Благодаря корректно проведенной В.И. Вернадским теоретизации своего предмета посредством очевидных и ясно сформулированных запретов, с этого момента, т. е. с 1926 г., начинается триумфальное шествие науки о биосфере, ее вхождение в науки о Земле и в сознание мирового научного сообщества. Несмотря на крайне неблагоприятные социальные условия, сам трактат девять раз издан в нашей стране на русском языке и восемь раз в разных странах[397]. За границей это шествие началось с французского издания 1929 г., сделанного самим автором. Книга издается до сих пор. Особенно впечатляющим стало американское издание книги, в котором все данные и расчеты автора прокомментированы и приведены к современному состоянию и которое снабжено исчерпывающим научным аппаратом[398].

После создания учения о биосфере В.И. Вернадский не переставал думать о своих эмпирических обобщениях, оттачивать их, находить им место в системе знаний. Он продолжал их размежевание с философией и видел в этом настоятельную необходимость. Дело в том, что согласно и общему состоянию науки, и особенностям ее в нашей стране, где к середине 1930‑х гг. стал царить идеологический диктат философии над всем обществом, науки о жизни очень трудно прощались с философией. Еще в середине XIX в. вся сфера описательного естествознания была тесно сплетена с натурфилософией. Надо было совершить путь, уже пройденный точными науками, когда каждая из них на основе накопленных к тому времени фактов построила свои аксиоматические фундаментальные положения и с их помощью возводила здание теоретического знания. Биогеохимия и наука о биосфере В.И. Вернадского успешно совершили эту принципиальную операцию.

Ее необходимость и одновременно – предсказание ученый сделал уже в своей важнейшей работе общего характера «Очерки по истории научного мировоззрения», написанной в 1902 г. Поначалу это был курс лекций для студентов Московского университета. Тогда же в философском журнале он напечатал три первых лекции из них, где ставилась сама проблема научного мировоззрения и подчеркивалась необходимость разобраться с теми изменениями, которые несли науке новые открытия рубежа веков в физике. В.И. Вернадский считал, что, начиная с сенсационных открытий Беккереля и Рентгена, наука вступила в новую фазу. Он первый почувствовал дыхание научной революции, которую позднее, в уже цитировавшейся работе 1926 г. «Мысли о современном значении истории знаний», назвал взрывом научного творчества, аналогичным подъему времен греческой науки и европейского XVII века. Новые факты настолько революционны и касаются столь важных научных понятий, что научное мировоззрение не может оставаться традиционным. Уже тогда он понял, что многие части общенаучных представлений входили и входят в науку из философии и религии. Вот почему научное мировоззрение не есть точное знание о Вселенной, оно представляет собой противоречивый конгломерат знаний и предрассудков, набор имеющих разнообразное происхождение истин. И могут остаться в научной картине только те из них, которые выдержат главное испытание – испытание точным методом. А метод – в самом общем виде – есть такое положение, которым определяется отношение человека к подлежащему научному изучению явлению. Он есть форма исследования и изложения научных знаний. Вот почему именно метод есть средство не только достижения нового знания, пишет он, но и способ отличить его от других видов знания, проверить им те сведения, которые заранее содержались в нем, достались в наследство науке из других областей умственной работы. Метод есть орудие проверки, подчеркивает он[399].

Начав создавать методологический корпус новых дисциплин, он все время с тех пор возвращается к проблеме проведения демаркационной линии между учением о биосфере и философскими знаниями. К середине 1930‑х гг. ученый готовит к печати свой сборник «Живое вещество», который был сдан в печать еще в 1929 г., но из-за происшедшего тогда идеологического перелома в Академии, когда была введена цензура, не смог выпустить его в свет. В.И. Вернадский снова пытается его издать, а в предисловии пишет: «Признавая, конечно, глубочайшее значение философии в жизни человечества и посвятив несколько лет ее изучению, автор пришел в своем жизненном пути, в конце концов, к заключению, что в данный исторический момент философия в обсуждении научных вопросов не может иметь примата над наукой. Круг его интересов и знаний определенно лежит в научной, а не философской области. Он склоняется к философскому скептицизму и не считает для себя возможным делать философские выводы из своей научной работы.

Но не может быть поставлена грань пытливости разума. Философская оценка всей научной работы – и биогеохимической в том числе – будет происходить. Автор думает, что она приведет к созданию новой философии, которая неизбежно явится следствием происходящего, небывалого раньше в истории, научного движения. Но философ не может в данный момент указывать путь ученому с пользой для последнего; он неизбежно должен в наше время занимать второе место для научного понимания происходящего. Философия важна и ценна, но не она сейчас ведет человечество в научной области.

Узкое.

Июль, 1935 г.»[400]

Нельзя представлять его заявление так, будто он просто стремится избавиться от идеологического и цензурного контроля со стороны властей в области своей науки. Конечно, такое желание присутствовало, но оно было отнюдь не ведущим. Дело обстояло значительно глубже. В.И. Вернадский стремился очистить сферу наук о жизни от философских представлений, которые, как он писал уже в «Биосфере», искажают истину, вводят чуждые научному знанию традиционные и предвзятые мировоззренческие установки, например, о начале жизни и т. п. В том же 1935 г. он написал об этом в уже упоминавшейся статье «О пределах биосферы», где сугубо научному содержанию он предпослал методологическую главу «Вводные замечания», где сделал краткий и принципиальный обзор взаимоотношений науки и философии за всю первую четверть века.

Положение науки в эту эпоху сильно изменилось. В 1926 г. в статье «Мысли о современном значении истории знаний» В.И. Вернадский называет резкий перелом, произошедший тогда, научной революцией. Начиная с открытия явления радиоактивности, то есть с того времени, как возникло современное представление об атоме, создался целый веер новых наук, связанных с этим явлением. В том числе и наука об атомах в земной коре – геохимия. Ее дальнейшим развитием стала начатая в 1916 г. биогеохимия, для которой он к 1926 г., как уже говорилось выше, сформулировал основные теоретические положения, описывающие биосферу как геологическую оболочку Земли, имеющей основными характеристиками биогенную миграцию атомов. Этот взрывной научный рост обладает свойствами самоускорения и расширения, почкования новых дисциплин. Ничего подобного в философии за это время не происходило, говорит В.И. Вернадский:

«Основным в научном движении является быстрое, все увеличивающееся создание новых, по существу, научных фактов и связанных с ними новых эмпирических обобщений. Значение этих новых научных дисциплин, новых областей научного знания, крупных и мелких, все создающихся, приводит к примату научного знания, так как и в философском и в религиозном понимании мира эти новые научные области знания не учтены и последствия из них еще не выведены»[401].

К таким новым областям, интенсивно и стремительно развивающимся, относятся геохимия и биогеохимия, которые охватывают и объединяют науки биологические и геологические. И если ранее эти области были доступны философскому исканию и интуиции, теперь они подлежат точному научному наблюдению и описанию. Для ученых это новые области исследования, и они пока еще не отвыкли от прежних мировоззрений. Для многих из них наступает незаметная аберрация зрения, своего рода иллюзия: