На протяжении многих лет я думал о них. Что они делают. Живы ли они. Процветают ли. Но с тех пор я стал ценить жизнь, которую я создал с Талией, и нашу маленькую хижину в лесу. Здесь она и Ашер — все, что мне нужно.

— Ты любишь это место.

— Я да. Она проводит пальцами по моему лицу, ее прикосновение сбивает с толку переключением между моими страстными желаниями и спокойствием.

— И я бы осталась здесь навсегда с тобой. Но есть часть меня, которая жаждет приключений. Было время, когда я боялась этого мира, но с тобой? И Ашером? Я хочу увидеть все это. Я хочу прожить все это.

Мысль о том, чтобы бродить с ней по открытым землям, вызывает у меня в венах другой прилив возбуждения. Порция адреналина пробуждает от долгого зимнего сна. И все же, в то же время, у меня скручивает живот от опасностей, с которыми мы столкнемся на этом пути. Возможность того, что с ней что-то случится. Беспокойство, которому я никогда не придавал особого значения до появления Талии.

В одиночку я был готов пойти куда угодно, невзирая на опасность. Теперь, когда я испытал настоящий страх, агонию от потери ее, я не хочу рисковать.

Я помню те темные места, в которые я провалился после того, как Ремус причинил ей боль. Адские глубины в моей голове, из-за которых я чувствовал себя скорее животным, чем человеком. Мрачные и отвратительные мысли, за которые она проклинала бы меня, возможно, даже заставляли ее немного бояться меня, если бы она была посвящена в них.

Нахмурив брови, она наклоняет голову, несомненно, уловив мое внезапное беспокойство.

— В чем дело?

Я был бы склонен поделиться с ней своей неуверенностью, если бы не этот дикий блеск, мерцающий под ее заботой. То, с чем я слишком хорошо знаком, искра приключения, которую не может притупить страх.

— Если это тот мир, который ты хочешь увидеть, я последую за тобой, куда бы ты ни пошла.

Ее взгляд смягчается, и она наклоняется вперед для поцелуя, который я с радостью дарю.

— Не обязательно сегодня вечером. У нас вся жизнь впереди.

Глядя на нее, я молча пытаюсь переварить эту мысль: целая жизнь с этой женщиной. Это чертовски невероятно, но в то же время недостаточно. Никогда не бывает достаточно. Только эгоистичный придурок мог желать большего в мире, который скорее увидит, как мужчина умирает с голоду или еще хуже, и я не забыл, что не так давно иметь женщину в полном своем распоряжении было физически невозможно. И все же, здесь я лежу под своей фантазией из плоти и крови, как король, который украл все богатства страны.

Черт возьми, может быть, Рай все-таки существует.

Давление ударяет мне в грудь, когда она отталкивает меня, и я протягиваю руку, чтобы схватить ее за руку.

— Как ты думаешь, куда ты направляешься, женщина?

— Чтобы забрать мои ботинки. Если только ты не передумал насчет встречи в лесу?

Отпуская ее, я не могу достаточно быстро вскочить на ноги.

— Я бы скорее привязал себя к дереву и позволил львам наброситься на меня.

Она надевает туфли и оглядывается через плечо, на ее лице та идеальная фирменная улыбка, которая в наши дни появляется все чаще.

— Значит, это вариант? Я имею в виду, привязать тебя к дереву?

Я фыркаю от смеха, поднимая одеяло с пола.

— Если это означает шанс забраться между этих красивых бедер, ты можешь делать со мной все, что захочешь.

В ее глазах вспыхивает тревожащее очарование, и когда я подхожу к ней, она встает на цыпочки, обвивая руками мою шею.

— Тогда, возможно, тебе захочется захватить какую-нибудь веревку, — шепчет она.

От дурного предчувствия того, что я окажусь в ее власти в течение следующих нескольких часов, у меня по спине пробегают мурашки.

— Я займусь этим.

— Хорошо. И захвати заодно бутылку вина из бузины. Это будет долгая ночь, Альфа.

С белыми завитками раннего утреннего тумана, покрывающими долину под нависающей скалой горы, где я сижу, примостившись. Хижина тихо покоится, укрытая темнотой окружающих деревьев, пока Талия и Ашер спят.

Потирая руки, я не могу успокоить свои нервы, пока продираюсь сквозь водоворот мыслей.

