Ваш покорный слуга, г. р. 1923, уроженец Москвы, воевал на том же участке фронта, что и Фридрих Т. А. Кугель-Фогель, но по другую сторону окопов. Мы с ним стреляли друг в друга, однако, к счастью, промахнулись. В настоящее время тружусь над книгой армянских впечатлений, собираясь посетить мастерскую моего ровесника Акопа Акопяна, родившегося в Александрии.

Я часто бываю в мастерских художников, но никогда не делаю этого специально. Коль ты идешь туда без приглашения, у тебя с собой должно быть нечто такое, что ты мог бы воспроизвести вслух.

Я был столь переполнен Акопом, что онемел при встрече. Открылась заветная дверь, ведущая в чужую тайну, и мы оказались в мастерской.

Я начал с бормотанья:

— Мы явились на свет в одно и то же… иначе я не посмел бы…

Меружан исправно переводил на армянский, возвращая мне ответы в русском варианте.

— Прошу вас, я рад.

Стоп! Там же магнитофон крутился, отчетливо вижу его затвердевший в памяти прямоугольник, чернеющий на полу, и змеистый черный шнур, впившийся в источник питания.

Но это после, после. А сейчас мы только вошли, еще топчемся в районе двери, разбираем сидячие места в предвкушении изобразительного пиршества, приехали-то полной машиной, тут и Феникс, и Давид, и Шаэн, благо возник предлог проникнуть к Акопу.

Перемещаюсь ближе к Меружану:

— Как отчество Акопа?

— Я не знаю. Для всех нас он Акоп.

— Как же его называть? Я не смею без отчества.

— Называйте: маэстро. Так будет правильно.

— Скажите, маэстро, какой размер холста вы предпочитаете всем остальным и чем вы их измеряете, световыми годами или другими зрительными единицами?

Вопрос чисто риторический, ибо магнитофон не включен.

Однако же как жаль, что маэстро не говорит по-русски. Поэтому первая реплика, предназначенная для преодоления неловкости, рождается сама собой, она и должна расставить все по местам, равно как рассадить нас по стульям и креслам.

— Маэстро, прежде всего я хотел бы просить у вас извинения, что пришел в ваш дом, не зная вашего языка.

Меружан переводит. Со стороны присутствующих сыплются щедрые филологические дары.

— Могу предложить французский язык.

— Увы.

— Английский.

— Еще раз увы.

— Арабский.

— Увы, увы, увы…

Таким образом, незнание сплачивает наш разрозненный дотоле коллектив. В чем проблема? Есть четыре переводчика с армянского, уже расположившихся в предложенных местах и нетерпеливо созревающих для просмотра. К тому же мы имеем дело с искусством, не связанным с речью и потому вообще не нуждающемся в переводе.

Кусочком замши, захваченным из дома, привожу в готовность очки. Но где же сам хозяин, маэстро Акоп Акопян, народный художник Армянской ССР и прочая? Почему я до сих пор не описал его, а вместо того ухожу в отвлекающие детали?

Попробуем все же. Его лицо привыкло к сосредоточенности больше, чем к улыбке… Нет, не успеваю. Маэстро уже придвинул мольберт, готовя точку опоры. А у правой стены, куда он подошел, я замечаю череду холстов, косо приставленных к стене, как книги на полке. На тыльной стороне что-то обозначено: 73×100 или нечто другое, более мудрое. Пауза.

Скажите, маэстро, вы не волнуетесь сейчас? Только честно. Почему я должен волноваться? Ко мне пришли друзья. Холсты эти старые, я много раз показывал их. Это как перерыв в работе, своего рода отдых, дыхательная пауза, когда рука немеет от кисти. Учтите, я ответил честно.

Нет, все же мне кажется, что маэстро несколько волнуется, чуть-чуть, самую малость, неприметно для глаза, но все же: да или нет? Повторяю: все нормально, я спокоен, полон достоинства. Автору же непременно надо представить дело таким образом, будто герой волновался в его, автора, присутствии. Уверяю вас, маэстро, все обстоит наоборот, автор сам волновался в присутствии героя, так как последний никак не поддавался изображению.

Движения плавные, даже с оттенком вкрадчивости, улыбка доброжелательная с переходом в проницательность, глаза блестящие от мыслей — испытанные словесные наборы никак не подходят к данному случаю, герой не вмещается в них. Акоп Акопян оказывается сложнее того слова, которым я владею.

