— Это были они? — и уточнять не нужно, чтобы понять, о ком именно говорит Анатолий.

— Да. Но мы не стали сдавать их пока полиции. Возможно, ты захочешь сам побеседовать со своей "милой" родственницей и преподавателем.

— В таком случае я выезжаю. Вначале навещу Настю в больнице, а потом к вам. Не упусти уб-лю-дков, — теперь голос философа звучит твердо, как никогда раньше.

Жаль, что он слишком поздно понял, как следует обращаться с теми, кто покушается на то, что принадлежит только ему.

Если изначально Анатолий хочет просто немного побить тех, кто осмелился забрать у него Настю, то, когда он видит её раны в больнице, решает, что это слишком мягкое наказание для уро-дов. «Как же так можно поступать с ребёнком,, ещё даже не женщиной, а девочкой, которая едва начинает жить? На ней живого места нет», — сокрушается он, беря руку Насти в свою. Несколько пальцев на ней сломаны и теперь находятся в гипсе, чтобы кости срослись правильно. И лицо, такое красивое лицо совсем юной девушки, которая едва смогла заживить старые раны, что получила после крушения яхты, оказывается испещрено ужасными шрамами, которые перекрывают старые.

— Я был слишком слаб, чтобы понять, насколько глупо себя веду в этой жизни. Оказывается, не нужно заботиться о тех, кто этого не хочет, защищать надо любимых, которые это достойны. Ты достойнее других в тысячу, нет, в миллион раз больше. Поэтому я сделаю всё, чтобы эти мер-завцы, конченные уб-людки, не выбрались сухими из воды, — ярость застилает Анатолию глаза, не давая ему рассуждать трезво. — Но обещаю, что тебе не придётся страдать из-за них. Ты сможешь увидеть, как их постигнет наказание. Я сделаю с ними самое жестокое, что смогу придумать, а уж фантазия у меня очень богатая, ты же знаешь.

Мужчина целует Настю в лоб на прощание, а после уходит, сжимая кулаки от бессильной злобы. Раньше он такого не делал, рассуждал о том, как поступить, но сейчас решает положиться на собственные ощущения.

Заброшенный гараж находится на окраине города, в таком районе, где непонятно, уже наступила новая эпоха, или же до сих пор царствует средневековье. Он стоит вдалеке даже от своих собратьев, с покрошившимися стенами и почти провалившейся крышей. Анатолий поверить не может что Светлана могла держать тут живых людей, да и сама находиться там — это банально небезопасно.

Танк встречает своего босса на входе, появляясь на свет божий со скрипом проржавевших ворот. На лице у него бесконечная усталость, а руки вымазаны в крови. «Значит, всё-таки ему пришлось применять силу. Надеюсь, что Анастасия этого не видела. Ей и так достаточно потрясений в жизни», — думает Переверзев, в очередной раз жалея свою возлюбленную.

— Как ты и просил, они здесь, — говорит коротко мужчина, впрочем, оставаясь спокойным.

Анатолию об этом остается только мечтать.

— И полицию не вызывали?

— Нет конечно, мы же не дураки какие-нибудь, знаем, как в таких случаях обставляются все дела. Конторе, в которую я обратился, проблемы не нужны. Они профессионалы, которые знают, как скрыть все улики, если никто не хочет, чтобы о преступлении стало известно. Поэтому, если ты не захочешь, — обращается к Анатолию Танк, — то никто и не узнает о произошедшем. Как говорится, концы в воду.

Больше разговаривать Переверзев не видит смысла. Он заходит внутрь, поражаясь в очередной раз тому, что здесь могли быть живые люди: тяжелый запах плесени, покрывающей стены, оседает в лёгких, не давая нормально дышать; влажность настолько повышенная, что кажется, будто здесь образовались тропики, разруха не дает ни малейшего намёка на то, что этим помещением пользовались хотя бы в последнее лет тридцать.

Те, кого хочет видеть Анатолий, лежат прямо на полу. И если Светлана в сознании, то Бальзак не совсем — Анатолий вообще не уверен, что тот жив, настолько бесчувственным тот выглядит.

