С трудом поднявшись, я вытер грязным рукавом разбитую губу, ощущая на языке приятный вкус собственной, сладковатой крови, дразнящей мой язык, возможно в чем-то Эсвель была и права… Но неважно. Нужно было двигаться раньше… Сколько сейчас вообще было времени? У меня вообще есть время на отдых? Должно быть. Я физически не смогу завтра вернуться к полноценной работе, по крайней мере, с утра. Я не чувствовал ни своего собственного тела, ни пространства вокруг, ни изнанки. Мои мысли умирали в сознании, так и не рождаясь до конца, оставаясь лишь странным придатком к белому шуму, поселившемуся у меня в мыслях, мои ощущения и чувства огрубели, что пусть и звучало поэтично, но напрочь лишали меня адекватного восприятия мира, что для детектива была просто необходимо. И хуже всего, я понятия не имел… что мне требовалось для того, чтобы прийти в себя. Еда, сон, питье? Сейчас, все человеческое казалось до смехотворного мелочным, просто ненужной грязью, лежащей между мертвыми, искаженными телами. Неужели, мне внезапно требовалась помощь священника или тем более молитва? Вздор… Я только что был там. Я был мертв. Меньше всего мне сейчас нужно слушать о том, что кто-то там нас любит… Потому как ничьей заботы я не ощутил. Так что требуется измученному телу? Что вообще можно предложить ему, когда даже тепло солнца обжигает? Это угнетало и без того мое подавленное сознание, заставляя изнемогать от жажды чего-то… но чего, я не знал и не понимал. Наверное именно в такие моменты крутые парни и закуривают свою последнюю сигару… Которые я не курил. Что же, даже клише не поможет, можно официально считать это концом.
Именно под такие мысли я и двигался еще минут двадцать, пока наконец не смог добраться до выхода, впервые за, казалось, десятилетие касаясь ногами выжженной, сухой земли, которая ждала меня на улице. Признаться, я надеялся увидеть нечто красивое… хотя бы живое, просто нечто, что радовало глаз своим эстетическим образом. Но кажется, сегодня подобного я уже не увижу, точно не в ближайшее время. От лабиринта остались только лишь парящие в воздухе горящие листья, да серый пепел, отражающийся под тусклым солнцем. Пустое поле, раненное множеством порезов, которые уходили в землю, жухлые остатки травы, еще горящие неподалеку пожары… И все это, в момент, когда вообще весь лес впереди сгорал, застилая пожаром целое небо. Пышные, черные тучи, идущие на север, вздымались над пылающими огнями сотен деревьев, что пали случайными жертвами нашей войны с Прометеем, черт... Я совсем забыл о моем маленьком экологическом теракте. Но замерев, я отчетливо увидел, как среди темных туч блеснула молния, а после, погода резко сделала кульбит, поглощая земное светило в тень и начиная поливать мертвую плоть земли жестким, холодным дождем, который барабанил по сухой грязи и застывшему грунту, пытаясь пробиться к свежей земле, таящейся где-то там, внизу.
Кажется, кто-то из богов решил предотвратить катастрофу… Я сделал несколько аккуратных шагов, чувствуя, как дождь неприятно ударяет по голове и плечам, даже вызывая некоторое раздражение, лишь постепенно сходящее на нет. Что же… одной проблемой меньше, наверное, стоит за это сказать спасибо, медленно двигаясь по остаткам лабиринта, подумалось мне. Вознесся глаза к небу, я выдавил кривую, перекошенную но чертовски искреннюю улыбку, одними губами благодаря кого-то из Них за ливень, после чего, продолжил свой медленный марш, ведущий обратно, к машине Андрия.
По пути я все больше убеждался, что никакая это не божественная милость, а лишь очередная попытка меня доконать и рассердить. Вода лилась холодными ручьями по моему телу, рубашка начисто прилипла к холодной коже, книги в сумке промокли, а волосы окончательно стали кашей, своими кончиками лишь заслоняя мне взгляд. Словно зомби, такой же неуклюжий и грязный, я плелся по знакомым местам, держа в сознании лишь то, что по хорошему, стоит забрать амулет Люсиль. Точно… А ведь лишь недавно, меня волновала проблема ее судьбы, и это казалось мне чем-то важным. Как забавно… Это ведь было сегодня утром, а кажется, будто несколько месяцев назад. Хотя признаться, постарел я точно лет на десять, за один только сегодняшний, проклятый от начала и до своего конца, день.
