И он сунул гармошку обратно за пазуху.

– Ты на кого-то похож, – вдруг напряженно сказал Баламут, глядя на него. Только сейчас я сообразил, что оборотень молчал всё время нашего разговора. Ничего не говорил. – На какого-то моего знакомого. Или я тебя по телевизору видел?..

– По телевизору? Не думаю. Хотя каких только странностей не бывает в Лабиринте!

– Значит, ты утверждаешь, что бывают цветы, которые сильнее мороза? – спросил Баламут. Теперь он говорил без всяких ужимок. Музыкант энергично замотал головой.

– Неа. Цветок всегда слабее. Но цветок самим фактом существования победил, потому что он жив, а мороз – мертв. – Он помолчал. – Те, кто вспоминают это, попадают в нашу Страну. По сути дела, основное действие эликсира заключается как раз в том, чтобы человек об этом вспомнил.

– Вот ты говоришь – распылили эликсир, все вспомнят, – сказал Рыжий с неожиданной злобой. – А в Яме? Вспомнит там кто-нибудь хоть что-то? Из Лабиринта, значит, мы будем спасать, а из Ямы – нет!

– Из Ямы очень непросто... спасать, – наш собеседник с интересом уставился на Баламуа.

– А то я не знаю! – со злобой сказал тот. – Непросто!..

– Утихомирься, – сказал ему Морган. – Это больная тема, – пояснил он для музыканта. – Он и так уже тут достаточно натворил глупостей. Кстати, а ты случайно не знаешь, кто такие голодные духи?

– Ну, эта такая форма существования, – сказал музыкант. – Крайне некомфортная.

– Посмертная?

– Смерти нет, – сказал музыкант. – Смерть – это миф. Но давайте отмотаем немного назад. Судя по всему, тебе очень хочется спасти кого-то из Ямы, кицунэ-тян.

– Я знаю, что это невозможно, – угрюмо ответил Рыжий. – На замену мне предложить некого, а как искать этого вашего Короля – никто не знает.

– В самом деле? – юнец улыбнулся одними глазами. И как будто немного подумал. – И что, ты готов будешь отдать жизнь за то, чтобы он выбрался?

– Кто?!

– Да тот, за кого ты просишь. Твой старший брат.

Рыжий молча смотрел на него. Мы с Морганом переглянулись.

– Да или нет, кицунэ-тян? Это простой вопрос.

– Да.

В ту же секунду фриландец откинул полу балахона, и в его руке мы увидели длинный меч.

Снизу вверх, не теряя ни мига, провел он сверкающим клинком, и как будто ткань реальности разорвалась под мечом. Даже не разорвалась, а будто мгновенно истлела; и мы как ослепли. Мы перестали видеть лес, реку, мост, радугу весеннего солнца в кронах. Нет, это была не слепота: теперь я видел, что на самом деле мы не на мосту посреди леса, на самом деле мы стоим на ровной, как стол, равнине, покрытой топкой грязью. Ноги мгновенно промокают, ледяная грязь добирается до щиколоток. Вокруг нас стоят люди. Я однажды уже видел людей с такими лицами – и хотел бы об этом забыть. Но как об этом можно забыть, если это и есть реальность, а все остальное – мираж, сладкое мимолетное сновидение? Вся толпа замерла, и все глядели на нас, и мы тоже замерли. Мы в Яме, как будто сказал кто-то в моей голове. Мы на Дне Ямы, наша песенка спета, теперь мы останемся здесь навсегда. Да мы и были здесь всегда, возразил тот же, но другой голос. Ведь ты уже понял? Лабиринт, Фриланд, весеннее солнце, запах моря, стена с вьющимся виноградом, глаза Маши – все это только показалось тебе. Это, наверное, Князь устраивает иногда такие галлюцинации для своих подопечных. Но теперь мы снова видим лицо реальности, и все слова потеряли смысл.

Резкий блик меча прямо мне в глаза.

Мы стояли на мостике посреди весны. Черноволосый юноша держал в руках что-то маленькое, и легкое, и живое. Тут же он подбросил это живое вверх, и в воздухе закувыркалось, захлопало крыльями, метнулось и пропало. Как будто голубь?..

– Птицы иногда летают между мирами, – сказал юноша, провожая его глазами. – Вы это знали? Соловьи, жаворонки. Иногда они как бы не видят Границу. – Он поднял голову и к чему-то прислушивался.