Все же я не теряю надежды. Что может быть проще такого упражнения? Протянуть правую руку вперед, полусогнувшись, ухватить пальцами правой руки верхнюю перекладину, приподнять холст, делая два шага по направлению к мольберту, повернуть его при движении на 180 градусов и снова, полусогнувшись, поставить холст у подножия мольберта, разжать пальцы правой руки, выпрямиться. Упражнение считается выполненным.

Не правда ли, все просто, на грани физического примитива? Но сколько мучительных движений должна была совершить рука, производя на свет букву за буковкой, мазок за мазком, прежде чем на свет явится страница гениальных словосочетаний или великий холст, небывало спрягающий цвета и фигуры.

И вот финальное движение, венчающее тяжкий труд, — движение пальца, отыскивающего нужную страницу, движение кисти руки, переворачивающее на 180 градусов исполненный холст. Что явится сейчас миру: каракули, мазня, кикимора?

Спрашивается, как можно расположить на холсте мироздание, хотя бы малую его частицу размером в 73 парсека и сколько тысячелетий должна была трудиться природа, чтобы произвести на свет подобное чудо?

Ответ:

Уголок деревни, X., м. 94×62, 1968.

У канала, X., м. 80×121, 1971.

Миры, миры… Где я видел их, на каких планетах? Сколько мирозданий может разместиться на кончике одной кисти, сложенной из отборных волосков колонкового хвоста, волосок к волоску, обрезать их можно только со стороны основания, ни в коем случае не с конца, иначе разрушится гармония, сотворенная чуткой природой, тут целая наука, есть великие мастера, Страдивариусы кисти, плоская кисть для мазка, круглая для линии, кисти необходима чуткость, руке твердость, мне попалась редкостная кисть, я берегу ее пуще глаза, по ночам кладу под подушку, чтоб не сбежала, и завтра утром, едва солнышко пробьется в окна мастерской, снова была готова к работе, пропитанная моими цветными сновидениями.

Давайте договоримся: в искусстве все условно и потому условимся еще об одной безусловной условности. Ну хотя бы так: если тебе приставят нож к горлу и потребуют — раздели искусство.

Но как разделить его, если оно неделимо, хотя и условно? Уберите нож от моего прекрасного горла, гражданин искусствовед, ибо я не собираюсь наступать на горло собственной песне.

Два слова: зеркальщики и животворцы. Убрали нож? Продолжаю дальше.

Зеркальщик отражает внешний мир. Зеркало, в сущности, равнодушно к методу отражения, словом ли, краской, звуком, потому столь похожи зеркальные книги и зеркальные картины. Откроем наугад страницу. Сразу после завтрака, договорившись предварительно по телефону, мы прибыли в уютную мастерскую на улицу Комитаса, где трудится наш замечательный товарищ имярек. Меружан поднял руку, нажимая кнопку звонка (какая восхитительная редкостная деталь, не так ли?). Дверь открыл мужчина средних лет, еще полный сил, это был он, мой герой, которого мне рекомендовали в партийном бюро творческого союза. Завязался непринужденный разговор… Послушно следую за действительностью, не отставая от нее, но и опередить не смея, не было такой директивы. Бдить эпитет, поймать на лету метафору с перебитыми крыльями, смастерить по ходу пейзаж с цветущей развесистой клюквой на переднем плане. Яркость отражения зависит от качества шлифовки зеркальной поверхности, при этом нам необходимо такое зеркало, чтобы оно отражало не искажая. У меня редкостная кисть из колонкового хвоста, на одну кисть ушло шесть колонков, остальное жене на палантин, зато получилась на славу, нежная, ласкательная, сама рисует, взял ее в Италию, венецианская лагуна, 15 минут, 42×58, плюс десять минут на сушку, мостик над каналом, вулкан Везувий, 12 минут, больше нельзя, мы же туристская группа, товарищи торопят и сами торопятся, еще 10 минут на сушку и утруску, а мы все в одном творческом автобусе, вот он, кстати, на фоне Колизея, X., м. 42×58, какой красавец получился, как живой, я имею в виду автобус, я сушил его выхлопными газами, это мой метод, выхлопные газы создают налет древности, за полчаса холст становится старше на 300 лет. Да, я зеркальщик — и тем горжусь. Мы как Атланты, на нас держится мир. Если мы не отразим эту действительность, наши внуки и правнуки будут вправе признать ее несуществующей. А я ее отражаю творчески, на высоком идейно-художественном уровне, причем учтите, идейное стоит на первом месте, на втором художественное, ибо первое определяет второе, словом, итальянская поездка удалась, привез более тридцати холстов, жаль, что мало побыли, всего одна неделя…