Лаборатория входит в переговоры о совместном решении этой проблемы, беря часть работы на себя, с Ломоносовским, Геологическим, Петрографическим, Почвенным институтами Академии наук, Океанографическим институтом рыбного хозяйства, с Главной геофизической обсерваторией, с Радиевым институтом. Надеюсь, в ближайшее время состоится первое совещание в академии.

2. Жизнь непрерывно и неизменно неразрывно связана с биосферой. Она от нее материально-энергетически неотделима. Живые организмы связаны с биосферой своим питанием, дыханием, размножением, метаболизмом. Можно количественно точно и полно выразить эту связь миграцией атомов из биосферы в живой организм и обратно – биогенной миграцией атомов. Чем энергичнее идет биогенная миграция атомов, тем жизнь интенсивнее. Она замирает или еле теплится в латентных фазах жизни, значение которых в организованности биосферы еще неясно, но не должно быть упускаемо из виду.

Биогенная миграция атомов охватывает всю биосферу и является основным, характерным для нее природным явлением.

В аспекте исторического времени – в пределах декамириады – ста тысяч лет – нет в биосфере природного явления геологически более мощного, чем жизнь.

3. В веществе и в энергетическом разрезе биосферы надо резко отличать три формы строящего ее вещества: 1) вещество косное, создаваемое вне прямого участия жизни, 2) вещество биогенное, какими являются, например, угли, нефти, большинство известняков и т. д., и, наконец, 3) вещество живое – совокупность рассеянных и раздельных живых организмов.

Преобладающая масса, весь остов биосферы, состоит из косного вещества, в котором по весу и по числу атомов силикаты, алюмосиликаты и их аналоги резко преобладают. Они составляют остов биосферы. Масса биогенного вещества для биосферы составляет несколько процентов – много больше десятка, вероятно, больше двух-трех десятков процентов по весу.

Мы возвращаемся здесь к совершенно другой научной обстановке – к натурфилософской идее Ламарка о материальном планетном значении жизни. Допуская биогенное создание того проявления материи, которую мы называем теперь химическими элементами, Ламарк считал, что самое вещество нашей планеты создано жизнью. Мы должны – это забывают – учитывать это, говоря о представлениях Ламарка, об эволюционном процессе жизни. В его натурфилософских представлениях было для биосферы, а не для планеты, большое зерно научно-точного понимания, охваченное и скрытое, однако, в неясной философской интуиции, в ее тумане.

Живое вещество, в данный момент времени существующее в биосфере, едва ли превысит при весовом количественном учете биосферы несколько десятых долей процента по массе. При составлении кларков биосферы пересчет массы живого вещества и критическая оценка его явятся задачей нашей лаборатории.

Основное геологическое значение этих кажущихся малыми в биосфере масс вещества, охваченного жизнью, связано с их исключительно мощной энергетической емкостью.

Это не имеющее ничего ему равного в веществе планеты – не только в данный момент времени, но и в аспекте геологического времени – свойство живого вещества совершенно выделяет его от всякого другого земного вещества и заставляет резко отличать живое вещество от косного вещества планеты, тем более что все живое получается из живого же. Связь между ним и косным веществом биосферы, непрерывная и материальная в течение геологического времени – порядка миллиардов лет, поддерживается исключительно биогенной миграцией атомов. Абиогенез неизвестен ни в какой форме его проявления. Практически натуралист не может не считаться в своей работе (даже если он с этим не мирится, исходя их своих религиозных или философски-религиозных посылок) с этим эмпирическим и столь точным выводом из научного наблюдения природы.

В научной работе натуралиста, наблюдателя живой окружающей его природы – биосферы – никогда не возникает сомнения, имеет ли он дело с живым или косным естественным телом. Резкое и коренное материально-энергетическое их различие, можно сказать, пропасть, их разделяющая, бросается в глаза.

Мне кажется, впервые в истории научной мысли в фильтрующихся вирусах мы сейчас столкнулись, однако, с явлением, где мы не можем точно – и, несомненно, пока – решить сразу, имеем ли мы дело с проявлениями здесь живой или косной природы, живого или косного вещества.

Ближайшее будущее решит этот вопрос. В этом глубокий научный и философский интерес той научной работы, которая сейчас в этой области происходит. Но то или иное ее решение не изменит картины природы, которая открывается перед нами в области геохимии и биогеохимии, как открытие распадения атомов, непостоянства их веса не колеблет законов химии.

На существовании такой структуры биосферы – непроходимой, резкой материально-энергетической грани между живым и косным ее веществом – строится вся работа лаборатории.

Необходимо на этом остановиться, так как, мне кажется, в этом вопросе существует неясность мысли, которая мешает научной работе.

Мы не выходим здесь из точного эмпирического наблюдения, выводы из которого для ученого, да и для всех, обязательны и на котором он не только может, но и должен строить свою работу. Они могут, может быть, объясняться различно, но в форме здесь высказываемого эмпирического обобщения они должны в науке учитываться, ибо эмпирическое обобщение не есть ни научная теория, ни научная гипотеза, ни рабочая гипотеза. Это обобщенное выражение научно установленных фактов логически столь же обязательно, как сами научные факты, если оно логически правильно формулировано.

Резкое материально-энергетическое отличие живых организмов в биосфере – живого вещества биосферы – от всего другого вещества биосферы проникает всю область явлений, изучаемых в биогеохимии.

Возможно, это подлежит проверке и изучению, но это изучение не может быть нами отброшено, так как оно вытекает из всей совокупности биогеохимических фактов, что среди характерных и свойственных только живым телам явлений, резко отличающих их от тел мертвых, есть одно, которое выделяется по своей глубине и по значению (и по своей малой изученности) и которое в дальнейшем может в работе нашей лаборатории занять особое, господствующее положение, но к которому мы сейчас можем только подходить.

Это явление, открытое больше 70 лет тому назад Л. Пастером, имевшим предшественников, например Бешана, и неудачно названное им диссимметрией. Пастер был первым, кто понял и выразил его основное значение. Он его резко оттенил, но другие проблемы отвлекли его от работы в этой области. Лет через 20 после к ним подошел П. Кюри, который погиб, не только не успев обработать свои в этой области достижения, но даже не успев их окончательно сформулировать.

Он в последних своих изысканиях определил эти явления, мне кажется, глубже, чем Пастер, указав и логические ошибки Пастера. Кюри указал на связь диссимметрии с термодинамическим и биохимическим полями жизни, с объемом организма, с занятым им пространством, он указал на особое, диссимметрическое состояние этого пространства, состояние пространства в биосфере, свойственное только живым существам.

Проявлением диссимметрии Пастера и особого состояния пространства жизни Кюри является и давно – тысячелетия – всем известное в нашем быту явление, только начинающее охватываться научной мыслью, явление правизны и левизны. Оно состояло до сих пор вне логического, математического и философского анализа, хотя явно связано с глубочайшими научными проблемами.

В этом отношении оно разделяло и разделяет участь и того основного охвата реальности, которое отвечает учению о симметрии, в рамках которого шла мысль и Пастера, и Кюри. Экспериментаторы – физики и химики – только на наших глазах начинают сознавать значение учения о симметрии.

Этой недостаточной логической, математической и философской обработкой и явлений симметрии, и явлений правизны-левизны (диссимметрии) чрезвычайно затрудняется наша работа. Но в резком отличии – материально-энергетическом – в биосфере живого вещества от вещества мертвого или косного явления правизны и левизны занимают такое значительное место, может быть, основное, что в биогеохимии мы не можем, несмотря на это, их обойти и оставить в стороне.