Могилу вырыли заранее, поэтому никаких накладок не случается. Светлану опускают в самую глубь, забрасывают землей её. Почва глухо ударяется о деревянную крышку, скрывая её от чужих глаз. Настя лишь секунду смотрит на образовавшийся холмик, а затем, не оставив никаких цветов, уходит прочь. Наконец-то она освободилась от Светланы.

***

Теперь жизнь идёт иначе. Насте не приходится волноваться за себя и за свое здоровье. Она больше не просыпается от кошмаров, в которых над ней издеваются. Нет больше того страха, который сковал девушку и не давал ей развиваться, приковав цепями желания отомстить к мачехе. Она спокойно занимается подготовкой к свадьбе.

Сама просматривает залы, в которых может проходить торжество, выбирает ресторан, придерживаясь каких-то своих, особых, критериев. Анатолий этого понять не может, но всё-таки делает так, как его просят — не вмешивается в чужие решения. Зато вполне себе послушно идёт на примерку смокинга, чудесно скроенного руками настоящего мастера, идеально чёрного. На себя Настя не позволяет посмотреть в платье, считая, что это плохая примета, а вот на своего мужчину любуется, усевшись перед ним на маленьком диванчике. Ей принесли бокал шампанского девушки, работающие в салоне, и теперь она наслаждается моментом, чувствуя себя хозяйкой ситуации. Посмеивается над осмущением своего мужчины, но не смеётся. Она в отличном расположении духа.

— Тебе идет. Может, всегда так станешь одеваться? — предлагает Порезова ему, уже пребывая где-то в своих мечтах. Картина се-кса в подобном наряде неслабо её возб-уждает, заставляя ерзать на месте.

Переверзев, видимо, понимает, какие желания он вызывает. Краска робости сходит с его лица, глаза теперь сверкают хитринкой, так много обещающей Насте.

Похоже, девочки что-то понимают, потому что тихо уходят, оставляя будущих молодоженов наедине. Настя тут же оказывается рядом со своим возлюбленным, виснет у него на шее, получая свой законный поцелуй. Сильные руки подхватывают её, поднимая вверх.

— Это всё конечно замечательно, но до дома придётся подождать, малыш, — дразняще шепчет Анатолий, выцеловывая на нежной коже шеи какой-то один ему понятный шифр. Оторваться ему просто кажется невозможным, поэтому, несмотря на собственные слова, он продолжает ласкать Анастасию. Когда же девушка тянется руками в те места, куда не следует, легонько по ним шлепает, — будешь баловаться, накажу тебя. И ты знаешь, что это будет не так просто.

В ответ она его кусает, тем самым показывая, какое настроение игривое у неё сегодня. Соскакивает с его рук, поправляет одежду на себе, чтобы не слишком привлекать к ней внимание, но вот горящие щеки и зацелованные губы и так отлично говорят о том, чем они тут занимались. Но, видимо, девочкам привычно, что пары сходят с ума накануне своих торжеств, поэтому лишь улыбается профессионально, ни взглядом, ни словом, ни жестом не выдавая их шаловство.

— Мы берём этот костюм. И ещё вот эти замечательные запонки, — Порезова указывает на прилавок, где совсем маленький заколки стоят рядом с ценниками, сравнимыми по количеству нулей с бриллиантовыми кольцами. Ей кажется, что надо поощрить работниц за то, как они себя ведут. Оставить кругленькую сумму — лучший способ это сделать. — И ещё я попрошу подобрать подходящий галстук. Я в этом не сильна, поэтому полагаюсь на ваш вкус.

Одна из них, лет тридцати пяти, по имени Марианна, сама решает заняться своими дорогими клиентами. Она подносит к шее Анатолия то один, тот другой аксессуар, крутит и так и эдак. Завязывает разные узлы, выбирая посимпатичнее и поэлегантнее. И, когда наконец-то определяется, кивает сразу на три галстука:

— Я бы посоветовала один из этих. Но, знаете, Анастасия, эту белую рубашку ведь наверняка ваш мужчина будет надевать ещё куда-нибудь? — Она не спрашивает, а скорее утверждает, — возьмите их все. Разнообразие не повредит. Такому видному мужчине тоже нужны симпатичные вещички, как и любой женщине. Это показатель статуса.