Меча в его руке не было. Куда он делся, я не заметил.

– Но это, – заикнулся Рыжий, делая хватающие движение по воздуху, как кошка, которая промахнулась поймать играющую с ней руку. – Это же... это же он? Это он?

– Это же была Яма, – выдавил Морган. – А это…

– Ну да, – сказал юноша рассеянно. – Вот же кицунэ-тян просил, чтобы я вывел из Ямы его брата. Ну, вот я и вывел. Только его потом подлечить надо будет. Не всегда же ему теперь птичкой порхать!

– Как, – заикнулся Рыжий. – А ты... А... моя жизнь? – он смотрел вверх, жмурился по-лисьему и прижимал уши.

– О! – взглянув на него, сказал фриландец с иронией. – Тебе так хочется сегодня стать героем? Не беспокойся, у тебя будет такая возможность, и довольно скоро. Всё, – подняв голову и прислушиваясь, сказал юноша. – Вот и мои спутники.

По гребню холма на той стороне ручья шли двое – высокие и, как мне показалось против света, одетые во что-то напоминающее сверкающие доспехи.

– Саёнара, дети, – сказал мальчик, – учитесь хорошо. – Он схватил с перил свою ветхую шляпу, повернулся и начал взбираться на холм. – Оодзи-сан! – закричал он. – Я здесь!

Один из идущих поднял руку в приветствии. Длинноносый обернулся к нам, нахлобучивая шляпу себе на голову.

– Кицунэ-тян, а ты потом приходи в Город, – прокричал он. Оказалось, что за несколько секунд он успел взлезть на приличное расстояние. – Нам с тобой надо будет подумать, как теперь лечить Нику! Та еще задачка, на самом деле... Аптека, не забудь: в день праздника, в В., ровно в двенадцать, плюс-минус пять минут!

1.

Мы шли по широкой каменной тропе. Слева высилась сплошная скала, сверкающая под ярким солнцем глинисто-желтым боком, а справа – тропа обрывалась в пропасть. На дне глубокого ущелья журчал быстрый ручей, а высоко в прозрачном небе чертил круги крупный канюк, время от времени оглашая округу жалобным длинным мяуканьем. На другой стороне ущелья громоздился врезанный в скалу очень маленький и, по-видимому, пустой городок.

Мы теперь почти каждый день бродили по окрестностям: оказалось, что в округе много маленьких городков, это было очень интересно. В этот день за нами увязался ЧП. Не знаю, у кого он спрашивал разрешения: может быть, у Моргана; по крайней мере, теперь он спокойно деловито шнырял у нас под ногами и в ус не дул, когда о него запинался Рыжий.

Рыжий тоже ходил с нами – кажется, он опасался отпускать нас далеко: мало ли, куда мы забредем и где окажемся в назначенный день, а ему очень хотелось участвовать в операции. Но мы и не собирались идти без него.

Откуда просочился этот субъект, я не успел понять: кажется, прямо из щели между камнями. Довольно большое, грузное, одутловатое существо уселось по-жабьи на тропу, загородив нам весь проход. Голова у существа была человеческая, но черты лица неразборчивые, как в тумане.

Пес гулко гавкнул, растерявшись, и присел на задние лапы. Существо вдруг поднялось на ноги, что-то пропыхтело и напыжилось. Теперь оно выглядело практически как человек, только вид у него все равно был всклокоченный и какой-то ущербный. Рыжий хихикнул и показал глазами: субъект немного не касался ногами земли.

– А, опять турист, – проворчал Морган.

Всклокоченный сновидец смотрел на нас, оттопырив губу и пытаясь грозно свести брови.

– Я нашел тебя, – заявил он, не обращаясь ни к кому конкретно. – Ты – Сувлехим Такац, Cetus Album Rare, белка Иггдрасиля! Ты – Гермес Психопомп!

Рыжий прыснул. Надо сказать, слова турист произносил отчетливо, так что надо было попытаться его вразумить. Я сказал:

– Не нужно ругаться. Лучше просыпайся. Вспоминай наяву. И не трави себя всякой дрянью, пропадешь.

Турист чуть-чуть подпрыгнул и повис в вершке от земли, немножко колеблясь от ветра, как непросохшее белье.

– У тебя нет надо мной власти, – строго сказал он, грозя у себя перед носом толстым пальцем. – Назови свое имя!