Философские, чуждые точному знанию предпосылки лежат в основе и другой, противоположной, научной попытки выхода из противоречия – признания в явлениях жизни особых, чуждых окружающему миру сил или форм энергии или энтелехии.

Эти виталистические представления равным образом не могли прочно войти в научную мысль, так как корни их не лежат в эмпирическом точном материале научных фактов и научных обобщений, а внесены в науку ей чуждыми философскими построениями и исканиями.

Исходя только из анализа основного содержания науки – научных фактов и на них построенных эмпирических обобщений, опираясь только на них – ученый должен был признать, что нет реальных оснований ни для веры в то, что физико-химические явления Ньютоновой картины мироздания достаточно глубоки и широки, чтобы охватить явления жизни, и в то же время что из этих явлений жизни нельзя из эмпирического материала вывести виталистические представления, которые бы дополнили картину мира.

В этом – помимо логического анализа основ научного знания и научно построенного мироздания – должно было убеждать его наблюдение истории научного знания за последние столетия.

В действительности за все протекшие века нет никакого успеха в объяснении жизни в схемах господствующего научного миропонимания. Между живым и неживым, косным веществом сохраняется та же пропасть, которая была во время Ньютона, и ни на шаг не подвинулся охват сознания, разума, логического мышления схемами и построениями физико-химических систем Ньютонова Космоса.

Ученый должен был или находить выход из противоречия в философской или в религиозной мысли, или считать, что научное мироздание должно быть в основе перестроено, причем при выработке его должны войти в него явления жизни в отвечающих им научных фактах и эмпирических обобщениях наряду с другими выявлениями реальной действительности.

Несмотря на широко распространенное убеждение в незыблемости научного представления о мироздании Нового времени, несмотря на огромные успехи в его уточнении за последнее столетие в основе своей оно не получило прочности и не являлось достаточно сильным, чтобы можно было считать, что то положение, которое занимает в нем живое, могло считаться доказанным, и чтобы ученый, стоя только на почве научного знания, должен был смириться в своей гордыне, покориться и признать бренность и ничтожность жизни в Космосе.

Религиозная и философская мысль давала живому совсем другое положение в мироздании, и философские искания непрерывно росли за эти три столетия – и как росли! – в направлении, противоположном научной картине мира, а в религиозных построениях непрерывно отпадали и отходили те их стороны, которые входили в столкновение с научным мышлением. И одновременно и в философии, и в религиозном творчестве, и в бытии человечества росло осознание явлений жизни, их огромного значения в Космосе.

Незаметно для современников ход истории научной мысли на фоне этой окружающей духовной жизни человечества все более и более подтачивал веру в возможность введения явлений жизни в научную картину мироздания без коренного ее изменения.

Больше того. Разрушение этой картины в этом его направлении стихийно подготовлялось новым явлением – ростом и структурой самой научной организации человечества.

Дело в следующем.

С ходом научной работы после блестящих успехов описательного естествознания в XVIII и XIX веках проникновение точных научных методов в область наук о человеке за те же века место, занимаемое научной картиной Космоса в добытом человеком знании, непрерывно уменьшается. По существу, картина Космоса строится только небольшой – пропорционально все меньшей и меньшей – частью ученых исследователей. Все бóльшая часть упорной научной работы человечества теряет связь с научно построяемой картиной Вселенной.

За два с половиной века после Ньютоновых Principia philosophiae naturalis лик науки совершенно изменяется – создались целые науки, не существовавшие в его время, и подавляющее большинство этих новых наук связано с изучением жизни и в частности человечества.

Едва ли можно сомневаться, что много более девяти десятых ученых исследователей работают в областях знания, которые никакого отношения не имеют к той картине Космоса, которая считается результатом научной работы. Они совершенно не заинтересованы в этой картине и с ней в течение своей научной деятельности не встречаются. Ее изменения в области их знаний не сказываются. Они вполне без нее обходятся.

Это ярко видно из истории биологических наук, например, XIX века. Теория эволюции видов, игравшая и играющая такую большую роль в концепциях последних 70 лет, да и во всей жизни человечества, не входит в научную картину Космоса, так как в последней нет места жизни.

История теории эволюции под этим углом зрения еще не написана, но она очень любопытна и представляется нам сейчас в ином виде, чем являлась в свое время людям, участвовавшим в ее создании. Она вызвала оживление эволюционных представлений в космологических построениях, но находилась в резком противоречии с физико-химическими исканиями в биологии. Ее согласованность с Ньютоновым Космосом, то есть возможность ее сведения всецело на лежащие в основе этого Космоса физико-химические положения, все время представлялась сомнительной. Может быть, более сомнительным во время Дарвина, чем в позднейшее время. Во всяком случае, она могущественно влияла на научную мысль и отсутствовала в научной картине мироздания.

Сейчас мы стоим на повороте. И возможно, что неосознанный ход научной работы последних десятилетий шел в направлении, разрушавшем веру в возможность сведения явлений жизни к параметрам Ньютонова Космоса.

Бессознательно в психологии научных работников – частью благодаря успехам теории эволюции, как мы теперь видим, подготовлялась к этому почва.

Наука не есть абстрактная самодовлеющая и имеющая свое независимое существование сущность. Это есть создание человеческой жизни – существует только в этой жизни. Ее содержание не ограничивается научными теориями, гипотезами, моделями, создаваемой ими картиной мира: в основе оно главным образом состоит из научных фактов и их эмпирических обобщений, и главным – живым – содержанием является в ней научная работа живых людей.

Эти живые люди – научные работники – и составляют науку в общественном ее проявлении: их настроение – их мастерство, их уровень понимания и удовлетворения сделанным, их воля – общественное всемирное научное мнение есть один из основных факторов исторического хода научного знания.

Наука есть сложное социальное создание человечества, единственное и ни с чем не сравнимое, ибо больше чем литература и искусство она носит всемирный характер, слабо связана с формами государственной и общественной жизни. Это социальное всечеловеческое образование, ибо в основе ее лежит для всех равно обязательная сила научных фактов и обобщений.

Ничего подобного нет ни в какой другой духовной области человеческой жизни.

Наука прежде всего состоит из живых людей, этой общеобязательностью связанных.

Поэтому совершенно небезразлично, если теоретически основной результат ее работы явится чуждым и не связанным с научной работой подавляющего большинства строящих науку живых мыслящих личностей.

Это мы видим в наше время. Огромное, подавляющее содержание научной работы не отражается на научной картине Природы.

Такое положение может существовать только потому, что еще держится вера в то, что научная работа ученых будет, в конце концов, с ходом времени связана с современной научной картиной мира и ей не окажется противоречащей. Этого ждут многие, занимаясь своими специальными работами и не заботясь о будущем. Если вера исчезнет – противоречие между содержанием науки и результатом ее работы станет перед исследователями и потребует решений.

Ученые в целом не могут примириться с религиозным или философским разрешением противоречия. Они будут искать разрешение научное.