Лицо выглядело лучше всего остального тела, но на нем уже вырисовывались две лишние пары паучьих глаз, постепенно раскрывающихся на лбу, жвалы около ямочек рта прорезали бледную плоть, оставляя тонкие ручьи крови, идущих к подбородку. Глаза резко сузились, но пока что, сохранили привычный болотный оттенок, не став полностью черными. Волосы уже выпали, оставив лысый, болезненно неровный череп, что вскоре тоже изменится, под стать новому облику некроманта, став костяной короной, пробивающей хитин.
- Время пришло, да? - Тихо спросил я, делая тяжелый вздох и сдерживая эмоции. Конрад склонил голову, слегка улыбаясь уголками рта. Я не мог понять этого… Хотя, вернее было сказать, что я не хотел понимать его счастья. Но возможно, за свыше чем три столетия… Он что-то понял. Я всегда понимал, что он был куда умнее, легче постигал окружающий мир. Наверное, ему так будет проще. - Жаль, что все кончилось, mentor, но вижу, что тебя это не тревожит. Полагаю… ты обрел покой!
- Ты слишком юн, чтобы понять мудрость смерти… Бесспорно, новый облик не то, к чему привык бывший католик, но жизнь порой слишком извращенна для того, чтобы прожить ее чистоплотным. Теперь ты веришь, что это я, мой geselle? Или считаешь, что этот… Кулсан, мог воссоздать меня?
- Честно? Нет, не верю, mentor. Но сейчас это не связано с Кулсаном… Это связано с твоей новой судьбой. Мне… сложно принять это. - Я сделал несколько шагов вперед, изучая нового Конрада. На душе было тяжело и едко… Но возможно, это было бы лучше, чем если бы наставник умер, определенно, это было лучше его смерти. Так, я хотя бы мог быть уверенным в том, что он где-то есть. Пусть и в месте, которое я бы хотел посетить только разве что перед смертью. Пусть и в месте… Где он не больше, чем один из тысяч. Не больше, чем раб. - Пустишь старого ученика в дом? Я так давно не видел блеска твоих икон… Признаться, мне не хватает их.
- Natürlich, komm rein. - Будущий жрец смерти кивнул, продолжая безмятежно улыбаться. Развернувшись на сто восемьдесят, он двинулся вглубь дома, освобождая для меня проход и подзывая когтями. Ноги подкашивались от страха и боязни вернуться туда, откуда когда-то ушел. Но я зашел в дом, зная то, что должен это сделать и вмиг чувствуя прилив странной, колющей в сердце ностальгии, которая лишь усилилась внутри избушки, родной, любимой избушке.
Внутри было тепло, как и всегда. Я не зря хвалил отопление в этом месте, даже в минус тридцать, тут всегда было тепло. Скрипящие от моей медленной поступи половицы хранили под собой целую лабораторию, скрытую от взгляда всяк сюда входящего, но которая стала для меня первым опытом в зельеварении и приготовлении ядов. Деревянные своды, держащие потолок, являлись подлинными произведениями искусства, которым место где-нибудь в Ватикане. На красном дереве, полными скорби, отчаяния и страха глазами, смотрели вручную резные лики святых, раскрашенные вручную, с помощью собственной крови и красителей. От того, одеяния избранников Его казались особенно грязными, особенно мятыми и жалкими, кожа по извращенному израненной, но в тоже время взгляд, он был светлее чем любой, изображенный когда-либо в этом мире. В правом углу стоял, неизменно светящийся истинным, божьим светом, красный угол. Иконы и вправду блестели, причем не от злата, даже сейчас. Их было великое множество, а над всеми, возвышалась сотканная из золотых нитей, шелковое изображение самого Христа, распятого на кресте. Никогда не смотрите на этот гобелен слишком долго. Я не знал, что он сделал с этим полотном… Но… В какой-то момент, полки начали громыхать копьями, вновь протыкая тело мученика, небо разрезали молнии, предвестники скорой беды, языки адского пламени лизали ботинки стражей, терновые путы врезались в свежее, оголенное мясо. Иногда, в святые дни, гобелен кровоточил, Солнце на удивительном полотне гасло, а взгляд Спасителя темнел от алых, гранатовых слез, которые гасили подступающее адское пламя. Я застал это лишь несколько раз, и в такие дни, старый инквизитор разбивал кулаки в кровь, проводя день в молитвах и смешивая собственную кровь, с Его. Святотатство? Ересь? Бесспорно. Но что вы знаете… Я знал достаточно, чтобы не сомневаться в искренности поступков Конрада. В его пылающей вере в то, что ему пришлось предать, во имя новой борьбы.
