Правда, в Лабиринт ЧП возвращаться отказывался, и, на мой взгляд, правильно делал. Так что когда Малыш хотел увидеться с родителями, он уходил в Лабиринт один. Псу здорово не нравились эти отлучки: он угрюмо бродил по лесу вокруг Дома и терял всякое достоинство, восторженно прыгая на Малыша, когда тот возвращался.

Впрочем, будь моя воля, я бы, наверное, тоже попытался удержать любого начинающего проводника подальше от Лабиринта.

В Доме бывали гости. Засыпая и просыпаясь в гостиной, я то и дело слышал всякое. То в кухне перешептывание и хихиканье, как будто там собрался десяток подружек-старшеклассниц. То наверху, у Маши и Неты, громкий активный спор нескольких незнакомых голосов, перебивающих друг друга, и вдруг снова тишина, и тут же опять – спор, пересыпанный неизвестными терминами, звучащими, как язык несуществующей страны Укбар. То перед Домом, на лужайке, прекрасная музыка: кто-то играл как будто на скрипке. Я не удержался, сполз с кресла и выглянул из окна. В воротах стояла Нета с незнакомым фриландцем, который только что перестал водить смычком по неожиданно громоздкому, ростом с него самого, струнному инструменту. Нета кивнула, что-то спросила, музыкант взвалил свой инструмент на плечо, и они вместе направились к сараю, где у нее хранился самый необходимый инвентарь. И потом несколько часов из сарая, перемежаемые длинными паузами, слышались музыкальные обрывки. Настраивали они инструмент, что ли? Музыкант ушел незаметно.

Однажды Пес и Малыш, перепуганные до полусмерти, притащили на самодельных санках мастера-кроху. Тот жмурился длинными веками и посиневшими от холода губами бормотал шипящие ругательства на незнакомом языке. Маша в два счета залатала ему сломанную ногу, посадила у печки и дала какую-то загадочную закопченную бутыль: сколько я ни вспоминал, не мог припомнить такой бутылки среди разнообразных запасов Аои. Через два часа, отогревшись, кроха ушел на своих двоих, что-то удовлетворенно бурча.

То и дело через Дом проходили незнакомые проводники. Похоже, все-таки это место было – как бы точнее выразиться? – неким гибридом почтовой станции и санатория. Выходящие из Лабиринта проводники, истощенные странствием, задерживались тут для срочного восстановления сил, а уходящие в Большую Сеть – могли подготовиться к путешествию: экипироваться, получить консультацию, запастись провизией. Даже провизия Аои-тян, как я узнал, в Лабиринте не превращалась в траву и сучки.

Когда гости оставались пожить, наши застолья бывали очень интересными. Но никто еще ни разу не остался у нас дольше, чем на полторы-две недели.

Я теперь тоже иногда гулял с Малышом и ЧП вокруг Дома.

Однажды днем я дремал в большой гостиной, когда меня разбудил громкий хлопок входной двери и ликующий вопль:

– Маша! Получилось!

На пороге стоял Баламут. Мы не видели его уже около месяца. Он странно и часто дышал и был весь встрепанный, сильно исхудавший, какой-то изможденный и такой промокший, что в теплом Доме от него – честное слово – шел пар. Пожалуй, в драке с Псом у него теперь было бы мало шансов.

– Дурак, что ль, так орать? – недовольно спросил Морган, выходя из кухни со сковородой, на которой что-то вкусно брызгало маслом. Рыжий взглянул на него, но, по-моему, не увидел.

– Всё благополучно? – сказала Маша сверху. Она стояла на верху лестницы и держала на весу руки в заляпанных резиновых перчатках – видимо, они с Нетой опять занимались своими химическими экспериментами. Рыжий весь повернулся к ней и завопил, задыхаясь:

– Четверо! Представляешь?!

Он остановился, хлипнул носом, потер кулаками глаза и сказал уже спокойнее:

– Всё в порядке. Она говорит, можешь не ходить. Всё окей.

– Я и не сомневалась, – сказала Маша прохладно. – Поздравляю.

Повернулась и ушла в лабораторию. Рыжий длинно шмыгнул носом, шаря по гостиной невидящими и подозрительно блестящими глазами.

