– Как же мне сразу... – пробормотала она сквозь зубы. – Ну-ка сиди, не шевелись.

Никто и опомниться не успел. Она вдруг оказалась сбоку и как будто дернула за воздух прямо рядом с моим виском. На миг перед глазами у меня вспыхнули искры, но тут же всё прошло.

– Аои-сан, – сквозь зубы сказала Маша рядом со мной, – будь добра, принеси какое-нибудь блюдо или тарелку пошире. Быстрее. Как же я сразу не догадалась! Аптека, я же вас чуть не угробила!

Аои сорвалась и прибежала с широкой плоской тарелкой. Маша резко встряхнула рукой над белым умытым фарфором...

Рыжий ахнул. На тарелке звякнуло, и мы увидели... нечто. Больше всего это было похоже на стило для рисования: заостренная очень небольшая стрелка с металлическим наконечником. Откуда она взялась?..

– Это еще что за херовина? – раздельно спросил Морган.

– Вам никогда не приходило в голову копьё? – пробормотал Рыжий. – И что? Эта штука все время была у него…

– Это приспособление называется «гарпун Ахава», – удрученно проговорила Маша. – А меня пора переводить в землекопы.

– Куда тебе в землекопы, – сказала Нета с большим хладнокровием. – Там талант нужен.

– ...Потому что если бы я была нормальным целителем, то проверила бы тебя сразу после возвращения. Да я просто должна была заметить, как в тебя это воткнули!

– Значит, «гарпун Ахава», – пробормотал Рыжий. – А Митька, значит…

– Это изобретение, основным назначением которого является возврат проводника в Лабиринт, причем так, чтобы проводник сам этого не заметил, – с раскаянием сказала Маша. – Но эта штука, она очень, так скажем, непрочная, хрупкая. И – сами видели – извлекается на раз. Такая простейшая вещь! Ее надо было просто заметить с первого взгляда!

Я вдруг понял, что у меня давно уже не было такой ясной головы.

– Смотрите! – вскрикнула Аои.

Черная игла, лежащая на блюде, таяла, как грязный снег. Она оседала и крошилась, и через несколько секунд на ее месте была горсть невесомой пыли. Рука Аои дрогнула, и пыль рассеялась, как не было ее.

– Что-то мне это напоминает, – пробормотал Морган.

4.

Стоял дымный полдень.

– Но когда?!

– В самолете, – сказал Морган. – Помнишь, у тебя были кошмары? И болела голова. Сам Вуул и воткнул…

Подавленные, мы сидели вокруг стола и смотрели на пустую белую тарелку.

– Но ведь всё равно ничего не понятно, – сказал Рыжий, подняв голову и глядя на всех нас по очереди. – Ладно, они загарпунили проводника, выдернули нас в Лабиринт, напугали нас Ямой… Но ведь им был нужен я. И живым. Почему они вообще стреляли? Почему они не изловили нас, пока мы неслись, насмотревшись на Яму, задрав шары и не разбирая дороги?

– Может быть, Вуул действительно был уверен в том, что, насмотревшись на Яму, Аптека еще долго не сможет прийти в себя и разглядеть гейт, – проговорил Морган. – По крайней мере, я другого объяснения придумать не могу. Дескать, побегайте, потеряйте мораль. И в момент разговора с Арчевым к нам ехала как раз группа захвата... Но Аптека заметил гейт, и Вуул каким-то образом понял, что мы сейчас от него улизнем… и сразу все перерешил: захватить нас они уже не успевали, а убив проводника, он, по крайней мере, получал тебя.

Рыжий повесил голову. Потом сказал:

– Это я виноват.

– В каком смысле? – спросила Маша.

– Ну, если бы я не сделал эту глупость... Это ведь я связался с покупкой трубы. Если бы я не остался им должен – то они на нас бы и внимания не обратили.

– Чушь собачья, – оборвал его Морган. – Им нужен был только «выпейменя». И они отслеживали не тебя, а именно Митьку. И они бы нашли способ нас достать, я прав, Маша?

– Вероятно, – Маша кивает. – Но давайте отмотаем немного назад. Почему Вуулу был нужен ты, Баламут? О какой трубе речь и какую глупость ты сделал?

– Очень простую, – скучно ответил Баламут. – Я продал свою душу.

1.

Стоял дымный полдень.

– Зачем? – спросила Маша.

– Я думал, что покупаю способ спасти человека из Ямы.

– Кого ты хочешь спасти из Ямы, оборотень?

– Брата. Я виноват в том, что он туда попал.

