Они смотрели на меня.

– Эликсир должен оказаться в Лабиринте заранее. Его надо спрятать в надежном месте, а в назначенное время распылить. Как мы и обещали тому музыканту. Мы не знаем, что будет после этого – может быть, повсеместно откроются гейты, может быть, Граница просто сотрется на какое-то время, может быть, что-то еще. Но практически наверняка можно рассчитывать на всеобщую неразбериху, которой можно будет воспользоваться, чтобы удрать во Фриланд.

– Но этот час надо будет провести в руках Вуула, – сказал Морган. – Который уже поймет, что ему подсунули куклу.

– Да. Час-полчаса. Вряд ли это будет санаторий с джакузи и девочками, но думаю, за час не случится ничего, чего не смог бы перенести опытный путешественник. Конечно, надо быть готовым к ущербу для здоровья и психики, но вряд ли они за это время примут решение этого путешественника расстрелять.

– Погоди, – заговорил Рыжий. – Ну ладно, мы вызволим Малыша, подсунем Вуулу обманку, сдадимся в плен, потом сбежим… Но кто же тогда распылит эликсир?

– А вы еще не поняли? – они смотрели на меня. – Да вы же. Конечно, вы двое.

– Это мне надо пойти с муляжом, обменять его на Малыша и сдаться в плен. А вы возьмете эликсир и пойдете в Лабиринт заранее. Прямо сегодня или завтра – как только будете готовы. Вуул бросит большие мощности на наблюдение, но сейчас, может быть, он еще не успел развернуть эту сеть, и чем раньше вы заляжете там на дно, тем больше вероятность, что он вас не заметит. Это сложнее, чем совершить обмен, поэтому я и предлагаю вам идти вдвоем. Морган, или тебе лучше будет пойти в одиночку?

– Нет, я без него не справлюсь, – сказал Морган, и Рыжий изумленно воззрился на него.

– Ну, смотрите сами. Значит, ты думаешь, что это хороший план?

– Да, – сказал Морган с непроницаемым лицом. – Это хороший план. Можно даже сказать – единственно возможный. Его можно принять с начала до конца.

У меня вдруг ужасно испортилось настроение. По сердцу как будто пролилась холодная струя. И еще я понял, что устал, бесконечно устал.

3.

Морган сказал: «Я не вижу особой необходимости бежать в Лабиринт, теряя тапки. У нас еще больше месяца. Через неделю-две можно бы было выдвинуться».

На следующий день мороз ударил сильнее, лес потемнел и заволокся поземкой. В Дом вернулась Аои-тян – промокшая, простуженная и грустная; она засела на кухне и почти не выходила оттуда. «А где Маша и Нета?» – спросил ее Морган. «Они в Городе, занимаются проектом, – сказала Аои, кутаясь в плед и засунув нос в дымящуюся кружку. – До дня операции они точно там проторчат, да и потом, наверное, не сразу появятся. А Айрин вообще, по-моему, решила переселиться. Хотя про Айрин спроси у Баламута – ему лучше знать». Рыжий сделал вид, что не расслышал.

Мы решили уйти в Теслу, через заснеженный лес быстро вышли к морю, и купол Форума засверкал слюдяным блеском в крышах городка. Я поднялся в библиотеку, Морган ходил по городу и занимался сборами, а Рыжий слонялся вместе с ним. В какой-то момент я увидел этих двоих, сидящих на ступенях главного входа в библиотеку: они сидели рядышком, погруженные в разговор, похожие на двух птенчиков на веточке.

– Но ты меня должен убедить, что не забудешь кодовую фразу, – говорил Морган без тени улыбки. Тут он увидел меня. – А то в голове ни черта, – договорил он громко и встал. – Аптека, пойдешь на охоту?

– Нет, – сказал я. – Мне надо…

Я так и не придумал продолжение. Морган просто кивнул, не дослушав, проверил в ножнах кинжал и, насвистывая, ушел вниз, в город. Баламута на ступенях уже не было. По плану у нас оставалось до выхода два дня.

Эти дни Морган был сугубо занят, а Рыжий по своему обыкновению переложил заботы на чужие плечи и где-то пропадал.

Если они еще и шушукались втихую по углам, то заботились, чтобы я этого не заметил.