– Да что такое? – спросил Морган, недовольно глядя на него поверх очков. – Ты чего хлюпаешь?

– А? – Рыжий остановил на нем блуждающий взгляд. – А... Ничего. Насморк.

И он тоже развернулся на пятках и пропал. Хлопнула входная дверь.

– Какая у некоторых жизнь остросюжетная! – флегматично резюмировал Морган, встряхивая сковородку. – Аптека, я чувствую себя неудачником!

– Мне, пожалуйста, еще какое-то время без остросюжетности, – сказал я. У меня опять слегка кололо в груди. – Спасибо, заверните, сдачи не надо…

Рыжий снова появился примерно через неделю, уже не в таком возвышенном расположении духа, и без всякой остросюжетности проспал сутки подряд. Будить его мы не рискнули.

А когда он проснулся, Морган сказал нам обоим: «Пошли-ка. Пройдемся».

1.

Мы пошли проверить новую тропинку, которая появилась около Дома вчера: торная и уверенная, почти дорога, она шла в обход сада, петляя в редком осиннике. Это была наша первая длинная прогулка после моего выздоровления. Дырка в моей аорте была запечатана наглухо, и теперь мне надо было постепенно брать нагрузки.

– Фриланд Фриландом, – сказал Морган, – но за это время ты превратился в бледную немочь.

– А сколько же времени прошло? – спросил я у них.

– Ну, давай посчитаем, – сказал Морган. – Тебя подстрелили тридцатого октября. Если считать лабиринтским временем, то сейчас – конец февраля. Четыре месяца, получается.

Не так уж много для того, чтобы воскреснуть из мертвых, подумал я.

– Думаю, вы понимаете, что нам теперь лучше не оставаться надолго в этом доме, – начал Морган.

– Я – не понимаю, – ответил Рыжий, бодрясь.

– Это твое нормальное состояние, – сказал Морган.

Но куда нам идти из нашего Дома? Лучшего дома во всех мирах?..

В одиннадцать лет я осознал, что в доме родителей меня ничто не удерживает. С тех самых пор я был, по факту, бездомным. Ничего особенно хорошего в этом не было, но я считал, что это нормальное состояние проводника, и я гордился тем, что нигде и ничем не привязан, и научился любить эту бездомность!

И как быстро я, оказывается, отвык от нее, попав в свой настоящий Дом!

– Так вот. Что вы скажете о том, чтобы нам отправиться на серьезные поиски Города?

– Я не найду Город, – сказал я.

– Ты – не найдешь, – согласился Морган. – Но, может быть, найдет Малыш.

Такая идея мне в голову не приходила.

А ведь Малыш – отличный проводник. Гораздо лучше, чем я сам.

– Известно ли вам, что с наступлением весны Малыш планирует длинную экспедицию в глубину Фриланда?

– Это – в Глухоманье, что ли? – подхватился Рыжий. – Вот еще выдумал!

– Во-первых, он собирается туда не один, а вместе с ЧП. Во-вторых, даже если тебе это не нравится, скажи мне, каким образом ты хочешь его удержать?

– Надо рассказать Марусе, – сказал Рыжий, нервно дергая ушами.

– Маша знает о его планах, – сообщил Морган. – И Аои-тян знает. И они ничего не делают. Они говорят: «Нельзя останавливать проводника, когда его ведет чутье».

– Не чутье, а дурь! – воскликнул Рыжий. – Вы это серьезно? Вы все?

– А ты? – холодно сказал Морган. – Проводник собирается в экспедицию, целитель и хранитель это одобряют. Ты собираешься запереть Малыша в Доме, держать и не пущать?

– Да вы все двинулись, – сказал Баламут.

– Что бы мы об этом ни думали, – продолжал Морган, – мы все-таки вряд ли можем предположить, что Маша отправила бы ребенка в ненужную ему и опасную экспедицию. Аптека скоро окончательно поправится…

– Все с ума посходили, – повторил Рыжий. – Ни в какое Глухоманье Малыш не пойдет, еще чего не хватало.

– Не истери, – сказал я. – Капитан прав. Где бы я был, если бы заботливые взрослые имели возможность не пускать меня через Границу в мои семь лет?