Я посмотрел на Аои и сообщил:

– Так я стал проводником.

2.

Лес пламенел, нависая над верандой и над садом торжественным строем ровных стволов. В последнее время сад отступил за Дом и уступил место лесу. Этот лес можно было смотреть, как телевизор: в нем постоянно что-то происходило, а когда его буйная жизнь на какое-то время замирала, я не уставал смотреть на осенние деревья: огненные, охристые, тысячеликие.

Аои-тян поставила на серединку стола блюдо с пирожками, повертела его туда-сюда и пригласила:

– Выбирай. Который на тебя глядит?

– А мы тут хотели поработать, – Нета поднималась на веранду, а за ее плечом башней маячил Капитан, держащий в охапке топорщащийся острыми углами тряпичный куль. – Моргану показать кое-что. Можно?

– Работайте, только ешьте пирожки – остынут. Я пошла готовить обед, – и Аои ушла в дом.

– Нета, – позвал я. – А это правда нормально – что хозяйством в Доме занимается только Аои?

– Кому же еще им заниматься? – удивилась Нета. – Морган, давай это сюда, на стол. – Капитан осторожно сгрузил тяжелый куль, который оказался наполнен множеством разнообразных причудливых деталей, и Нета принялась раскладывать их по столу. – Ты вмешайся, попробуй. Она тебе такого задаст!

– Но она же одна. Я не представляю, как в одиночку чистоту-то поддерживать с такими беспокойными постояльцами, как мы. Уборка, стирка, готовка.

Морган уселся за стол, взял пирожок и откусил половину.

– Ха! Без помощников она никогда не останется, уж можешь мне поверить, – энергично сказала Нета. – Просто вы их не замечаете. И потом, какие же вы постояльцы? Вы давно уже никакие не постояльцы... Морган, вот первый этап. Видишь?.. Хозяйство? Это даже не десятая часть того, чем она занята каждый день. Уж что хранители в самом деле умеют, так это не забивать свое время рутинной работой…

Под ее мелькающими руками быстро возникал сложный механизм.

– И за садом она ухаживает в одиночку…

– Но она ведь не «ухаживает» за садом, – сказала Нета. – Она с ним дружит.

– В каком смысле? – спросил Морган. Он уже почти опустошил блюдо с пирожками.

– Все хранители дружат с деревьями, хотя бы с одним, – сказала Нета. – Некоторые мастера это тоже умеют, но все-таки для этого нужна… определенная жилка. Проще всего дружить с вязами – они хоть и злые, но очень дисциплинированные. Вязу можно просто строго приказать, и всё, и он будет очень доволен и счастлив. Неплохо также дружить с орешником – он прямодушен и щедр. Чтобы дружить с дубом, надо очень много знать, они просто не терпят невежд…

– А с яблонями?

– Дружить с яблонями – это целое искусство. Аои говорит: каждому яблоку – свой срок, и ты всегда должен знать этот срок и предназначение. И ошибиться нельзя, если ошибешься один раз – потеряешь доверие навсегда. Каждое яблоко! – энергично воскликнула Нета и стукнула кулачком очередную деталь, которая встала на место с громким щелчком. – Вы такое представляете? Я – нет. Даже с одной яблоней.

– А зачем это вообще надо? – осторожно спросил Морган.

– Ну как же, – Нета удивилась. – Не представляю, как бы мы жили без помощи деревьев! Деревья ведь довольно могущественные существа, даже в Лабиринте. Хотя там они вот уже несколько тысячелетий в основном предпочитают спать… – Она оглядела наши озадаченные лица и удивилась еще больше, даже от работы отвлеклась. – А вы что, и этого не знаете? Деревья носят послания, лечат, хранят информацию. Они командуют всеми остальными растениями. По корням травы сообщение отсюда до самого Хрустального озера проходит за пару мгновений. Они придумывают и показывают целителям новые лекарства. Одно дерево, если оно так решит, способно защитить тебя даже в Глухоманье. Даже в Лабиринте – способно! Ну, правда, иногда это им дорого стоит. Да вы же видели – это же яблони почему-то решили спасти тебя! – она ткнула в меня пальцем.

– А почему? – спросил я.