— Вы не перестарались? — спрашивает мужчина у своего подчинённого, осматривая со стороны, как выглядит преподаватель из университета. Картина перед ним открывается и впрямь немного пугающая, даже несмотря на то, что он сам хотел сотворить нечто подобное. Но люди оттуда, откуда их пригласил Танк, видимо, не знают пощады, особенно к тем, кто смеет думать, что можно совершать зло безнаказанно. — Этого надо в чувство привести!

Наверно, по истинному повелению судьбы, он выбирает тот же способ, каким Светлана приводила в себя Анастасию — вылив на неё ведро ледяной воды.

— Какого черта ты творишь, ублюдок?! — пытается подняться она, но ноги ее не держат. Анатолий видит, что те перебиты в щиколотках. Кто-то не стал жалеть Порезову, не смотря на то, что она женщина. — Бл-ядь! — Валится обратно тяжелым мешком.

С удовольствием глядя на это шоу, Переверзев улыбается. Каждый ее стон словно музыка для ушей. А уж видок забитого животного, загнанного в угол, заставляет сердце мужчины трепетать от странного возбуждения и счастья. И он не может отказать себе в том, чтобы приложить руку к чужим страданиям. Точнее, ногу. Бьет, не щадя, прямо в живот. Светлана тут же начинает харкать на пыльный пол кровью.

— Хороший удар, — раздается со стороны голос крепкого мужика в черном одеянии и с маской, скрывающей лицо. — Так бы и не сказал, что вы раньше ничем подобным не занимались. Виден большой талант.

Отвечать ему Анатолий не намерен, но дело свое продолжает, а похвала лишь подначивает.

— Думала, что так просто можешь уйти безнаказанной? Нет, уж, дорогая сестричка, любовь всей моей жизни, ошибаешься.

— Ого, а жесткий ты мужик. Не хотел бы я быть этой бабой, — вновь влезает со своей болтовней мужчина в балаклаве. — Если вдруг тебе наскучит твоя работа, приходи к нам, я замолвлю словечко.

Он выходит из гаража, оставляя клиента наедине с его жертвами. Понимает, что сейчас лучше не мешать Переверзеву вымещать свою обиду. Главное его вовремя остановить, как тот и просил.

— Ну что, готова продолжить? Или я предлагаю тебе выбор: если сможешь привести этого, — Анатолий кивает на Бальзака, — в чувство, то он на какое-то время заменит.

— А потом ты меня отпустишь? — жалобно размазывает слезы и со-пли по лицу Светлана, видимо, таким образом пытаясь воззвать к сердцу брата. Но оно уже остыло к ней и заледенело в ненависти. Вновь повторяет, — отпустишь?

— Даже не надейся. Больше во мне не осталось ни капли доброты или благородства к тебе.

Что-то такое написано на его лице, потому что Светлана больше ничего не говорит. Она подползает к преподавателю из университета. Вначале просто тормошит его, пытаясь привести в чувство, затем, поняв, что такой простой способ не сработает, бьет по щекам. Кричит отчаянно ему в ухо.

Смотря на эти потуги, Переверзев в очередной раз поражается тому, что когда-то выбрал эту женщину в качестве объекта для любви. Восхищался ею, боготворил. На все шел, чтобы заслужить в свой адрес хотя бы одну улыбку. Она же любит лишь себя. И даже сейчас готова бросить своего напарника на растерзание, лишь бы свою тушку сберечь.

— Как же ты отвратительна. Но, смотри-ка, у тебя получилось. Наш принц открывает глаза, — хвалит ее издевательским тоном Анатолий, а сам уже в мечтах о том, как выбьет дурь из Бальзака.

Это знаменательный день. По крайней мере так Анатолий считает потому, что наконец-то он окончательно разделался со своей слабостью, которая раньше не давала ему нормально жить, как мужчина.

После того, как Бальзак более или менее приходит в себя, он тоже получает порцию побоев — не менее слабых и не более сильных, чем до этого Светлана. Переверзев подумал, что раз все вместе они делали больно его возлюбленной, значит, должны разделить свои страдания. Это справедливо.

Самое смешное, что преподаватель пытается ещё о чем-то и просить его, умолять о прощении, и тогда Анатолий ему говорит: