Его кожа становится бордово-красной, и он опускает свою когтистую руку, проводя по краю моего лица.

Сквозь эту ужасающую темноту я наблюдаю за тонкой пеленой слез, как массивная фигура приближается к нему сзади. Плечи ссутулились. Черная повязка на глазу. Тело подтянутое и готовое к бою, в глазах горит огонь семи преисподних.

По ту сторону гнева.

Безжалостно.

Он великолепный дикий зверь, здесь, чтобы отомстить за меня.

Чтобы увести меня в загробную жизнь. Подальше от всего этого насилия и смерти.

Титус.

Иди к нему, мое тело умоляет меня. Покончи с этой болью. Иди к нему.

Один резкий поворот ножа, и я дергаюсь вперед. Края смыкаются надо мной. Крики эхом отдаются в моей голове.

Все погружается во тьму.

Я открываю глаза и вижу, что Титус тащит Ремуса прочь за кудри на голове, в то время как мужчина поменьше брыкается и кричит.

Я смеюсь над этим.

Снова темнота.

Булькающий крик заставляет меня открыть глаза, и я замечаю Ремуса, лежащего на полу в луже крови.

Выпотрошенного.

Что-то торчит из его тела, и сквозь пелену замешательства и слабости я понимаю, что это реберная кость. Другие реберные кости тоже торчат. Как крылья по бокам. Кровавые крылья демона.

Тьма.

Снова крики.

На этот раз женские крики.

Я поворачиваю голову и вижу Агату, распятую на кресте, где меня выпороли. Ее обнаженное тело связано

вверх цепями. Лилит стоит напротив нее, бросая ножи. Смеясь. Она попадает в цель и бросает еще один.

Мое тело дергается, и мне удается поднять голову туда, где мужчина в лабораторном халате, весь в ярко-красной крови, хлопочет над моей раной. Я узнаю его. Доктор Левин. Друг моего отца.

Хотя я не помню, доверяю ли я ему. Все расплывчато, и непрекращающийся звон в ушах мешает мне слышать его слова. Двигаются только его губы.

— Нет. Прекрати. Мой голос слабый, и я отталкиваю его, но он продолжает суетиться.

— Не надо …не прикасайся ко мне.

Какой странный сон. Абсолютная хаотическая иллюзия.

Тьма.

Сильные руки скользят подо мной, и я чувствую себя невесомой. Я снова открываю глаза.

Титус смотрит на меня одним здоровым глазом, другой скрыт за повязкой. Грудь покрыта густой, липкой кровью, его руки дрожат вокруг меня, выражение лица пустое и потерянное. Истощенное.

Сквозь пелену слез я улыбаюсь и протягиваю руку, чтобы коснуться его лица.

— Человек в бумажном кораблике. Ты пришел, чтобы забрать меня домой.

Запах алкоголя и дезинфицирующего средства проникает в мой нос. Вокруг меня эхом отдается шепот. Я открываю глаза и вижу, как лампы дневного света проносятся над головой, двигаясь слишком быстро, чтобы успевать за ними. Остается только одна константа. Титус. Я тянусь к нему.

Он берет меня за руку.

— Держись, Талия. Просто держись, пожалуйста.

Сильный приступ боли пронзает мой живот, и я выгибаюсь от этого.

— Ты должен дать мне закончить! Ты должен быть терпеливым!

При звуке голоса доктора Левина я поворачиваю голову туда, где он стоит по другую сторону от меня.

Именно тогда я замечаю маску на своем лице, прохладный воздух, который я вдыхаю в свои легкие.

Боль начинает утихать.

Комната сжимается до размеров булавочного укола.

Я лежу на спине, прижав руки к животу, где пульсирует глубокая, судорожная боль. Скручивание в бок не помогает облегчить ее, и я открываю рот, чтобы закричать, но ничего не выходит. Боль разливается по моим ребрам и спускается к бедрам. Мне нужно избавиться от нее. Чтобы изгнать яд, запертый внутри меня. Я опускаюсь, хватаясь за край кровати, и напрягаю мышцы живота. Ощущение такое, что давление может разорвать меня пополам.

Я все еще не могу кричать.

Костяшки моих пальцев горят, когда я сжимаю матрас под собой.

Толкаю.

Комнату наполняют крики. Непрекращающийся плач новорожденного.