– Да кто бы знал! Даже Аои не знает. Обычно через этот сад ходят только те, кому уже раз показали дорогу. Но наши яблони вообще-то очень добрые. Исключительно добрые. И любопытные. Лично я бы не удивилась, если бы узнала, что они удерживают здесь Границу из чистого любопытства. И они очень любят Аои. Но это как раз неудивительно.

– Почему? – спросил Морган.

– Ну как. Ведь Аои – не просто хранитель. Аои – садовник.

3.

В этот день за обедом мы снова собрались вместе. Малыш скакал на высоком стуле (чтобы ему было удобно, Аои велела стульям отращивать ножки подлиннее) и с набитым ртом повествовал о том, как они с ЧП вчера пошли по дороге, указанной кодама, и встретили хозяина леса. Я раньше понятия не имел ни о том, что с кодама можно содержательно общаться, ни о таком существе, как хозяин леса. ЧП тихо сидел под стулом Малыша и осторожно отворачивал морду от возбужденно молотящих в воздухе пяток. Рыжий милостиво игнорировал его присутствие. Маша была весела, много шутила, и на веранде витал благостный дух общего согласия.

– Хозяин леса – это случайно не то чудовище с папоротниковыми глазами? – спросил Машу Морган.

Малыш немедленно завопил, что ни с какими не с папоротниковыми, что у него оленьи глаза, очень, очень красивые, и рога тоже красивые – во-о-от такие! – и светятся, и борода, как корни, а сам он как олень.

– И как медведь, – добавил он.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Моргана Маша.

– Ну как же. Есть тут такие… охраннички у волшебных цветочков, которые по папоротниковым лесам обитают. Пострашнее всякого медведя…

– А, Глазастик? – переспросила Маша. – Ты про него говоришь? Да что ты. Разве он страшный. Он такой симпатяшка.

Она подумала и уточнила:

– Ну, конечно, когда не линяет.

Рыжий залпом выхлебнул стакан.

– А кто такой Глазастик? – заинтересовался Малыш.

– Так, – решительно сказала Маша. – У нас сегодня есть еще одно дело.

– Точно, – сказала Аои и убрала со стола.

Раньше я действительно не присматривался, как она это делает. Но и сейчас, когда я попытался наблюдать, у меня не получилось бы объяснить, как это у нее получается сделать это мгновенно: она как будто руками собрала все остатки обеда на поднос, а как будто – хлопнула в ладоши, и стол остался пустым и чистым, только вазочка с цветами посередине. При этом все ее движения оставались неторопливыми. Аои полюбовалась на вазочку и ушла с подносом на кухню.

– Ну что же, чудушко! – весело сказала Маша мне. – Расскажи нам! Как это тебя угораздило заблудиться в двух шагах от мастерской? Ты не поверишь, но меня именно этот вопрос всё это время интересовал больше всего!

Морган встрепенулся, но промолчал.

– Меня тоже, – проворчал Баламут. – Давно меня подмывает посмотреть ему в ясные очи и спросить: Аптека, какого беса? Как мог проводник со стажем заблудиться в трех соснах?

– Маша, а ты думаешь, я сам это понимаю? – жалобно сказал я. – Ну, такого со мной никогда еще не было. Вон Морган не даст соврать. Блин, да как я вам объясню? Как будто я знаю, как это всё делаю! Просто знаю, и всё!

– Аптека, – неожиданно серьезно сказала Маша. – Попытайся объяснить. Это не праздный вопрос. Мне надо понимать, можно ли тебя сейчас выпускать из дому.

Морган крякнул.

– А речь уже идет о том, чтобы его выпускать из дому? По мне, так пусть бы еще с месяцок посидел взаперти…

– Спасибо, друг, – сказал я. – Я всегда знал, что могу на тебя положиться... Ну, что сказать? Я даже во сне Границу ни с чем не перепутаю. А тут... меня как будто ноги сами несли. Я шел в какой-то эйфории, и я был совершенно уверен, что сейчас выйду к мастерской. – Я подумал. – Если вот так восстанавливать в памяти, то это было похоже на мои детские переходы Границы. Как будто это была какая-то игра. Я шел и представлял, как приду, увижу. И тут хлоп – овраг, смерклось, пришли. ...Ты чего?..

Маша вдруг подхватилась с места.

Она стояла прямо напротив меня и неподвижным взглядом смотрела мне куда-то в середину лба. Потом встряхнула руками и направила на меня раскрытую ладонь. Эта ладонь была как тепловая пушка.