Прогулки, несмотря на подобные сложности, дали результат, пусть от самых важных и ключевых мест Вэсленда практически ничего и не осталось. Дождь смыл очень многое, не оставив от некогда величественных, старинных или попросту красивых построек - кривых уродцев, около которых, с сожалением, собирались снос-бригады. Город в целом находился в упадке, которого не знал веками, трупы заполнили улицы, пожары, затопления и все прелести города, что резко замер, не зная о том, что его ждет. Ласки сделали что смогли, сами сложив головы в попытках сохранить инфраструктуру и жизни обычных горожан, но даже так, большая часть районов тонула во мраке, лишенная воды и пищи, а тысячи лишились жилья. В воздухе кружили вертолеты с гуманитарной помощью и, зачастую, оборудованием из столицы, призванное заставить работать заводы и электростанции. Лишенные руководства (ввиду взрыва особняка Гвардии и смерти своих руководителей) компании оказались потеряны в грызне руководителей, за право возглавить свою фирму, правительство пошло на отчаянные меры, силой и угрозами избрав главы и даже… заставив исчезнуть особенно несогласных. Анастасия говорила об этом с таким ледяным спокойствием, что услышав впервые, мне даже на секунду показалось, будто они действительно просто испарились. Впрочем, на вопрос Дымка чем теперь мы лучше советов, никакого внятного ответа от босса не последовало.

Вчерашний день был самым богатым на события, начиная от утренних удивлений, когда впервые за больше чем десять долгих дней я смог поджечь собственные пальцы, магией контролируя огонь, и продолжающихся все оставшиеся сутки. Значительная часть воспоминаний вернулась ко мне и раньше, но магия… она оставалась чем-то удивительно далеким, и потому даже подобный фокус стал для меня поводом для радости. Дальше вновь явились знакомые и друзья, по крайней мере те, кто остался невредимым. Дерви и разумеется Андрий, дотащившие до города мое тело и спасшие мне жизнь. Дерганная и еще более запутавшаяся в самой себе Трейс, что всегда уходила последней, плачась мне в плечо и сетуя, что даже в день x предпочла остаться в стороне, с трудом оклемавшаяся Одри до сих пор передвигающаяся при помощи наложенных на хвост и спину шин, также ставшая еще более тактильной и ласковой, Сайфт, что снова остался почти полностью целым, но с странными помутнениями в рассудке, что иногда заставляли его зависать на весьма продолжительный промежуток времени. По словам Дерви, несколько раз он чуть не умер из-за того, что не мог сделать вдох. Анастасия даже приставила к нему собственного напарника, следящего за óни.

Сильва не появилась ни разу, и по тревожным сообщениям Анастасии, они вообще не могут найти ее в городе. Вариант смерти никто не рассматривал, но уйти в самоволку она могла. Дымок до сих пор пытался восстановиться, лишь раз заглянув в начале лечения с целым конвоем магов за спиной, Иларию отвезли в Грецию для попыток восстановления и к семье. (Ввиду того, что гарпия оказала помощь Вэсленду и Авернсу, и находилась в крайне тяжелом состоянии, Азазель смог добиться отказа от продолжения преследования и прикрытии ее дела, но свободный въезд ей до сих пор был ограничен) О Жэли, Керли и остальных знакомых, ничего слышно не было, Анастасия не могла дать ответ, но уверила, что как только они выйдут на связь, то я об этом узнаю если не первым, то точно не последним. Босс в целом вела себя максимально благодарно и даже заботливо по отношению ко мне, навещая каждый день и продолжая доставлять новости. Это было внезапно, но вчера она все же призналась, что отчасти, ее уговорила на это Геката, максимально оскорбленная тем, какой титул ей даровал Прометей. На мой вопрос, кого же она предала, богиня магии лишь улыбнулась, после чего размывчато ответила “Их”.

Когда знакомые покинули меня, это был уже вечер субботы, я вновь вернулся к магической практике, и смог добиться удивительных результатов, практически вся сила вернулась ко мне, пусть щит и получился дергнанным, а хлопок куда слабее обычного. Это дало мне надежду и подняло настроение, что стремительно падало вниз с каждым днем бессилия и забвения, что преследовал меня с конца дела. Но бесспорно, слова Надежды отразились только сегодня, утром воскресенья, когда я открыл глаза поутру, видя над собой ее ниспадающие на мое лицо локоны.

