– У-гу.

– Как ты думаешь, Маруся возьмет его на стажировку?

– Пусть он сначала выживет, – сухо звякнули одна о другую льдинки.

– Кстати, что-то мы расшумелись. Он хорошо держится, правда?..

Они понижают голоса, шушукаются, шуршат и хихикают. Как зовут эту птичку? Я вспомнил ее: это она встретила нас в том яблоневом саду. И это она пела, поклевывая ветку, и боль уходила. Но что из этого было бредом?..

Ей нравится Рыжий. И Морган ей нравится тоже.

А я, оказывается, хорошо держусь.

1.

Когда я открыл глаза, мне показалось, что вокруг нестерпимо светло. На самом деле, как я потом выяснил, лампы в комнате были потушены, а окна – тщательно занавешены. На открытые глаза будто кто-то насыпал песку, и очень хотелось пить. Я открыл рот. Из него вырвалось какое-то невразумительное сипение.

– Ага. Лежи, не дергайся, – сказал голос Моргана. Самого Моргана я не видел: почему-то не мог повернуть голову. Возле лица оказалась изогнутая трубочка, я жадно схватил ее губами и пролил на себя что-то прохладное – воду?

– Глотай, глотай. Вот так, – сказал невидимый Морган.

Проглотить жидкость оказалось трудной работой. Я закрыл глаза. В груди скребло.

– Так они и сказали, что ты сегодня очнешься, – сказал Морган. Выражения его голоса я не могу понять. – Все трубки отключили. Ну, почти все. Лежи. Там лекарство, сейчас опять заснешь. Тебе велено спать, не двигаться и глазами пока не смотреть. И не дышать глубоко.

– Кто? – спросил я. От движения губ у меня закружилась голова, в груди засвербило сильнее.

– Кто велел? Тебе это велела, друг мой, лучшая целительница из всех, сколько их есть в Стране. Как ты думаешь, кто?..

– Кто?..

– Ты не помнишь Машу? – помолчав, спросил невидимый Морган.

– Помню, – подумав, сказал я.

– Ну вот! – сказал Морган неторопливо. – А говорили – мозг поврежден!..

– Как? – спросил я.

– Ты еще не спишь? Спи. Как? Я не знаю, как. Тут такое было!.. Разрыв аорты – явление с жизнью слабо совместимое, даже во Фриланде. Нич-чо я бы там не смог со своим убогим шоковым набором. Если бы не Маша... – Морган остановился.

– Она тогда. Нас нашла.

– Что? Ах да, да нет. Нас нашла хранительша, хозяйка этого дома. Та – просто хорошенькая мышка. Аои-тян. Маша оказалась в этом доме, вот в чем нам повезло…

– А... птичка?

– Какая птичка?

– Ну... мышка.

– Птичка-мышка, – задумчиво сказал Морган. – Давай спи дальше.

2.

Когда я в следующий раз открыл глаза, то обнаружил себя лежащим в глубоком кресле в просторной прохладной комнате, где свет ложился узорной тенью на мебель, птицы галдели за распахнутым окном, а за столом сидела, склонив голову, фриландка с чудесными золотыми кудрями удивительной длины. Ее задумчивое склоненное лицо было освещено снизу, и по нему проходили блики и разноцветные тени от волшебного зеркальца, лежащего перед ней.

– Здравствуй, Галадриэль, – сказал я.

Аои вздрогнула и подняла голову.

– Салют, чемпион, – отозвалась она. – Сейчас ты снова закроешь глаза и уснешь.

Теперь она сидела со мной чаще всех. «На вас надежды больше нет, – сказала Маша Моргану и Баламуту. – Вы все время принимаетесь болтать, а ему пока вредно». Аои выдерживает режим железно: сидит перед волшебным зеркальцем и пресекает всякие разговоры. Или вообще молчком вяжет в углу. Сквозь полудрему я постоянно чувствую ее спокойное мирное присутствие.

Иногда мы все-таки говорим. Если я не наглею и не задаю больше пары вопросов подряд, то она спокойно неторопливо отвечает.

В какой-то момент Моргану разрешили сменять Аои на дежурстве и разговаривать со мной. Я начал вставать: два шага от кресла и два назад, а потом – долгий усталый сон. Я почти ничего не помнил из обстоятельств своего ранения, и Морган рассказывал: про побег через портал, про выстрел, про Дом-на-Границе. Про его обитательниц. По его словам выходило, что в Доме мы живем уже почти месяц.

– Вернее, это мы с тобой тут живем. А Рыжий как усвистал с первого дня в лес, так почти и не появляется. А еще за это время они приручили ЧП.

– А что Рыжий делает в лесу?

– Понятно что, – сказал Морган без интереса, – любовь крутит. Облез весь да выхудал, и глаза горят, чисто кошка бездомная. В мастерской еще это началось, помнишь, он еще нас познакомить хотел с этой своей барышней. Долгонько что-то у него в этот раз. Осень уж наступила.

Осень!

Нет ничего лучше, дорогой читатель, чем осень во Фриланде.

Тем более что времена года тут меняются непредсказуемо.

3.

Пришел день, когда я самостоятельно выполз в первый раз на террасу Дома. Уцепился за перила и тихонько сполз с крыльца. Прошел десяток шагов и оглянулся.

Вот он, Дом. Терем-теремок.

Кто живет в теремочке?

Прежде всего, конечно, Маша.

Маша оказалась в Доме не случайно. Случайно в него попали мы. А Маша действительно здесь живет: утром уходит, вечером возвращается. Ну, то есть это раньше у нее было так, потому что сейчас она бросила все остальные свои дела для того, чтобы вылечить меня. Так говорит Аои-тян. Верится в это с трудом, но не поверить фриландцу невозможно.

Принадлежит Дом не Маше. Его хозяйка – Аои. «Разве кто-то, кроме хранителя, способен быть хозяином жилья? – пожимает она плечами. – Этак любой дом сразу развалится. Любой дом, тем более – этот».

Еще в Доме живет Нета. Теперь мне ясно, что ее мастерская – совсем недалеко от Дома; по крайней мере, я теперь точно знаю, в каком направлении надо идти, чтобы туда добраться.

Дом стоит вплотную к Границе, буквально чуть не прямо на ней. Граница, совсем близкая, проходит по саду и никогда не исчезает: я постоянно чувствую ее. Через сад к Границе ведет тропинка, которая иногда бывает широкой и торной, но чаще – извилистой, а иногда ее сплошняком затягивают корни яблонь.

Яблоневый сад подходит к Дому. Это не фигура речи: сад то окружает дом сзади, то нависает над штакетником ограды спереди, то скромно стоит сбоку, а то охватывает кольцом со всех сторон. Сад простирается вольно и обширно, а потом переходит в лес. За садом ухаживает Аои-тян. Уход выглядит своеобразно: иногда она отправляется в сад и гуляет там, изредка останавливаясь и разговаривая как будто с воздухом. Далеко не каждый раз она приносит из сада яблоки, и тогда обязательно печет пирог. Пирог как пирог, ничего особенного. Обычный фантастически вкусный Аоин яблочный пирог.

По ее словам, именно яблони спасли мне жизнь, «перенаправив основные векторы дромоса». Я не стал спрашивать у нее, что это значит.

Кроме Аои, яблоки никому собирать нельзя. Да что там – мы в саду даже сухие ветки на хворост не ломаем.

Иногда в доме появляется Айрин – фигуристая жгучая брюнетка. Это ей принадлежит низкий голос с опасной сексуальной хрипотцой. У нее шевелюра – буйные безумные черные кудри, держащиеся так, как будто она только что сделала сильную укладку. Это очень красиво. И глаза у нее тоже опасные, немного сумасшедшие. Я заметил, что Морган держится от Айрин подальше, а Рыжий – стоит только Рыжему появиться в одном помещении с Айрин, как помещение тут же начинает напоминать поле средневековой битвы. Только успевай уворачиваться от заострённых стрел-слов. Поэтому Аои старается не допускать их одновременного появления в гостиной, предполагая, и не без основания, что меня после этого снова придется откачивать. Единственный человек, которого Айрин слушается – это Маша.

Еще в Доме теперь обитает ЧП.

Это имя прижилось: никто же не знал, как звали его в Лабиринте. Аои рассказала мне, что Нета привела его где-то с месяц назад, незадолго до того, как появились в Доме мы. «Меня это очень удивило, – заметила Аои. – Потому что, ну, где это видано – бесхозная собака?» К Аои – да и ко всем в Доме – Пес был предупредительно-угодлив. Кажется, он теперь всего боялся; а при появлении Рыжего моментально прятался под Дом и начинал оттуда скулить; так продолжалось, пока Аои очень строго не велела ему прекратить. И он прекратил и постепенно, очевидно, расслабился. Тем более что Рыжий как бы вовсе перестал его замечать, а если и глядел, то сквозь.