ЧП низко опустил голову.

– Судя по всему, не думаешь, – заключил я. – Зато вполне возможно знаешь что? Что я не смогу вернуть тебя обратно в Свободную Страну. Ты ведь это понимаешь?

ЧП упрямо отвернулся.

– В конце концов, свобода предполагает возможность умереть за то, во что ты веришь, – сказал Морган.

Помолчал и добавил:

– В Лабиринте сейчас не так-то просто найти такие вещи.

До Границы мы добрались быстрее, чем я думал. Каменное плато, на которое мы выбрались по путанице лестниц, через час нашего движения к северу превратилось в ровную степь, пересеченную множеством ручейков и речушек. И не успело еще солнце склониться к горизонту, как я нашел среди этих ручейков тот, который отличался от других.

– Вы идите сейчас домой, – сказал я. – Если не вернусь до завтра, расскажите всё Маше.

– Куда ты пойдешь? – спросил Морган.

– Родители Малыша живут в В. Туда и пойду.

Я смотрел за ручей. Ручей был совсем узенький в каменистом неглубоком ложе. Одним шагом перешагнешь.

– Возьми кошелек, – сказал Рыжий и протянул мне бархатный мешочек.

– Нет, – сказал я. – Это не понадобится. Кто же ходит с деньгами на воровскую хазу?

Рыжий подумал, а потом выгреб из кошелька маленькую горсточку золотой скорлупы и насыпал мне в нагрудный карман.

– Вот. Хотя бы так.

– Капитан, капитан, улыбнитесь, – сказал я, взглянув на Моргана. – Может, сейчас окажется, что Малыш спокойно дома делает уроки…

– Ну да, – угрюмо сказал он. – А тебя они спокойно возьмут и посадят в клетку…

– Зачем им проводник в клетке? – возразил я. – Проводник – не та птица, которая в клетке поет. Нет. Им нужен эликсир. Всё, я пошел. ЧП, ты не передумал?

Пес стоял, прижимаясь к моей ноге.

– Ну, пошли, – со вздохом сказал я.

Поджимая хвост, ЧП перепрыгнул через ручей вслед за мной.

1.

В В. было утро, начало рабочего дня. Мы с ЧП стояли в сквере посреди главной площади города. Мимо спешили на работу колонны людей. Прямо перед нами скромно возвышалось монументальное серое здание с широкой серой гранитной лестницей и узкими пилонами.

Главное здание конторы.

Никаким человеком, конечно, ЧП не стал. Посреди спешащей утренней толпы крупный тренированный пес без поводка выглядел совершенно лишним.

– Пойдем-ка отойдем в сторонку, – сказал я ему.

На постаменте, с которого много лет назад толпа сбросила истукан основателя конторы, лежал огромный природный камень. Вокруг камня стояли скамейки. Я сел на скамью: мне надо было оглядеться и подумать. Пес попытался спрятаться за мои ноги, но это у него не очень получилось. Какая-то пожилая женщина, проходя мимо, недовольно бросила:

– Намордник бы надели на собаку.

Она мазнула по мне мимолетным взглядом и вдруг отшатнулась. Я скосился: посреди груди на моем пальто чернела довольно большая рваная круглая дыра.

– Хорошо, обязательно, – вежливо сказал я тетке. Она торопливо удалилась, оглядываясь, а я попытался заглянуть себе за спину. На спине ведь – тоже отверстие. Входное. И шарфа нет – закрыть. И вообще шарф бы не помешал: зима, холодно. Пес поджимал лапы и всё никак не решался сесть на холодный асфальт.

– Изнежились мы с тобой, братец, – сказал я ему.

Надо было торопиться. В списке контактов моей старенькой «Нокии» я нашел имя «Малыш».

Трубку Малыш не взял. Я сделал усилие и «вспомнил» характер своих отношений с Малышом в Лабиринте: он, конечно, брал у меня уроки математики. Я позвонил диспетчеру агентства, но она ничего не знала. Я подумал. Видимо, неглупой была бы мысль выпасти Малыша возле его дома – если бы у меня было время. Но у меня было отчетливое ощущение, что времени нет. И тут же я убедился в этом: телефон зазвонил. Номер был незнакомым. Видимо, надо было отвечать: никуда не деться.

– Алло.

– Доброе утро, Дмитрий, – сказала трубка. Этот голос я при всем желании не смог бы ни с чем перепутать, хотя не слышал его уже три года. Холодный голос полковника Григоренко-старшего.

