушел далеко; Дрем стоял и обдирал кору со ствола дерева, а Олин остался почти там же, где и был.

Что это такое? спросила Фрита, указывая на темный предмет в снегу.

Это был новый выкованный меч, лежащий на снегу, из его овчины торчали рукоять, перекрестие гарды и рукоять черного клинка.

"Ничего", - пробормотал Дрем, наклонился и поднял его, поспешно натянув овчину на рукоять.

Дрем, - крикнул его отец, голос которого был приглушен в лесу, укутанном снегом. В этом голосе были нотки, от которых у него задрожала кожа.

Дрем побежал, оставив пони, меч был крепко зажат под мышкой, за спиной хрустели ноги Фриты. Далеко идти не пришлось. Запах дошел до Дрема раньше, чем он увидел.

Кажется, я нашел, что привело эту гончую в лес", - сказал Олин, стоя и глядя на Дрема и Фриту, остановившихся по обе стороны от него.

Асрот под землей", - вздохнула Фрита.

Перед ними была сцена резни. Земля была утрамбована и взрыхлена, снег и кровь смешались в кровавую жижу. Дрем видел огромные отпечатки лап среди розовой трясины. По всей площади были разбросаны куски мяса. Дрему потребовалось несколько мгновений, чтобы распознать в них части тела. Рука, половина ноги, плечо и рука, разорванная плоть. Туловище и голова, тело почти разорвано, кишки разбросаны, как старая веревка.

"Нет", - прошептал Дрем, потому что голова, безжизненно глядящая в никуда, принадлежала тому, кого он знал, кому его отец называл другом.

Это был кузнец Колдер.

Бледа вышел через открытые ворота Драссила. Десяток шагов в кромешной тьме, пока он пробирался по арочному туннелю под крепостными стенами и надвратной башней, а затем он вышел в последние лучи дневного света - солнце бледно светилось над деревьями Форна. Перед ним расстилалось поле мертвых, дорога прочерчивала линию через кирхи, заполнявшие равнину. Бледа глубоко вздохнул и зашагал вперед.

Он много раз смотрел на эти самые кирхи с вершин крепостных стен, знал, что они укрывают павших с того дня, когда мир изменился. В тот день, когда Кадошим и Бен-Элим вырвались из потустороннего мира и обрели плоть.

Но те же самые камни выглядели иначе, если смотреть на них с высоты, словно камешки, брошенные на полотно зеленой ткани. Теперь же они возвышались по обе стороны от Бледы, высокие, как он сам, а некоторые и выше, нависая, заполняя его мир, давя на него.

Так много мертвых! Была ли когда-нибудь такая битва, с таким количеством убитых?

Они были покрыты мхом и лишайником, земля заполняла щели между камнями, росла трава и сорняки, улитки, слизни и прочие твари шныряли между каменными плитами. Ветер вздыхал в них, словно тысячи голосов шептались.

И что расскажут мне мертвые о том страшном Дне Гнева? О доблести, храбрости и чести. Об убийствах и резне?

На мгновение он вспомнил другую битву, фигуры на земле, похожие на муравьев, Бен-Элим, слетающий на них, крики, доносящиеся до мальчика на склоне холма. Он тряхнул головой, отгоняя воспоминания, как мух, и вернулся к кирнам и их шепоту о битве при Драссиле.

Бледа много раз слышал эту историю о том, как союзники Бен-Элима были сильно потеснены и подавлены на равнине превосходящими силами Кадошима. Если Бледа не ошибается, их возглавлял черный сердцем король Натаир. Человек, который выезжал на битву на спине дрейга, страшного зверя, который теперь почти вымер в Изгнанных Землях. Кадошим первыми прошли через портал из потустороннего мира и, заполнив небо, пикировали на осажденных союзников Бен-Элима, отряд из западного королевства Ардан, где бы оно ни находилось. Все, что Бледа помнил о них, так это то, что их возглавляла прекрасная королева, прекрасная как солнце.

Эдана.

Кадошим обрушились на них как чума, сея резню. Но Бен-Элим были рядом, они бросились через портал из потустороннего мира, рискуя всем, как Джибрил часто говорил Бледе и Джин на их уроках, в отчаянной попытке спасти добрых людей изгнанных земель. Асрот был побежден, заморожен, Кадошим повержены, их союзники убиты или рассеяны, и так началась Эпоха Предания. Протекторат Бен-Элима.

Правление Бен-Элима, как бы они это ни называли.

Бледа взглянул на небо, бледное и открытое сейчас, когда он вышел за пределы полога великого дерева, и представил себе Кадошима и Бен-Элима наверху, заслоняющих солнце, проносящихся и кружащихся в воздушном бою. Он почти слышал эхо их боевых криков, их предсмертные вопли, взрывы дерна, когда они рушились на землю.

Должно быть, это было зрелище, на которое стоило посмотреть.

А потом он прошел через кирхи, и по обе стороны дороги выросли первые деревья Форна, густеющие по мере того, как он шел дальше. Всего за несколько шагов мир вокруг него изменился, превратившись в место сумерек и теней, царапающих ветвей, меняющегося света и шелеста листвы. Птицы звали птиц, насекомые стрекотали, дерево скрипело.

Лес шумит громче, чем я мог себе представить!

Он редко ступал за пределы Драссила. Ему было позволено: в качестве подопечного Бен-Элима на него не налагалось никаких ограничений. К нему относились как к почетному гостю, а не пленнику, даже если Джин говорила обратное, поэтому он мог свободно выходить на равнины вокруг Драссила или даже в лес, хотя и не решался это делать. Он не хотел делать ничего такого, что могло бы заставить Бен-Элима усомниться в нем или опозорить его клан. Бледа знал, что путы вокруг него - это не толстая веревка или тяжелое железо. Это были узы долга, чести и угрозы, и они связывали его крепче, чем что-либо, созданное человеком. Он знал, что если попытается уйти, сбежать, вернуться к своим сородичам, то будет виновен в нарушении мира между Сираком и Бен-Элимом. Он не хотел делать того, что опозорит его род или навлечет на них гнев Бен-Элима.

"Ты должен быть сильным", - говорила ему мать все эти годы. И он старался быть сильным, каждый миг с того дня до нынешнего.

В некоторые дни это дается труднее, чем в другие, подумал он, поднося руку к своему пульсирующему лицу. Один глаз все еще был закрыт от удара, и он все еще чувствовал вкус крови. И он ходил, прихрамывая, с болью в бедре. Он знал, что могло быть и хуже.

Было бы хуже, если бы не Рив.

Он знал ее имя. В стенах Драссила жило много людей, многие тысячи, но через пять лет ты, как правило, знал большинство из тех, кто тебя окружал. Особенно тех, кто проводил время на оружейном поле, которое он посещал чаще всего. Он часто ходил туда просто посмотреть, как тренируются другие, когда его не учили, или послушать, как Джин издевается над ними, и он заметил, что Рив, похоже, проводит там больше времени, чем другие. Определенно больше, чем требовал режим ее тренировок.

Она смущала его: она владела многими видами оружия.