На меня смотрели лазурные глаза Гелии, наполненные болью и одновременно счастьем, таким искренним и чистым, что выбивали у девушки легкие, почти что незаметные слезы. Ее длинные волосы чуть рябили в глазах, пусть и их цвет стал куда более бледным, нежели две недели назад, но плевать я хотел на подобное, несмотря даже на то, что было несложно заметить седые пряди, которые девушка пусть и не прятала, но будто намеренно переложила за дрожащие от напряжения уши, лишь бы отсрочить момент, когда я их увижу. Но несмотря на это, ее волосы не утратили ни своей шелковистости, ни блеска, тусклого блеска водных глубин, ни приятной нежности, сравнимой с теплой, прибрежной водой. Бледные губы, на которых вечной памятью остались два глубоких шрама и несколько незаживших до этого дня ран, кровь с которых была предварительно смыта водой, но уже сейчас, вновь выступила, отчаянно дрожали, иногда смыкаясь так плотно, что начинала подергиваться вся челюсть, но иногда не могли сдержать прерывистого, тяжелого дыхания, что обдавало меня словно прибрежный бриз, наполняя теплом, которого так не хватало, среди вечного дождя и отчаянных дней забвения. Ее аккуратные плечи оказались под белой парчевой рубашкой, с слишком широкими для девушки рукавами и расстегнутыми у запястий нефритовыми пуговицами, что отражали свет ламп, начиная играться своими узорами. Около шеи лежали наложенные от ожогов повязки, горло пострадало сильнее всего, от чего каждый вздох давался ей с трудом и легким, еле различным даже в тишине, хрипом, что впрочем не мешал девушке дышать быстро, под стать бешено бешено бьющемуся сердцу.

Перед тем, как я успел что-либо сказать или сделать, ее губы на несколько секунд лишили меня дыхания, заставляя вновь забыть где и зачем я был. Холодные касания пальцев, на которых чувствовались остатки ожогов приводили в чувство и вырывали из тех крох сонливости, что еще оставались в теле, и полностью останавливали всякое движение, отдаваясь ей. Гелия отчаянно сжимала мои плечи, проводила ногтями ногтями по оголенной коже, ровно по венам или около шеи, но неизменно заканчивалось все именно тем, что девушка испуганно, чуть ли не параноидально, отводила руки к рубашке, чтобы вновь прижаться ко мне, стиснув ее в пальцах. Постепенно садясь на кровать, все сильнее сближаясь и нежно, с наслаждением, оставляя поцелуи на щеках, шее и губах, она не давала мне произнести ни слова, ничего не говоря сама, и только лишь тяжело вздыхая, иногда выдыхаясь. Я безвольно лежал в ее власти, имея силу лишь поднять свои онемевшие руки и погладить ее спину, прижаться к ней, коснуться волос, оголенных запястий, предплечий и выпирающих ключиц, что маячили прямо перед моим взглядом в те моменты, когда она поднималась, чтобы сделать вздох. Ее холод был столь… обжигающе теплым, что затмил для меня абсолютно все иные ощущения и чувства, в ушах повисла тишина, а на языке играл приятный вкус морской воды, куда менее соленой, чем в океане, но такой же свежий, теплый и интригующий. Глаза Гелии часто моргали, но неизменно глядели на меня, поднявшаяся с груди рука аккуратно гладила мои скулы, иногда касалась длинных волос, мочек уха, оставляя на теле человека узоры и целые слова, вычерченные ногтем. Казалось, что поцелуй продолжался вечность, но как я говорил ранее… все когда-нибудь имеет конец, но сейчас, я даже не был против этого. Ее голос… я не слышал его очень давно, учитывая, как долго тянулся каждый из прожитых мною дней, и каким долгим адом было заключение в имматериуме. Без памяти, без сил, без каких-либо смыслов к существованию, по сути никем. Наверное… Сейчас больше всего я желал услышать именно ее голос, ведь касания уже ощутил сполна

- Ты наконец рядом со мной… - Ее руки обвили мою шею, лоб прижался к моему, губы застыли в воздухе, разгоряченное дыхание приятно согревало, давая разрядку после ледяных поцелуев. Гелия аккуратно легла на меня, не обращая внимания ни одежду, ни на собственную обувь. Впрочем, будь она вся в крови и грязи, я все равно бы находился на седьмом небе от счастья, лишь от того факта, что она рядом. Ее сердцебиение отзывалось мне, я чувствовал все волнение, что теплилось в ее болезненном теле, которое радость делило с страхом, продолжая жаться ко мне, словно опасаясь, что кто-то отберет меня. - Мне… столько рассказали, столько произошло… но, но сейчас… ты рядом со мной, да? Ты правда живой… Ты помнишь, кто я, да? Прошу… не говори, что не знаешь кто я, я не смогу… нет…