— Решил подняться сюда, пока Талия спит, чтобы она не слышала, как я с тобой разговариваю. В противном случае она, вероятно, поручила бы доку Левинсу проверить мою голову.

Улыбаясь про себя, я поднимаю одно колено, позволяя другому болтаться над несколькими сотнями футов открытого воздуха внизу.

— Кадмус… у тебя всегда был дерьмовый слух. Лучше быть ближе к тебе, где тебе не нужно так сильно напрягаться. Предполагая, что ты там.

Улыбка исчезает, я хмуро смотрю на темную землю подо мной, которая, кажется, темнеет от моих мрачных мыслей.

— Мне продолжают сниться эти сны. Где паслен не сработал, и ты не умер, когда они забрали тебя. Что ты заперт в том месте. С этими тварями. Нет солнечного света. Ничего, кроме темноты и боли.

Кажется, что мысли оживают, когда деревья в лесу колышутся от мимолетного ветерка, так он колышется, когда добыча пробирается сквозь кустарник.

— Я помню, когда мы были маленькими мальчиками в Калико … ты никогда ни от чего не отступал. Ни от охранников. Мутации. Доков. Валдиса. Ты и я, мы не всегда сходились во взглядах на вещи, но я всегда знал, на чьей ты стороне. Даже временами мне хотелось выбить тебе зубы за это.

Фыркнув, я зажимаю большим пальцем нос и принюхиваюсь.

— До самого конца ты всегда стоял на своем. Вот как я всегда думаю о тебе. Боец.

Долгая пауза дает мне время собраться с мыслями, все то, что мне нужно сказать моему потерянному другу. Мой брат.

— Талия говорит мне, что мне нужно отпустить. Она говорит, что я ни в чем не виноват. Но… Пристально глядя на свои нервничающие руки, я отрицательно качаю головой.

— Ее там не было. Она не знает, что я мог бы открыть эти врата так же легко, как ты. Что я мог бы…

Короткая заминка в моих словах не стирает память и не останавливает чувство вины, всплывающее на поверхность.

Яркие воспоминания о том, как срочно мне нужно было убраться к чертовой матери из этого места.

Прочищая горло, я хмурюсь из-за эха раскаяния, терзающего мою совесть.

— Я мог бы остаться на другой стороне. И тебе не пришлось бы сталкиваться с этими вещами в одиночку.

Закинув руки за голову, я смотрю вдаль на широкие просторы земли и леса, где мы с Талией создали дом.

— Эта жизнь с Талией. Иногда кажется нереальной. Такое чувство, что я ее не заслуживаю. Ничего из этого. Я прищуриваю свой единственный глаз, невозможные слова, которые я слишком боялась произнести вслух, теперь срываются с моих губ, как уличающее признание.

— Может быть, вместо этого здесь должен был быть ты.

Открыв здоровый глаз, я могу разглядеть маленькую точку в гуще леса, где хижина остается неподвижной и нетронутой.

Мирной.

— Мне просто нужно знать, что эти сны — не какое-то дурацкое предчувствие. Если бы ты мог просто дать мне знать, каким-то образом, что ты не где-то страдаешь. Что все это дерьмо в моей голове — просто чувство вины или что-то в этом роде. Я могу справиться со снами и сожалением. Но я не могу сидеть здесь и притворяться счастливым, если ты где-то молишься о быстрой смерти, Брат. Мысли потерялись из-за воспоминания о моем последнем сне, о том, что я снова оказался в ловушке в тех туннелях, о невозможности побега и холодном дыхании смерти на моей шее, я смотрю вдаль, нахмурившись.

— Мы прошли через некоторое дерьмо в том месте. У меня все еще бывают провалы в памяти, когда я колю дрова или что-то в этом роде, и внезапно я снова привязан к одной из этих кроватей.

Скрежещу зубами из-за кусочка во рту. Желаю, чтобы все поскорее закончилось. У меня иногда дрожат руки. Фантомное покалывание в моем запястье возвращает меня к самому последнему эпизоду, когда я вылил целую кастрюлю кипятка после того, как меня начало трясти.

— Мне нужно избавиться от этого. Воспоминания. Чувство вины.

Все. Просто дай мне знать, что все в порядке. Подай мне знак или что-нибудь в этом роде.