– Лучше бы ты был виноват в его смерти, оборотень, – безмятежно говорит Маша.

– Я знаю! – не сдержавшись, выкрикнул Рыжий. – Все такие умные, плюнуть некуда! А способа ни у кого всё равно нет!

– Почему же нет? Есть, – безмятежно отвечает Маша.

2.

На берегу моря играли двое мальчишек.

Один был совсем малявка, пятилетка, рыжеголовый и отчаянно веснушчатый. Он с восторженными воплями носился по пляжу и то и дело подбегал к старшему с сокровищами.

Второй, серьезный человек целых шести лет, ходил неторопливо. Должен же кто-то тут быть ответственным за двоих! У этого-то совсем соображения нет!

Пальмы подходили прямо к воде, нависали над водой, таинственно шумящей, облизывающей белый песок. Приходилось перелезать через основания их склоненных стволов. Здесь, на Этой Стороне, всегда всё было немножко по-другому: пальмы как будто говорили с Никой, в очертаниях прибрежных скал проступали башни и колонны, над морем вдалеке носился кто-то воздушный, прозрачный, хрустальный. И само море играло, как большой зверь: с пальмами, с песком, с маленькими крабиками, с Никой и Геськой.

Песок был совершенно белый, под волнами абсолютно ровный. Полный сокровищ.

Тут лежали раковины – щетинистые, рогатые или гладкие, малюсенькие, средние и совсем огромные, размером с Никину руку. Сияющие отполированные морем прозрачные кристаллы – они просвечивали сквозь ровный песок, как маленькие лампочки. Дырявые белые гальки, усыпанные белыми сверкающими крупинками, как бриллиантами. Длинные орехи пальм – они были немножко похожи на кокос, но меньше, и их было гораздо легче разбить, а на вкус их молоко напоминало молочный коктейль. Пустая половина ореха была, как яхта – внутри даже были как будто палуба и переборки. И на воде они отлично держались, совсем как настоящие лодки, и не переворачивались. Потом Ника нашел целый коралл, похожий на выточенную из драгоценного камня ветку, и нёс его с собой.

Они перебрались через ствол очередной пальмы и совсем близко увидели гладкую плоскую скалу, утёсом выступающую в море.

– Ого-го-го-го! – закричал младший, в восторге размахивая руками, и помчался к камню.

– Геська, стой! – старший уронил ветку коралла в воду, бросился за ним, но опоздал: успел увидеть только, как младший влезает на камень и прыгает. Поверхность воды сомкнулась над ним. Ника с разбега взбежал на камень и без колебаний прыгнул следом.

Вода накрыла его с головой. Она была теплая и соленая. Ника вынырнул, отплевываясь, и тут же увидел в солнечных брызгах над поверхностью обалдевшую от счастья мордочку младшего брата. И обнаружил, что тот сидит на спине у странного существа.

У существа был дельфиний клюв, улыбающиеся маленькие умные глазки, гладкая мокрая спина и длинный извивающийся хвост. Братик сидел, облапив его мокрую спину, и в восторге кричал что-то, но Ника ничего не мог разобрать из-за воды, которая заливалась в уши. И еще было трудно удержаться на плаву – раздеться-то не успел, так и побежал в шортах! Он забил руками по воде, ища опору, и рука наткнулась на что-то стремительное, гладкое и теплое. Одной рукой он сначала схватился, а потом посмотрел. Под бок его подпирало точно такое же существо, глядящее на него смеющимися глазками на умной морде.

На ощупь дельфин был как большой баллон, туго налитый горячей водой. Или это не дельфин? Морда у существа не отличалась от дельфиньей, но Нику смущал его хвост, длинный и вьющийся кольцами.

Дельфин Геськи что-то коротко курлыкнул и нырнул под воду.

Они плыли под толщей воды, и таинственный зеленый свет из глубины освещал разноцветные стаи рыб и заросшие колеблющимся мхом причудливые скалы; Геська непрерывно хохотал, пуская пузыри, и отрывался от своего дельфина, пытаясь ловить рыб руками, как бабочек. Его дельфин вился вокруг него, а дельфин Ники увлекал его дальше, и Ника беспокоился и оглядывался: как бы они не потерялись. Потом перед ними возникло зеленое лицо: в воде стоял прямо на рыбьем хвосте большой человек. Очень высокий. В руке у него было длиннющее копье с загнутым наконечником, а гладкое зеленое лицо хмурилось. С губ большого человека сорвался какой-то свист, едва слышный под водой. Дельфины как будто засмеялись. И, стремительно закручиваясь винтом, вертикально понесли их к поверхности.