Под потолком громыхали множественные связки из тотемов, старых запасов сушеных конечностей, еды или ингридиентов. Свет исходил от редких факелов и огромного камина, являющегося по совместительству местом, напротив которого я спал первые годы обучения, пока еще не мог полноценно вернуться в город. Признаться… В то время, я чувствовал себя истинно живым. И ни одно другое время уже не сравниться с тем спокойствием, с тем счастьем.
Наставник даже сохранил шкуры на которых я дремал, что и сейчас аккуратно лежали около огня, бьющегося в каменных стенах камина. Мой взгляд с болью скользил из стороны в сторону, глядя то на заполненные разными безделушками шкафы, то на старые книги. Первые, зачастую, были уставлены законсервированными банками со всем, что вы можете себе представить и чего представить не можете. И далеко не всегда, это были ингредиенты для ядов или ритуалов, я точно помнил, что на третий полке, третьего шкафа, на третьем месте слева, стояла баночка с соленьями, но в тоже время, рядом с огурчиками вполне себе спокойно стояли нарубленные отростки голов гидры, что действовали как прекрасный антидот против десятков ядов и, что неудивительно, компонент для многих зелий регенерации.
Помимо вышеупомянутого, стояли и личные вещи Конрада, множество старого оружие, причем не только холодного, я видел мушкет и даже нечто, похожее на винтовку Мосина, стоящую за рядом баночек. Здесь были и разного рода фотокарточки, старые рисунки, какие-то наброски местности, десятки медальонов, иногда расколотых, что висели на кривых гвоздях, вбитых в стены дома, рядом с ними красовались трофеи, в лице голов демонов, частей их же тел, или даже полноценные макеты бесов, импов и прочей мелкоты, которая не представляла серьезной угрозы для магов, и от того часто становилась предметами декора. Человеческие манекены тут тоже были… Но по словам Конрада, в их смерти виноват не он.
Книги являлись отдельной темой для Конрада, ибо ничто в жизни, он не ценил больше знаний. Книги были везде, тонкие, толстые, пособия и философия, основы идеологий, опровержения этих идеалов… Целые трактаты о медицине, об экономике, о литературе, политики и даже точных науках, вроде физики. Экземпляры еще с его века, новейшие издания, тут был рай для книжных червей, пара книг являлась точными копиями медицинских учений, сгоревшими в Александрийской библиотеки. Разумеется, книг о некромантии здесь тоже было немало, точнее, целых два полных шкафа, что буквально трещали от знаний и силы, наполняющих их. Если это место каким-либо образом пострадает… То даже падение вышеупомянутой Александрийской библиотеки, не покажется человечеству столь значимой утратой. Ибо все, что находилось в этом доме, имело свою ценность, просто разную, в рамках своей старости, принадлежности и даже практического значения.
Того, что можно назвать кухней, здесь не было, место и планировка не позволяла. Просто за одной из многих кожаных штор, стояли несколько стульев, вокруг стола из пня какого-то старого дерева, прогнившего изнутри, и из-за этого факта сделав по совместительству небольшим сундуком. Из окна мрачным, но родным сияньем, бил тихий лунный свет, что крайне хорошо справлялся с ролью ламп, которых здесь не было из-за опасности пожара. Аккуратно сев на давно сгнившие внутри стулья, я сбросил сумку на пол, кладя руки на неровную поверхность стола и на секунду замирая. Как же давно… как же давно.