– Здравствуйте, – сказал я. – Как вы так быстро меня вычислили? А, я понял. Конечно, вам позвонила диспетчерша. Простите, я забыл ваше имя-отчество. Богдан..?

– Ну что же, обойдемся без церемоний, – помедлив, сказал он. – Дмитрий, я призываю вас сдаться. Я помогу своему сыну, чем смогу, и вам двоим тоже постараюсь добиться смягчения статьи, хотя, конечно, обвинение выдвинуто серьезное.

– Да? Какое?

– Ну как же. Статья 126, часть вторая… Похищение заведомо несовершеннолетнего лица.

– Слышишь, ЧП? – сказал я. – Нам говорят, что мы похитили Малыша. А сейчас он, надо думать, спасен?

– Вам ведь всё равно не скрыться, даже если вы уехали, – сказал полковник Григоренко. – По такому обвинению вас выдадут.

– Серьезно работаете, товарищ полковник, – сказал я. – Ну приходите. Я под вашими окнами сижу. У камушка.

– А… Герман? – помедлив, спросил он.

– Рыжий во Фриланде, – сказал я. – Морган тоже. Вы до них не доберетесь. Но Вуулу нужен я. Так что приходите. Поощрение получите, опять же. Только предупредите своих людей, что со мной собака. Это будет важно для… следствия.

– Но это… правда?

– Что именно? Фриланд? Собака? То, что я сижу у камушка?

– Нет, – сказал он, и его голос дрогнул. – Похищение... Зачем ему это? Чего ему не хватало?

– Я думаю, Рыжему всегда не хватало правды, – сказал я. – И надежды. В Лабиринте всё это и так в большом дефиците, а вы еще и специально поляну щелоком уже сотню лет поливаете, и конца-краю этому не видно. Но по поводу киднепинга и так далее – нет, это неправда. Хотите верьте, хотите нет. Это сейчас Малыш похищен, и его нужно спасать. Не завидую я вам, между прочим: снова в таких вещах быть соучастником. Ведь дураков в вашей организации на высокие должности не берут. Вы должны же хоть догадываться, кто такой Вуул.

Связь оборвалась.

– Вот и ладушки, – пробормотал я и встал. От серого здания ко мне бежали несколько человек в цивильных костюмах.

– Дмитрий Васильевич Печкин? – костюмы почему-то тормозили в нескольких шагах от меня.

– Он самый.

– Это ваша собака?

– Нет. Малыша. Да вы не бойтесь, он не кусается. – Я посмотрел на Пса с сомнением. – ЧП, они нас сейчас арестуют, ты не сопротивляйся, а то они тебя и пристрелить могут. Слышишь?

Пес приседал на задние лапы, в горле у него клокотало.

– Не сопротивляйся. Я найду тебя. Слышишь? – ЧП отчаянно взглянул на меня. – Я тебя найду, обещаю… Идите сюда, – сказал я ближайшему костюму и обхватил руками морду Пса. – Собака – важная улика в деле. Обращайтесь с ней бережно, пожалуйста. Вуул вас по головке не погладит, если с ней что-то случится.

На шее Пса вдруг оказался ошейник, а на моих руках – наручники.

В пустой комнате, перегороженной пополам решеткой (размышляя о том, что Морган снова оказался прав) я просидел на удивление долго. Почти два часа. Видимо, из-за меня спорили какие-то ведомства; но, по крайней мере, когда меня наконец вывели, далеко мне идти не пришлось. Этот кабинет оказался в том же здании. На допросную камеру он похож не был: огромный, но узкий и тесный, допотопная зеленая обивка столов, зеленые настольные лампы, стены обшиты деревянными панелями с черными вставками. Окна в глухих двойных деревянных рамах. У одного окна, глядя на улицу, стоит Вуул.

Вуул отворачивается от окна. Обходит стол и садится. Его ухоженное лицо задумчиво и немножко как будто удивленно. Побарабанив пальцами по столу, он спрашивает меня (без приветствий и предисловий):

– Ну то есть это правда? Нет, я этого ожидал, но... Ты правда отдашь мне сокровище в обмен на... одного ребенка? Да ты садись, – он делает усталый жест. – Чего стоять-то.

Он выглядит усталым, немного удивленным и даже растерянным. Человечным.

– А что, – спросил я, не двигаясь, – ты приволок меня сюда, чтобы отдать Малыша даром?