– Мы уж думали, что совсем вас потеряли, – продолжал Голдхейр. – Не скажу, что наш проект из-за этого под угрозой, но... Почему вы не дождались меня в Тесле, как я просил?

– Ты просил нас дождаться тебя в Тесле? – медленно уточнил Морган, глядя на Рыжего. Рыжий с прилежным вниманием изучал горизонт. – Понятно…

– Смотри, Капитан, – сказал я, глядя на Баламута. – Он даже не краснеет.

– Мда, – сказал Морган и со вздохом уселся на место. – Кажется, некоторые личности даже во Фриланде не теряют способность врать.

– Я не врал, – с достоинством поправил его Баламут, изучая горизонт. – Я просто... не рассказал всего.

– Человеку нельзя запретить говорить или не говорить всё, что он хочет, – улыбаясь, сказал Голдхейр. – Но не везде мы можем быстро увидеть последствия своих слов…

– Все равно вы нас не уговорите не ходить в верховья, – упрямо сказал Рыжий и снова повернулся к нему. – Можно и по берегу дойти, не переломимся. – Он вдруг воодушевился. – А еще быстрее будет знаете что? Если вы нам поможете. Поохотиться. Серьезно, вы ведь наверняка можете эту жар-птицу даже... поймать!

Маша улыбнулась, опустив голову.

– То, что ты называешь жар-птицей, – сказал Голдхейр, – мы уже выдворили из Пограничья. Ее нет в верховьях, она очень далеко. И я ни в коем случае не советовал бы никому ее ловить. Тем более тебе.

На Рыжего было жалко смотреть. Из него будто вдруг выпустили весь воздух. Он плюхнулся на место и затосковал. Маша с интересом поглядывала на него, наклонив голову.

– Некоторые лабиринтцы, конечно, способны к таким вот птичкам приближаться без особого вреда для здоровья, – продолжал Голдхейр, – но таких лабиринтцев очень немного, уверяю тебя, и ты в их число не входишь. Так что в каком-то смысле ваше счастье, что вы до нее не добрались.

– Зашибись, – тоскуя, проговорил Рыжий. – То есть нам снова надо добровольно переться прямо в Сеть, да еще и без…

– Голдхейр, – начал и я, – но это и правда может стать проблемой. Ну, то есть мы выкрутимся, конечно. Мы с Капитаном обычно вообще без этого обходимся, но сейчас, если нам надо действовать быстро... я правильно понимаю? Мы же и так, оказывается, кучу времени потеряли... А это может очень замедлить передвижение.

– Ну, важно скорее соотношение между быстротой и ценой вопроса, – заметил Голдхейр, с интересом изучая изменившееся лицо Рыжего.

– А ты, может, разбираешься в цене этого вопроса? – заведённо бросил Баламут. Верхняя губа у него непроизвольно трепетала, показывая клыки. Видно было, что он расстроился всерьез и сильно. – Ты теперь, значит, специалист по лабиринтским ценам? Там ведь не Фриланд, за красивые глаза далеко не уедешь. И что ты нам там предлагаешь делать? Вениками возле бани торговать?

– А вот это тебе пошло бы на пользу, – заметила вдруг Маша, глядя в костер. – Да и мне тоже.

Рыжий от неожиданности замолчал. Мы уставились на нее, не понимая, шутит она или нет. Потом Морган пожал плечами и сказал:

– Это проблема, но только одна из многих. Будем решать их по мере поступления. А этот обалдуй бесится только потому, что в Лабиринт ходит в основном понтоваться. Мы выкрутимся.

Мне показалось, что Маша посмотрела на Капитана благосклонно. А Голдхейр усмехнулся, полез в задний карман брюк и выудил оттуда нечто, оказавшееся плотно свернутым в несколько раз листом серой бумаги. И протянул Моргану.

– Возьми. Это подарок.

– Что это? – недоуменно спросил тот и принялся аккуратно разворачивать хартию. Баламут замер, уши у него прижались к голове. Плотный серый лист в развернутом виде был большого формата – почти А3, но только квадратный – и весь изрисован от руки какими-то линиями, точками и закорючками, довольно небрежно. Издалека больше ничего нельзя было разобрать. – Это что – карта? – удивился Морган, изучая рисунок.

– А с чем это можно перепутать? – Голдхейр улыбался углом рта.

– Но карт нашей Страны не существует, – с недоумением сказал я ему.

– Ты ошибаешься, – ответил он.

Морган, щурясь, изучил нарисованное. Увидел что-то, хмыкнул и сунул карту Рыжему, который поедал его глазами.

– На, играй. Одной заботой меньше.

Баламут вцепился жадно. Быстро пробежал глазами по листу, и его лицо словно осветилось изнутри.

– Мы счастливы? – задумчиво спросил он сам себя. И сам себе ответил: – О да. Мы счастливы.

1.

Мы сидели на обрывчике над рекой, как выброшенные кораблекрушением. Маша и Голдхейр ушли. Солнце в зените пекло по-полуденному.

– Если б не надо было ночи ждать, ни за что бы тут и на минуту не остался, – сказал Рыжий, враждебно глядя на красные волны. – Мерзопакость какая, закружило, как в Лабиринте!..

По правде говоря, Лабиринт тут был совсем ни при чем.

– Кому это там мои инстинкты-то мешали? – ядовито выспрашивал Рыжий. – А инстинкты-то мои оказались умнее, чем у всяких… героев строевой службы в отставке! Как бы мы без моих инстинктов выбрались? А? Скажи-ка, Кэп, ты по-прежнему хотел бы сюда вернуться?

– Больше всего жаль оставлять таратайку, – грустно проговорил Морган. – Такая хорошая таратайка!

– Ой, печаль, таратайку ему жаль! Ты предпочел бы, чтобы мы до скончания веков по этой гадской реке плыли?

– Вариант не так уж и плох, – пробормотал Морган.

– Интересно, а что было бы, если бы мы тут утонули? – спросил я. – В этой зачарованной реке?

– Думаю, результат от утопления в зачарованной воде тот же, что и в обычной, – сказал Рыжий и упал спиной на траву. – А вот что интересно, так это можно ли эту воду хоть пить?

– Голдхейр бы нас предупредил, – предположил я. – Ему же не надо, чтобы я тут застрял. А он сказал просто: не лезьте в воду.

– Процесс взаимодействия зачарованной воды с организмом, – проговорил Баламут, глядя в небо. – В какой момент она перестает быть зачарованной и становится обычной?

– В твоем организме, Рыжий, все становится зачарованным, – лениво сказал Морган и зевнул, не раскрывая рта. – По крайней мере, в желудке у тебя точно черная дыра.

– Ой, можно подумать, кто-то тут меньше меня ест. А между прочим, после Теслы кроме меня для нашего прокорма никто палец о палец не ударил…

– Выдыхаешься, Рыжий... вяло…

– Ой, можно подумать, кто-то тут более бодрый... несмотря на то, что этот кто-то, в отличие от меня, дрых всю ночь…

– Заснешь тут, как же, под ваши концерты...

– ...Вставай, Мить, – сказал надо мной Рыжий.

Я открыл глаза. Худой силуэт Баламута был почти неразличим на фоне черного неба. Стояла глухая тишина, не слышно было ни реки, ни ночных птиц, и даже лисы сегодня почему-то не подавали голосов на окрестных холмах.

– Пора идти, – сказал Баламут. – Мы уже собрались. Голдхейр говорил, что надо успевать до полуночи.

Мы шли по лесу.

В лесу было как-то аномально темно даже для фриландской ночи: такая темнота и тишина бывает разве что в лабиринтских лесах, в безлунном ноябре. Не знаю, может, Морган что-нибудь видел или Рыжий своим звериным зрением. Я боялся оступиться и не мог разглядеть ничего, кроме ловких тощих ног Баламута, который танцующе ступал по палой листве прямо передо мной. Когда я поднимал глаза, то видел еще смутный силуэт, двигающийся в полуметре перед моим носом.

По правде говоря, мне все это не очень нравилось. Если бы не Голдхейр, который послал нас сюда, я бы предпочел обойти стороной этот лес.

Я споткнулся о лежащее бревно и чуть не упал на Баламута.

– Под ноги смотри, – обернувшись, тихо сказал он. Светлые глаза блеснули во мраке. Сам оборотень перешагнул это бревно, не задумавшись.

– Ничего, сейчас будет посветлее, – тихо сказал сзади Морган.

– А, ну да, ты же ни хрена не видишь, – пробормотал Рыжий. – Окэ, я постараюсь обходить, но тут таких до фига. Да, скоро будет совсем светло. Папоротник уже начался.