— Я никогда не говорил тебе … Джек обещал мне тебя. Ты знала об этом?

Я слышала это раньше. Эти слова. Ремус произнес их во время одной из своих пыток. Зажмурив глаза, я возвращаюсь в тот момент.

Он грубо толкает рукоять своего клинка внутрь меня.

— Каково это, когда тебя трахают ножом, которым вырезал ему глаз?

Мой желудок переворачивается сам по себе, рвота подступает к горлу.

— Пошел ты! Я кричу, отворачиваясь от него. Уставившись в стену, я отправляю себя в то безопасное место. На море. Спокойное море с Титусом, уносящим нас прочь.

Ремус говорит что-то еще. Слова, которые становятся отдаленными, по мере того как я погружаюсь в темный параллельный мир.

— Джек обещал тебя мне. Ты знала об этом? После того, как мы убили твоего отца. Он согласился передать тебя мне. В обмен на мою лояльность.

Джек.

— Тебе всегда было суждено быть моей, Талия. Взяв меня за руки, он прижимается ко мне.

Я брыкаюсь и кричу.

— Нет! Отвали от меня! Отвали от меня!

— Талия!

Когда я открываю глаза, Титус стоит надо мной, прижимая мои руки к кровати.

— Отпусти меня! Отпусти меня!

Он отпускает меня, поднимая руки.

— Я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль. Ты колотилась о стену. Я просто не хотел, чтобы ты причинила себе боль.

— Я не могу перестать видеть его. Он повсюду. Когда я бодрствую. Когда я сплю! Он не оставляет меня в покое!

— Он не сможет причинить тебе вреда, Талия, я обещаю. Это всего лишь видения.

— Они реальны! Рыдание, наконец, прорывается наружу, и я зажимаю уши руками, когда эхо шепотом Ремуса эхом отдается в моей голове.

— Он не затыкается! Я просто хочу… заставить его замолчать! Если бы я только могла заставить его замолчать!

— Заткни его. Заставь его уйти.

— Я не могу.

— Ты можешь. Представь, что я Ремус. Я тот, кто причинил тебе боль. Я тот, кто заставляет тебя страдать каждую ночь.

Зажмурив глаза, я качаю головой.

— Нет. Нет, ты не такой.

Грубые руки сотрясают мое тело, когтистые пальцы на моей коже заставляют меня вздрогнуть от побега. Я больше не в своей спальне в хижине, а на кровати Ремуса. Я оглядываю комнату и нахожу Агату, как обычно, сидящей на стуле со своим напитком в руке. Ее губы растягиваются в улыбке.

Мое ожерелье накинуто на ее ключицу.

Значит, хижина с Титом была просто сном?

Подо мной Ремус лежит, выгнувшись дугой, его голова откинута назад, глаза закрыты.

— Посмотри на нее, Агата. Ей это нравится.

Я смотрю вниз на себя, без наручников, прижимаюсь бедрами к его бедрам, как будто… как будто наслаждаюсь сексом с ним.

— Я говорил тебе. Ты хотела этого, Талия. Ты хотела меня. Ты стонешь.

Гнев взрывается внутри меня, и я бью его кулаком в лицо.

— Заткнись!

— Слушаю, как ты просишь большего. Умоляешь меня. Титус был бы так разочарован. Если бы он был жив.

— Пошел ты! Я наношу ему еще один удар в лицо, и еще. В любой момент его охранники оттащат меня и накажут за это, но я продолжаю, потому что ненависть приятна.

— Я ненавижу тебя! Я тебя чертовски ненавижу! Ты гнилой кусок дерьма! Иди к черту!

Он усиливает хватку, и что-то внутри меня обрывается. Чернота взрывается, превращаясь в красную дымку, и я бью его, снова и снова, пока кровь не покрывается костяшками пальцев и не заливает глаза. Я бью его до тех пор, пока мои руки не покрываются синяками и болью. Пока он не замолкает.

Я падаю на него, все мое тело дрожит от прилива адреналина.

— Ты застонала, — шепчет Ремус, и мои мысли возвращают меня к той единственной ночи, когда мы с Титусом погрузились в свои фантазии и плыли на нашем бумажном кораблике. Он наклонился, чтобы поцеловать меня. Я поцеловала его в ответ, а когда открыла глаза, это были губы Ремуса, прижатые к моим.

Я наконец-то раскололась. Вся боль. Весь стыд выходит из меня.

