— Кто-то извергнет пламя, когда увидит, что котенок вырвался на свободу.

— Он действительно ожидал, что я останусь на месте, как хорошая маленькая девочка?

Краем глаза я ловлю его пристальный взгляд, скользящий по Лилит рядом со мной.

— Трудно сказать о Титусе. Часть меня думает, что это твоя дерзость возбуждает его больше всего.

— Ну, тогда. Кто я такая, чтобы разочаровывать его? Крутясь на сиденье, я осматриваю окрестности в поисках него, но не нахожу ничего, кроме открытого пустого пространства.

— Где он?

— Пошел завербовать еще нескольких леди. Мы должны ждать его сигнала в монастыре.

— Еще несколько дам? Какой сигнал?

— Он сказал, что мы узнаем, — Он мотает головой в сторону Лилит, открывая дверь.

— Подвинься.

— Отвали. Я за рулем.

Его губы изгибаются в улыбке, по которой он проводит языком.

— Титус не единственный, кому нравятся дерзкие, — говорит он, обходя автомобиль к пассажирской двери.

Быстрый взгляд показывает, как уголки губ Лилит приподнимаются в улыбке, которую она пытается скрыть нелепо нахмуренным взглядом, глядя на него, пока он проходит перед нами.

Возможно, они не ненавидят друг друга так сильно, как все думают.

Я проскальзываю на сиденье между ними, когда он забирается в грузовик рядом со мной. Его близость напоминает о том, какой он большой. Возможно, лишь немного меньше Титуса, но достаточно громоздкий, чтобы заполнить пространство, с его коленями, врезавшимися в приборную панель, и рукой, перекинутой через спинку сиденья.

Давит на меня.

Нервирует, когда воспоминания о нем начинают просачиваться внутрь, и я вспоминаю тот день, когда я стояла перед ним, глядя на его избитое и окровавленное лицо, ничего так не желая, как увидеть его повешенным.

— Сделай мне одолжение, если собираешься пойти со мной, — говорит он, не потрудившись взглянуть на меня.

— Какое?

— Я наблюдал, как мой брат присматривал за тобой в течение нескольких дней. За все время, что я его знаю, я никогда не видел его таким сломленным. Он немногословен, но не нужно объяснений, чтобы понять, какие жестокие чувства он испытывает к тебе. Так что не дай себя убить, потому что я не уверен, что он смог бы снова пережить такую боль.

— Достаточно справедливо. И я сожалею. За то, что с тобой случилось. Я ошибалась на твой счет.

Он кивает, все еще не отводя от меня взгляда.

— Да, ну, я тоже ошибался насчет тебя.

Спрятавшись глубоко в лесу, группа рассредоточивается по южной оконечности монастыря, держась пониже кустарника. Живя в лесу, другие женщины, похоже, обладают естественной способностью оставаться скрытными, многие из них покрыты грязью, которая маскирует их кожу. Аттикус смотрит в бинокль, подаренный ему Лилит, разглядывая солдат, расставленных по всему периметру монастыря. Судя по их слабой обороне, когда некоторые играют в карты, в то время как другие стоят и курят сигареты, они охраняют уже некоторое время.

— Их так много, — шепчу я, глядя вниз на десятки людей в черной форме, ползающих, как большие черные тараканы, по территории.

— Где Титус?

Опуская бинокль, Аттикус откидывает голову назад, как будто к чему-то прислушиваясь.

— Что это?

Приложив палец к губам, он, кажется, сосредотачивается, его взгляд скользит по окружающему лесу, и он поворачивается, направляя бинокль в противоположном направлении.

Когда он вглядывается в них, я замечаю, как на его губах появляется ухмылка, прежде чем он передает бинокль мне. Сквозь них я вижу большую орду Рейтеров, карабкающихся по тропе. Мое сердце бешено колотится при виде того, как они свободно бегают, а дрожь в мышцах свидетельствует о травме, все еще терзающей меня изнутри. Они движутся целенаправленно, ни один из них не отклоняется от главной тропинки, ведущей к лагерю солдат. Как будто движимый обещанием еды.

Направив бинокль в гущу орды, я нахожу знакомое лицо, идущее среди них.

Титус.

Лилит выхватывает у меня бинокль и всматривается в него.

— Господи, он действительно Бог монстров, не так ли?

