Я не могу лгать мальчику. Я не буду. Большую часть моего детства мне лгали врачи и ученые, и все, что это сделало, это превратило меня в взбешенного взрослого.

— Док Левинс говорит, что это возможно. Я думаю, ты мог бы, да.

Каждую неделю Талия водила мальчика в импровизированную клинику доктора в лагере Фрейи, и каждый раз ей говорили одно и то же: нет никакой гарантии, что он не взбесится, как Ремус и Агата, психопатическим поведением. В результате она пытается подавить эту возможность для ребенка. Сработало ли это, или мальчик просто вряд ли вообще обратится, но, похоже, у него все в порядке. Пока.

— Надеюсь, что нет. Я не хочу умирать. В голосе Ашера слышны слезы, и это поражает меня, как удар в грудь.

Мне не чужды эти мысли, поскольку они были у меня годами, после всего того дерьма, которое они сотворили со мной в Калико, но, черт возьми, если я смогу развеять его страхи. Мне пришлось научиться просто принимать и развиваться вместе со своими.

— Послушай, малыш … Ашер… сын. Мы перейдем этот мост, когда дойдем до него. Но я обещаю тебе, я не позволю ничему и никому причинить тебе боль. Понял?

Какое-то время он сидит тихо, и, пока горит огонь, я замечаю отражение слез в его глазах, прежде чем он вскакивает и летит прямо в меня. На мгновение я остолбенел и вытягиваю руки, не уверенный, что с ними делать. Не могу вспомнить, обнимал ли я когда-нибудь ребенка раньше. Проходит добрых несколько секунд, прежде чем моя голова подталкивает меня обнять мальчика, и когда я это делаю, что-то странное шевелится внутри меня. Что-то теплое и пушистое. Приятно раздражающее.

Дети никогда по-настоящему не были частью моего плана. Этот мир слишком суров и холоден для чего-то столь невинного, как ребенок, поэтому тот факт, что Талия не может выносить моего ребенка, никогда по-настоящему не беспокоило меня.

Но я должен признать, что кое-что в завоевании доверия ребенка кажется довольно приятным. Слышать, как он называет меня папой, тоже было отчасти приятно, даже если это казалось немного странным.

Я похлопываю ребенка по спине, обнимая маленькие и хрупкие ручки, которые крепко обнимают мою шею.

Ашер.

Мой сын.

Сын.

И вот так обещание, которое я дал мальчику, становится живой, дышащей вещью, которая пульсирует у меня в груди.

Тлеющие угли камина отбрасывали мягкое сияние на комнату, когда я лежал рядом с Талией, ее маленькое тельце крепко прижималось ко мне.

— Ты когда-нибудь планируешь снова спать в кровати? — спрашивает она с улыбкой в голосе.

Я отвожу ее волосы в сторону, чтобы поцеловать в затылок.

— Теплый огонь и ты, лежащий рядом со мной? Нет причин для этого.

Все отправились обратно в лагерь Фрейи, снова оставив хижину тихой. Ашер крепко спит в старой спальне Талии, насколько я проверял в последний раз, а Юма лежит и дремлет у двери, где щель внизу пропускает ровно столько воздуха, чтобы ему не было слишком жарко у огня.

— Тем не менее, было бы неплохо иметь под собой что-нибудь помягче твердой доски, и я говорю не о твоем теле. Она извивается в моих объятиях, утыкаясь лицом в мою грудь.

— Хотя мне действительно нравятся твои жесткие поверхности.

Улыбаясь этому, я хватаю ее за бедро, и в тот момент, когда ее бедра касаются нужного места, все мое тело пробуждается к жизни.

— Если ты не собираешься заканчивать это, я предлагаю тебе остановиться сейчас. Уткнувшись лицом в ее шею, я вдыхаю сладкий аромат, увлажняющий мой рот, и провожу языком влажную линию от ее горла к челюсти.

У нас в доме с Ашером правило «никакого секса», поэтому закончить означает схватить медвежью шкуру и отправиться в лес. Прохладный воздух ранней весны меня совсем не беспокоит, но вероятность того, что она покинет тепло костра, мала.

— Дай-ка я возьму свою обувь. Я ненавижу ходить по упавшим палкам босиком.

Или не настолько мала.

Однако в ту секунду, когда она отворачивается, я притягиваю ее к себе, впиваясь в эти мягкие, пухлые губы.