Сильные руки обхватывают меня, и я извиваюсь, чтобы высвободиться, но его хватка подобна стали.

Я поднимаю голову и обнаруживаю, что подо мной не Ремус, а Титус. Из его носа и губы, которые я рассекла, сочится кровь. Я опускаю взгляд на его грудь, где я так сильно царапала его кожу, что на его плоти остались глубокие блестящие борозды. То, что я считала реальным, было всего лишь воображением.

Слезы текут из моих глаз, заостряя черты его лица, и я прикладываю пальцы к красному следу, оставшемуся на его щеке.

— Что я наделала?

— Что ты должна была сделать.

— Нет. Я не хотела причинять тебе боль. Не тебе.

— Я бы посмотрел смерти в лицо, чтобы снова увидеть свет в твоих глазах. Ты не можешь сейчас выместить свой гнев на нем, но ты можешь выместить его на мне, если тебе нужно. Это лучше, чем каждый день смотреть, как ты умираешь. По крайней мере, я знаю, что ты все еще там. В тебе все еще есть сила борьбы. Он тянется, чтобы схватить меня сзади за шею.

— Ударь меня, если тебе нужно. Я могу все это вынести.

— Нет. Больше нет. Я наклоняюсь вперед, чтобы прижаться своими губами к его губам, колеблясь мгновение, но на этот раз иду до конца. Его запах ошеломляет. Металл и огонь ударяют в заднюю стенку моего горла и у меня текут слюнки. Наклоняясь еще дальше, я вдыхаю его, обхватывая пальцами его плоть.

Его запах. Боже, я не могу насытиться им. Я хочу большего. Нужно больше.

Он хватает меня за плечи, отталкивая от себя.

— Это из-за уколов, которые тебе сделали.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты помнишь связь, о которой я говорил, о Кали?

В ответ на мой кивок он проводит рукой по моим волосам.

— Она очень сильная при овуляции.

— Ты тоже это чувствуешь?

— Я почувствовал это до овуляции, но сейчас это довольно сильно. Но я обещаю, что не прикоснусь к тебе.

— Я хочу твоего прикосновения, но я боюсь. Я боюсь, что все, что я увижу, — это он.

— Я не могу спасти тебя из этого ада. Как бы я ни хотел, я не могу забрать у тебя то, что он сделал. Но я никуда не уйду.

Прерывисто выдыхая через нос, я снова целую его, чувствуя покалывание в задней части горла, тех же бабочек, что и раньше. Только теперь я более осторожна. Более уязвима перед риском того, что я проснусь с Ремусом.

— Я люблю тебя, — выдыхаю я. Даже сейчас, эти слова стоят того, чтобы их сказать. Они стоят боли от насмешек и неприятия, потому что они — моя правда.

Его брови сходятся, и я смотрю на него сверху вниз, ожидая, что будет дальше. Чтобы его лицо превратилось в лицо Ремуса. Смех. Боль от того, что мне разорвут грудь, только для того, чтобы быть вынужденной столкнуться с безответным молчанием.

У него вырывается резкий выдох, и сжатие челюстей является физическим доказательством бушующей внутри него битвы.

— Когда я попал в плен мальчиком, это были последние слова, которые сказала мне моя мать. Словно оборвавшаяся цепь, я боялся, что это последний раз, когда я слышу или говорю их снова. Он проводит большим пальцем по моим губам, пристально глядя на меня.

— Любовь, которую я испытываю к тебе, бесконечна. Бесконечна. Нерушима.

Я кладу голову ему на грудь, слушая биение его сердца, и позволяю ему унести меня к черному, спокойному морю.

Мужской аромат наполняет мой нос, бросая холодок на кожу. Все еще во сне, мои губы ищут его источник, язык скользит по плоти. Это странное ощущение, как будто голод и возбуждение охватывают меня одновременно. При звуке глубокого гортанного рычания я открываю глаза.

Ремус улыбается мне, его деформированные пальцы касаются моего виска, и я отступаю вниз по его телу.

— Нет! Нет! Нет! Зажмурив глаза, я отворачиваюсь от него.

— Талия.

Глубокий голос Титуса возвращает меня обратно, и с нервным трепетом в груди я осмеливаюсь открыть глаз, молясь, чтобы он был настоящим. Меня встречает его красивое лицо с выразительными морщинами беспокойства, прорезавшими его нахмуренный лоб.