— Полагаю, это сигнал. Аттикус поднимается на ноги, и при звоне металла я отрываю взгляд от орды и вижу, что Альфа рядом со мной сбрасывает штаны.

— Лучше покончить с этим сейчас. Я уверен, Титус простит меня.

— Какого черта, по-твоему, ты делаешь? Сначала потрясенная ярость в голосе Лилит соответствует моим собственным мыслям, пока до меня не доходит, что он задумал.

— Ссу на тебя, — беспечно отвечает он.

Теплая жидкость попадает на мою кожу, и я отворачиваю лицо, когда он направляет свою струю на нас двоих.

— Ты что, с ума сошел? Отвращение в ее тоне не безосновательно, поскольку сильный запах аммиака наполняет мой нос, но Аттикус следит за тем, чтобы жидкость попадала на нашу одежду.

— Поверь мне, ты будешь благодарна мне за это. Отпугивает Рейтеров примерно так же сильно, как они отпугивают тебя.

Глядя на свою мокрую рубашку, Лилит морщится и бросает на меня неуверенный взгляд.

— Это отпугивает их?

— Довольно эффективно, — отвечает он. — Не за что.

— Я ненавижу тебя. Я действительно, по-настоящему ненавижу тебя.

— Я в это ни на секунду не поверю. Аттикус подмигивает, подтягивая джинсы и снова застегивая их.

— И ты тоже, милая.

Раздаются выстрелы. С неба доносятся крики, и я переворачиваюсь, чтобы обнаружить, что Рейтеры нападают без предупреждения. Сотни из них набрасываются на людей, как насекомые.

Аттикус кричит, и женщины вокруг меня бросаются в атаку, все они вооружены пистолетами. В течение нескольких секунд лагерь погружается в хаос, зараженные набрасываются на ничего не подозревающих людей волной крови и насилия.

Голоса затихают до белого шума, и все вокруг меня замедляется, как будто я провалилась под поверхность в ледяную воду.

Я слышала истории о войне.

Я видела повреждения, написанные на обветренной коже моего отца.

Но я никогда не видела человека, съеденного заживо. Я никогда не чувствовала неуверенности в таком насилии, необузданном и буйном бедламе войны.

По рывку за руку я вскакиваю на ноги, и меня тащат за массивным Альфой, который бежит к кормящимся Бешенным без единого намека на страх, как будто пандемониум — его дом.

— Оставайся рядом со мной! Голос Аттикуса гремит сквозь рычание и вопли, пока мы прокладываем себе путь через толпу.

Когтистые руки цепляются за мою рубашку и волосы, но им не удается оторвать меня от звериного мужчины, который ведет меня до конца. Я ищу Титуса и нигде его не нахожу, многие знакомые лица поглощены суматохой. Лилит тоже нигде не найти.

Мы пробираемся ко входу, где солдаты врываются в дверь, в то время как те, кто с другой стороны, сражаются, чтобы закрыть ее от Рейтеров. Толкая меня перед собой, Аттикус прокладывает себе путь и распахивает дверь, пропуская зараженных внутрь. Мужчины вступают в бой, стреляя в орду за нашими спинами. Один из солдат направляет пистолет на Аттикуса, но прежде чем он успевает выстрелить, Альфа выбивает оружие у него из руки, и не секундой позже он заносит кулак в лицо солдата в маске.

Мы мчимся через часовню к двери, которая ведет в нижние лаборатории.

— Без сомнения, он прячется внизу. Трусы всегда так делают. Аттикус придерживает для меня дверь, и в тот момент, когда я ныряю в темный лестничный пролет, он прыгает вперед, чтобы взять инициативу в свои руки.

Солдат в маске несется вверх по лестнице, поднимая пистолет и руку, когда проходит мимо, как будто не желая вступать в бой с Альфой. Он проскальзывает мимо, медленно и осторожно, прежде чем броситься к двери.

Выстрелы снизу эхом разносятся по лестнице, и к нам направляются еще двое солдат. Один стреляет, и горячая полоса на моем лице вырывает у меня вздох. Я поднимаю руку, чтобы коснуться покрытой волдырями кожи, где пуля, должно быть, только задела меня, и прерывисто выдыхаю.

С рычанием Аттикус бросается вперед и поднимает мужчину в воздух. Пистолет падает с лязгом, и Альфа сбрасывает обмякшее тело солдата вниз по лестнице, убивая еще двух солдат внизу.