Он был в полном сознании. Морган безуспешно попытался скрыть смех, уткнувшись в кулак. Я сосредоточился и снова свел ладони в хитрую фигуру, и Рыжий опять как миленький прилег в траву.

– Хватит, – сказала Маша. – Это к вопросу... о феях и фиалках, – пояснила она снова очнувшемуся Рыжему, который тряс головой и, по всему видать, всерьёз намеревался бить мне морду.

– Но что это значит? – с недоумением спросил я. – Я теперь любого так могу?

– Пока не любого, но потренируешься – будешь уметь. А значит это всего лишь то, что ты, конечно, в действительности никакой не проводник.

Такого мы не ожидали.

– А кто же он? – Баламут даже негодовать забыл.

– Он знает сам, – Маша отмахнулась, как будто вопрос был детским, и посмотрела на Голдхейра. – Что ты об этом думаешь?

– Тогда можно всё отменить, – сказал Голдхейр. Он казался удивленным. – Это было бы логично, – добавил он. – Поищем другое решение.

– Времени нет, – возразила Маша, – и к тому же я не вижу в этом особой проблемы. Скорее наоборот. С таким резервом я буду чувствовать себя гораздо увереннее.

– Но таким... не разбрасываются, – сказал Голдхейр.

– А я разве это предлагаю? – спросила Маша. – По-моему, ни одному стажеру еще не помешала отработка навыка в полевых условиях. Тем более – под квалифицированным руководством. Давай. Запускаем проект.

– Эй, – начал я обиженно, и Голдхейр обратился ко мне:

– Дело в том, что мы хотим снова просить тебя о помощи. Нужно, чтобы ты доставил Лабиринт срочную корреспонденцию.ф

1.

Приехали.

– Вот так вот! – вскрикнул Рыжий. Морган, удержавшись, промолчал.

– Голдхейр, – жалобно начал я, – но я ведь только что вернулся. Я всем говорил, что не пойду в Лабиринт... еще долго. Я даже поручений еще не успел набрать!

– Мы знаем, – сказала Маша. С этого момента говорила только она. – Конечно, мы можем найти другого проводника; у нас кое-кто так и предлагает сделать. Но дело в адресате. Дело в том, что он – то есть она – тебя знает и относится к тебе... очень хорошо. Она тебе верит. В Лабиринте это ведь очень важно, правда? А нам нужно, чтобы проводник убедил ее совершить одно... рискованное действие. Рискованное с ее точки зрения, естественно. К тому же очень много проводников сейчас занято, и пока мы занимаемся поисками другого курьера, время может кончиться. У нее, а не у нас, конечно. Но решать тебе. Это Свободная Страна.

– Что нам за это будет? – спросил Рыжий. – Печкин, требуй двойной тариф!

Вопрос был задан для проформы: Баламут знал, чтó ему ответят. Местные всегда отвечали ему на это одно и то же: что его, Рыжего, они ни о чем не просят. По-моему, после этого нелепого набивания цены они все начинали считать его... немного того.

Но Маша посмотрела на Рыжего и улыбнулась.

– Возможно, за это я вас когда-нибудь еще о чем-нибудь попрошу, – ласково сказала она. Баламут опешил, и мне показалось, что Маша сейчас протянет руку и почешет его под подбородком, как котенка. Она смотрела на него и улыбалась ласковой бессмысленной улыбкой, какой девушки улыбаются зверятам и младенцам. – А возможно, вам повезет, и попрошу вас уже не я... – добавила она. – Ну что, Мить, – она посмотрела на меня, – искать нам другого проводника? А адресат, она считает тебя ангелом. На полном серьезе.

У Моргана стало такое лицо, как будто ему рассказали смешной анекдот на важном и ответственном собрании.

– Если ты считаешь, что это такая уж выгодная роль, то ошибаешься, – сказал я.

– Ну давай, рассказывай, – нетерпеливо сказал очнувшийся Баламут. – О чем речь?

– Вот об этом, – сказала Маша. Достала из кармана короткой зеленой курточки что-то очень небольшое. И кинула мне. – Посмотрите поближе.

Это был... наверное, правильнее всего было бы назвать это флаконом, но самым маленьким флаконом из всех возможных: хрустальный, цилиндрический, размером примерно с пятикубовую ампулу, только с очень толстыми ребристыми стенками и очень плотно притертой пробкой на резьбе. Сквозь сияющие грани мерцало что-то красное. Я посмотрел на просвет. Густой жидкости алого цвета внутри было не больше столовой ложки, и она заполняла склянку почти полностью. Материал флакона был похож на стекло, материал пробки – на отполированное дерево, а жидкость – пожалуй, на клубничный сироп. Но, конечно, я ошибался во всех трех случаях.

– Что это? – спросил я.

– Ну, это такой волшебный пузырек, – сказала Маша.

– Красивый, – проговорил Морган.

– И весьма полезный, – сказала она.

– Ничего не написано, – поворачивая склянку, заметил я.

– Ну, хочешь, напишу «выпей меня»? – предложила Маша.

На гранях фиала играл свет. Жидкость действительно очень красиво мерцала и переливалась внутри.

– Дай поглядеть, – наконец не утерпел Баламут. Я кинул ему флакон.

– Что это, Маша?

– Ну, это такое… лекарство. В большинстве смыслов, – сказала она. – Рыжий, ты можешь не осторожничать, он довольно прочный. Хоть кувалдой молоти. Только не открывай. Видишь ли, Митя, это очень сложно объяснить. Ну, например, я точно могу сказать вот что. В Лабиринте есть один такой юноша, ты еще недавно познакомился с его мамой. В парке в В.

– Неужели мы сегодня все-таки что-то узнаем? – спросил я.

– Да. Так вот, этот юноша, байкер. Ему срочно необходимо принять то, что содержится в этом пузырьке. Достаточно будет даже нескольких капель. Можно выпить, можно ввести инвазивно. Сейчас возможен только последний вариант, потому что этот юноша, как ты знаешь, лежит в коме. Если же он примет этот эликсир, то немедленно придет в себя.

– Свет на нем клином сошелся, что ли, на этом байкере? – пробормотал Морган, щурясь.

– Значит, она нашла его?

– Да.

– Рыжий, тебе было сказано не трогать пробку! – сказал Морган. – Ну-ка дай сюда!

– Могу сказать еще вот что, – продолжала Маша, – если этот юноша в ближайшие пару недель хоть несколько капель не примет, то его можно прямо сейчас отключать от аппаратов.

– Прямо сейчас? – печально спросил я. Я уже понял, что никуда не денусь.

– Ну и что, – недовольно сказал Баламут. – Мы-то почему должны из-за этого всё бросать и тащить это «выпейменя» через Границу?

– Я ни разу не слышал, чтобы вам нужно было раскрыться перед больным, чтобы его вылечить, – заметил и Морган, внимательно изучая бутылёк.

– Маша, слушай, правда, – сказал я. – Вы же все болезни лечите дистанционно. Они о вас и не подозревают.

– Ну, во-первых, далеко не все, – сказала Маша. – Во-вторых, как это не подозревают? Ты сам понимаешь, что все лабиринтцы отлично знают о существовании Фриланда, просто им удобнее о нем не помнить. И мы никогда ничего не делаем без прямой просьбы, нам обязательно нужно обращение, хотя бы мысленное. Как это муторно, распознавать такие обращения, вы бы знали. – Она вздохнула. – По каждому случаю разводим турусы: добровольное это обращение или нет? И о чём именно он просит? А если не о том, что ему полезно? И обращение ли это вообще? А может быть, он обращается вовсе не к нам? И так далее. Все выводы надо обосновать и представить на консилиум. И так – каждый раз.

Мы слушали, развесив уши.

– А в-третьих, это... ну, во многих смыслах это исключительный случай. Митя, ты правда хочешь, чтобы я сейчас завалила тебя кучей специальных терминов?

– Нет, не надо кучей, – сказал я. – Но хоть что-то я должен понимать? Ведь мне с его матерью разговаривать.

– О, ну, об этом не волнуйся, – ответила Маша. – Поговорить с ней могу и я.

2.

Видимо, эти двое тоже решили, что ослышались.

– В каком смысле? – переспросил Морган.

– Ну, я ведь, конечно, пойду с вами, – сказала Маша.

– Да ладно, – сказал Рыжий. – Ser'sly?

С его лица сползла эта его вечная непрошибаемая улыбочка.

– Исключено, – сказал Морган.

– Отчего же? – вмешался Голдхейр.