Граница выглядела как не слишком широкая река, затянутая льдом.

– Смотрите, чтобы не было промоин во льду, – сказал я. – Хотя вроде она неглубокая.

– Не трясись, – сказал Морган и коротко взглянул на меня. – Всё получится.

– Пошли, – сказал Рыжий, глядя на ту сторону. – Пока, Мить.

И они ушли.

Этот маяк – высоченный и величественный, как средневековая крепость. Все маяки Фриланда выглядят одинаково: очень высокая и довольно массивная башня из одинаковых серых каменных глыб, а наверху – стеклянная шапочка, которая снизу выглядит маленькой, но когда взберешься по винтовой лестнице и встанешь под прозрачным куполом, то понимаешь, что оказался в просторном зале с толстыми хрустальными стенами, полном игры света. В центре зала стоит механизм, вращающий очень мощную лампу. Этажом ниже – пульт управления, кухня с печкой, стол, кладовая – всё, что нужно для жизни одному или двум смотрителям. Я думаю, маяки – это единственное, что никогда не меняется в географии Фриланда.

На этом маяке лампа вращается автоматически и сама выключается, когда наступает день. Мне не совсем понятно, зачем она вообще горит: море до сих пор сковано льдом, и ветры дуют такие свирепые, как будто вернулась зима. Но в механизм управления я не вмешиваюсь, пульт живет своей жизнью. В кладовке я нашел несколько спальников и солидный запас фасолевых консервов в жестяных банках, а у подножия башни – штабель дров. Еще в кладовой рядком стоят огромные шкафы, битком набитые разнообразными инструментами и журналами – исписанными и чистыми.

Одна из стопок чистых журналов за это время очень уменьшилась.

Дорогой лабиринтец! Если ты читаешь это письмо, то, скорее всего, меня уже нет в живых.

Сначала я просто хотел записать хронику событий последних месяцев – с самого начала, с той поездки в аэрорельсе, когда я впервые встретил Малыша. Получилась у меня не совсем хроника – ну так что с того? Я математик, а не копирайтер; думаю, что тебе было не так просто разбирать мои нелитературные потуги. Но у меня не будет времени рассказать нашу историю профессионалу. Я даже не успел записать всё, что мне хотелось рассказать тебе – например, как мы с Морганом вдвоем впервые путешествовали по нашей Стране (ах, какие это были дни!) Сейчас у меня уже нет на это времени. Иногда я для удобства переходил на повествование от третьего лица. Мне понравилось.

Если ты все-таки прочитаешь мое письмо, то, возможно, оно тебе о чем-то напомнит. О чем-то, что ты так хорошо умел в раннем детстве. Ты до сих пор не бросил читать, и, наверное, дочитаешь и до конца. Правда состоит в том, что мне это не так уж важно. А если у нас все пройдет по плану, то тебе это и необязательно делать, ведь ты и так все узнаешь, только из других источников. Просто я не нашел лучшей идеи, чем заполнить ожидание.

Мне просто понравилось, как дни и чистые листы заполняются словами. Будь моя воля, я бы и жил так до конца дней. Одиночество и тихий несложный труд всегда нравились мне гораздо больше, чем такое вот неприятное, прошу прощения, подвижничество, в которое меня втравила любимая женщина. Мерцающая в окне линия морского горизонта, на мой вкус, зрелище куда более захватывающее, чем те бои быков или шоу трансвеститов, которые с удивительным однообразием демонстрируются в странном театре под названием «Лабиринт». Фасолевые консервы и спальник у стены – не такая уж высокая плата за право не быть актером в этом спектакле.

Кстати, а почему мне не пришло в голову просто признаться Маше в любви?

Почему я вообще не нашел ничего лучшего, кроме как влюбиться в нее? Ведь можно было как-то обойтись! Зачем вообще нам встретилась эта цыганка с мерцающими зелеными глазами, эта хозяйка горы, всегда оставляющая хвост в руках преследователей, эта belle, в которую мы все трое не нашли ничего лучшего, кроме как влюбиться без памяти?

Ну ладно – Рыжий. Он – человек без сердца. Он – животное, и жестокость для него – норма. Как он там сказал этому юнцу? «Мороз всегда побеждает цветы»?