Именно Марианна провожает их к дверям, поднося многочисленные бумажные пакеты, доверху набитые не только костюмом, но и множеством рубашек, галстуков и даже бабочек. В какой-то момент шопоголизм, которого Анастасия была лишена долгие годы, выходит из под контроля — вот столько одежды и вышло. Но Анатолий на это ничего не говорит, смиренно расплачиваясь. Ему в радость видеть улыбку возлюбленной. Открытую и счастливую.

А уже дома, скинув все покупки кучей прямо около входной двери, он сам на неё накидывается, давая понять, что сегодня жалеть не собирается. Тянет за волосы, открывая вновь себе доступ к чужой шее, но теперь не просто целует, а яростно засасывает кожу, оставляя свою метку на ней. Любуется, словно произведением искусства, а после спускается ниже, к достаточно откровенному декольте Анастасии. Освобождает гру-дь от кружева бюстгалтера, и вначале берет её в ладони, словно в две чаши. После, склоняется, беря в рот со-сок. Покусывает его, словно самую сладкую вишенку, всасывает осторожно, стараясь не сделать больно, но, не сдержавшись, прикусывает его. В ответ ему раздается такой же сладкий сон, какой ему хочется издать самому.

Вначале они впопыхах тра-ха-ются у двери, сбрасывая первое напряжение. После доходят до гостиной, уже привычной к тому, что на всех её горизонтальных поверхностях сношаются хозяева. Анатолий разворачивает партнершу к себе спиной, руки связывает осторожно купленным галстуком. Тот причудливой бирюзовой змеей вьется на хрупких девичьих запястьях. Насте явно нравится происходящее, потому что течет она, словно фонтан, мо-ча мягкие подушки под собой. Пальцами мужчина ласкает кли-тор, не останавливаясь, буквально пронзая её своим естеством.

— Ты была очень плохой девочкой сегодня, — жарко шепчет ей на ухо, заставляя облокотиться на свою грудь. Почти невесомое тело. Перехватывает другой рукой Настю за талию, чувствуя выступающие ребра под ладонью. — Расплачивайся!

Она и рада стараться. Подмахивает с такой же силой, с какой её имеют.

— Накажи меня, — последнее, что успевает сказать, прежде чем рот её закрывают широкой ладонью.

— Твое мнение сегодня не учитывается.

Анатолий чуть ли не диким тигром рычит, утверждая свое право над возлюбленной. Вновь кон-чает, не позволяя Анастасии уйти от своего се-мени. А после тяжело валится на нее, придавливая к дивану, пытаясь отдышаться, словно он не се-к-сом занимался, а марафон пробежал.

Развязывает руки девушке, потирает их, разгоняя кровь.

— Пить хочешь? — буднично спрашивает у нее, улыбаясь. Кивок в ответ. У Порезовой нет сил даже на слова.

Поит он её из своего рта, тут же целуя. Приятная прохлада прокатывается по горлу, даря второе дыхание.

— Поработай ротиком, малыш.

Переверзев подталкивает голову Насти вниз, явно демонстрируя ей свои желания — у него снова стоит. Удивительное дело, но студентку раздирают такие же желания: на лице у нее предвкушение.

Настя не знает, что было с её лучшей (бывшей) подругой в те недели, что они не виделись, но, судя по состоянию Солнцевой, ничего хорошего. Она приходит к ним поздно вечером, почти ночью, когда на часах уже давным-давно пробило одиннадцать. Девушка растрепанна, одета неопрятно, на правой её скуле очень красноречивый синяк. А на девичьих глазах слезы, горькие и безутешные.

— Заходи, скорее заходи, — Настя не в силах оставить ту, что ей дорога, на пороге. Сердце её разрывается от одного вида всегда жизнерадостной девушки. — Разлевайся, Мариш.

Она буквально силой заталкивает её в ванную. Набирает воду, горячую, почти кипяток. Раздевает догола приятельницу, заставляет окунуться. Приговаривает, словно мамка-наседка над ней, натирая жестокой мочалкой. Но вопросов не задает, даже когда Мария начинает плакать по-настоящему отчаянно, тем самым выдавая своё состояние. Рыдает и рыдает, бьет руками по странно покрасневшей воде, и Настя с ужасом понимает — в ней намешана кровь, иначе объяснить нельзя цвет.