В душе постепенно наступало отчаянное смирение. Я не был в силах что-либо изменить, все, что случилось, уже не сотрешь, можно только пожинать плоды. Особняк скрылся из моего поля зрения, теперь я просто брел по выжженному лесу, среди трухи и обгорелых листьев, коры, древесины. Разум отчаянно вытаскивал воспоминания о том, где мы закопали талисман, и слава богу нашел нужную папку. Около указательного знака… Но раз за разом оглядываясь, я не видел этого ориентира, хотя казалось, что иду я уже целую вечность. Звуков машин или иных знаков, дающих понять, что вот вот меня заберет на машине Анастасия, тоже не предвиделось. Хотя сейчас, меньше всего мне хотелось пересказывать свои злоключения боссу, что явно не собиралась гладить меня по голове и успокаивать. Она вытягивала все без остатка, а подробности вполне могли стать для меня путевкой в безумие, вызвать очередные припадки или доконать мозг настолько, что тот просто прикажет сердцу остановиться, лишь бы закончить все это и забыть то дерьмо, в котором участвовал. Нужно было решить, как лучше всего сделать, чтобы рассказать достаточно, но не слишком много. И как объяснить Анастасии, что мое “слишком много” И вправду мать его слишком много, и не заслуживает углубление в тему так глубоко, как она хочет. Надеюсь, ей хватит ума понять и не трогать меня без надобности, по крайней мере, сегодня. Она ведь может быть человеком, я видел это… Я был уверен, что могла быть! И сегодня, я узнаю ответ на это. Но для начала… нужно было выкопать амулет. Как можно скорее, пока его не смыло куда-нибудь водой.
Скоро показался знакомый мне указатель, который ничуть не изменился со времени нашего прошлого появления здесь. Значит… Это просто я медленно плелся? Забавно… Аккуратно свернув направо, я двинулся по уже растекшейся грязи, игнорируя то, насколько сильно пачкал брюки и куртку. Сейчас, чистота волновала меня меньше всего. И пожалуй, не без причины. Этой одежде все равно не суждено остаться в моем гардеробе… слишком много в ней таилось боли, слишком много крови на ней, которую не отстирать уже ничем. И более того, она буквально впитала в себе все то, что произошло. Она была отзвуком смерти, отзвуками боли, отзвуком великого греха и перерождения…
Аккуратно опустившись на колени, я начал методично разгребать пальцами грязь, откидывая в стороны. Это было столь дико и неестественно для меня, столько отвращения могло бы вызвать в нормальном состоянии, что сейчас, лишь улыбало и веселило. Мне было плевать, насколько я испачкаюсь, не вызывали во мне отвращение ни насекомые, ни черви, попадающиеся под пальцами… Я вновь и вновь откидывал грязь в сторону, пальцами вонзаясь в свежую, рыхлую землю. Но чем глубже я уходил под землю, тем стремительнее забывал о том, что вообще искал амулет Люсиль. Оказывается, не думать это так весело… просто что-то делать, что-то искать или прилагать легкий труд, ничего сложного, лишь движения рук, пальцев, улыбка на лице да редкие удары костяшками по камни, мешающие мне найти нужное… Но приносящие с собой простой смешок и последующую месть, выглядящую как выбрасывания камешка в сторону.
Этот процесс увлек меня даже сильнее, чем я предполагал или мог предположить. Кажется, что мое сознание наконец расслабилось, впустив в себя толики спокойствия и счастья, позволив себе просто отдаться странным, детским инстинктам. Я дал передышку всему телу, что изнемогало под тяжестью дел, мыслей, воспоминаний и планов, и это стало для него подлинным раем. А планов, которые требовали осмысления, у меня было в достатке. Так много работы, и так просто забыть ее, раскидывая грязь, в поисках блестящей вещички, принадлежавшей даже не мне, а подозрительной подруге. В процессе, я забылся настолько, что перестал чувствовать усталость, раздражение от дождя, холод и какие-либо иные факторы. Вода, текущая по-моему лицу и телу, липкая, мокрая одежда, мятые брюки, заляпанные грязью, по которым ползают мелкие личинки, падающие при каждом движении… Так безумно дико, и вместе с тем, так расслабляюще прекрасно. Это есть забвенность… повторение мать небытия. Вот, что я смог понять, стоя на коленях в грязи.