— Через минуту, — говорю я ей в рот и перекатываю ее на себя.

Упершись руками в мою грудь, она балансирует, оседлав мое тело, и прерывает поцелуй, чтобы сесть. Округлые, дерзкие груди проглядывают сквозь тонкую ткань ее ночной рубашки, дразня меня. Всегда, блядь, издеваеться надо мной.

Пробегая руками по ее изгибам — это все, что я могу сделать, чтобы унять сильную потребность повалить ее на пол и взять прямо здесь, у огня. Ожидание — величайшая пытка, но оно также создает адский финал, когда все сказано и сделано.

Затерянный в море спокойной синевы, я смотрю на женщину, мою женщину, ее красота превосходит все, что я мог вообразить. От ее вида у меня болит вся грудь, как будто я не могу дышать или что-то в этом роде. Это происходит каждый раз, когда я смотрю на нее, и этот сладкий аромат, похожий на запах цветов после сильного дождя, естественный аромат ее кожи, заставляет меня пускать слюни, как изголодавшегося пса. Одержимость сжигает меня изнутри, и я могу с полным правом сказать, что убил бы и уничтожил все, что когда-либо попытается причинить ей или Ашеру боль снова.

— О чем ты думаешь? Мягкое скольжение ее пальцев по выпуклостям моей груди отвлекает мой разум от вопроса.

Закрыв глаза, я сосредотачиваюсь на плавном скольжении ее сводящих с ума прикосновений. Когда она наклоняется вперед, позволяя своим соскам коснуться моей груди, только тонкая нить сопротивления удерживает меня от того, чтобы взять эти твердые пики в рот и сосать их, пока ее мягкие ласки не превратятся в неумолимый скрежет ногтей, впивающихся в мою кожу.

— Ты игнорируешь меня, — шепчет она, и в тот момент, когда ее зубы находят мочку моего уха, мои ладони находят упругие ягодицы.

— Скажи мне.

— Я думаю, что твое правление вот-вот будет уничтожено.

— У тебя совсем нет самоконтроля? Игривый тон ее голоса заставляет меня улыбаться, когда она прижимается своей киской к моему животу хитрым способом, который, как она знает, заставляет меня нервничать и терять терпение. Дразня и провоцируя животное внутри меня, которое впивается когтями в нижнюю часть моей кожи. Та же безжалостная скотина, которая, кажется, жаждет только ее. Всегда только Талию.

Влажное скольжение ее плоти по моему животу напрягает мышцы, которые умоляют погрузиться в ее тепло. Потеряться в ее колдовстве на пару часов. Сжимая ее бедра, я направляю ее ниже, и в ту секунду, когда ее жар обхватывает головку моего члена через штаны, все внутри меня превращается в хаос. Кровь бурлит в два раза быстрее. Аппетит усилился до голодного состояния. Сдержанность сведена к нулю до одной оборванной нити абсолютной силы воли. Черт возьми, то, как эта женщина командует моим телом.

— Я контролирую это, как могу. Напряжение в моем голосе не идет ни в какое сравнение с напряжением, горящим внутри меня, в то время как она заявляет о своих правах влажным, липким возбуждением, от которого мой язык сморщивается, пробуя его на вкус.

У Талии все еще есть ряд триггеров, которые вызывают воспоминания о том, что она перенесла, но время и доверие оказались великими целителями. Я узнал, как прикоснуться к ней, какие границы можно преодолеть, и слова, которые сдерживают ее демонов.

Возможно, она никогда не будет такой беззаботной, как раньше. Возможно, она никогда не окунется в эти темные желания, как когда-то, но пока она остается моей, меня все это не волнует.

Теплые губы находят мое горло, и мои мышцы сводит судорогой, когда она проводит языком по моей коже.

— Ты когда-нибудь думаешь о своих друзьях?

Нахмурившись, я сосредотачиваюсь на движении ее бедер, вместо вопроса.

— Почему ты спрашиваешь?

Трение прекращается, и из-за отсутствия ее дразнящих движений я открываю глаза и обнаруживаю, что она смотрит на меня сверху вниз, серьезное выражение, написанное на ее лице, преобладает в моих желаниях. Тушу огонь, который она разжигает во мне.

— Что, если мы отправимся на восток? Мы можем поискать это сообщество. С твоими братьями-альфами.