Сбитая с толку, я сажусь на кровати.

Кровь покрывает мои бедра, окрашивая белые простыни вокруг совершенно красного тела, дрожащего у меня между ног. Обе руки в форме когтей. Его веки распахиваются, открывая черные глаза-бусинки, белки которых кроваво-красные.

Как у Бешенного.

Я ахаю и вздрагиваю, просыпаясь. Лежа на боку, мои пальцы крепко сжимают что-то, и пока мои глаза осматривают окрестности, я замечаю белую лошадь на стене. Знакомая. Аромат горящего дерева и ромашки.

Я мертва. Я мертва, и это Рай.

Переворачиваясь на спину, я обнаруживаю темную фигуру напротив меня. Освещенная луной, видна нижняя половина его тела, толстые ноги, обтянутые джинсами, и тяжелые ботинки, прежде чем остальное растворяется в черноте теней, скрывающих его личность. Когда я пытаюсь отбиться, невыносимая боль разрывает мой живот.

Фигура наклоняется вперед, и свет падает на его лицо.

Титус.

Но обстановка неправильная.

— Где море? И твоя лодка?

Нахмурившись, он смотрит на меня своим единственным здоровым глазом, который, кажется, потерял свой блеск. Как будто притупленный болью.

— Моя лодка? — спрашивает он, как будто мы не переплывали на ней море дюжину или больше раз.

Эмоции давят на меня, напоминая о наших последних моментах, когда мы потянулись друг к другу. В моем сердце расцветает тоска, и я протягиваю ему руку. Однако, когда он поднимает взгляд, его золотой глаз черен как ночь. Глаз демона.

Отталкиваясь, я отступаю от края кровати, пока твердая поверхность не ударяется о мой позвоночник там, где я врезаюсь в стену.

— Талия, я не причиню тебе вреда, — говорит он, но я слышу не Титуса.

Это Ремус. Он каким-то образом нашел способ проникнуть внутрь моего безопасного убежища. Нет. Не здесь. Не здесь, пожалуйста!

Он протягивает ко мне свою когтистую руку, и я издаю крик.

— Отойди от меня! Не прикасайся ко мне!

Все мое тело дрожит, когда я наблюдаю, как фигура отступает обратно в тень. Новая волна боли ударяет меня в живот, и я рычу, кладя туда руку.

— Талия! Я слышу громовой раскат голоса Титуса.

От головокружения у меня кружится голова, и я падаю на подушки.

— Очнись, Талия. Тебе осталось так много страданий.

При звуке шепота Ремуса я вскрикиваю и отшатываюсь, веки распахиваются, и я вижу темную комнату.

Тени ползут по стене, и острая боль, похожая на укол когтя, ударяет меня в живот.

Мягкое прикосновение к моему лицу посылает волну ужаса вниз по позвоночнику, и я отбрасываю ее, сворачиваясь в плотный комок, чтобы она не могла прикоснуться ко мне снова.

— Держись подальше! Держись от меня подальше! Я разворачиваюсь в сторону нависшей надо мной тени и чувствую, как чьи-то руки сжимают мои руки, удерживая меня.

— Талия, это я. Это Титус.

Это уловка.

— Т-Т-Титус мертв. Ты лжец! Титус мертв! О Боже, оставь меня в покое! Отвали от меня!

Я кричу.

Так громко и так долго, что мой голос становится хриплым. Я кричу, пока фигура не отпускает меня и не отступает, позволяя мне снова соскользнуть в темноту.

Рука ударяет меня по лицу, вырывая из сна. В животе подкатывает тошнота, и я издаю стон, кладя туда руку.

— Ты все еще исцеляешься. На этот раз это голос Титуса, и я в замешательстве хмуро смотрю на тени.

— Титус? Дрожащий тон моего голоса отражает неуверенность, клубящуюся внутри меня. Я не могу понять, что реально, а что сон. Рай это или ад.

— Это реально?

— Да. Это реально.

В груди у меня холодеет от паники, когда я оглядываю окрестности, тихую комнату в хижине, которая кажется реальной. Но как?

— Я … Я видела, как ты умирал.

— Да. Ты видела.

— Тогда как?

— Лилит и другие пришли за мной. Они забрали меня обратно в монастырь.

Я хочу верить ему. Я хочу остаться здесь, в этом месте, но я видела, как он умирал!