Наука едина, и все без исключения области ее ве_́дения теснейшим образом между собой связаны. Это эмпирическое обобщение столь прочное, что оно не может быть изменено волей отдельных личностей.

Больше того. Если брать сравнение из другой области человеческой жизни, можно сказать, что наука глубоко демократична. Все идущие в ней работы по сути равноценны, ибо sub specie aeternitatis[65] нет в ней важного и неважного – все ведут к одной и той же единой научной истине – к единому, всем обязательному научному пониманию окружающего.

Это убеждение глубочайшим образом стихийно охватывает всех научных работников без исключения.

Но наличие веры в то, что та научная работа, которая ведется большинством научных исследователей, что явления, связанные с изучением жизни войдут, в конце концов, в научную картину мира – без ее коренного изменения – в картину мира, построенную без их участия – неизбежно стремится придавать в научном общественном мнении разную ценность разным областям научного знания.

Это ведет к резкой неустойчивости в научной организации человечества.

Не может явиться прочным не раз высказываемое, но никогда живым образом не охватывавшее научную среду признание примата по существу наук математических, астрономических, физико-химических, только одних влияющих сейчас на понимание основ современной картины мира – пространства, времени, материи, энергии.

Не может потому, что все увеличивается в научной среде количество научных работников, связанных с изучением явлений жизни, что результаты их научной работы все ярче влияют на научную мысль, что реальная ценность в научной мысли их работы нередко больше, чем ценность построений научной картины Космоса. Поучительна с этой точки зрения история эволюционных идей с середины прошлого столетия, на которую уже я указывал.

Невольно зарождается сомнение, не позволяющее натуралистам мириться с приматом математических, астрономических и физико-химических наук, вытекающим из современного научного построения мироздания.

Два вывода неизбежно должны возбуждать сомнение натуралиста-эмпирика.

Действительно ли науки о жизни ничего не могут коренным образом изменить в основных представлениях научного мироздания, в представлениях о пространстве, времени, энергии, материи? И полон ли этот список основных элементов нашего научного мышления?

Может ли строго мыслящий натуралист признать, что в эволюции форм жизни разум Homo sapiens faber[66] есть конечное, максимально возможное, окончательное проявление духовных достижений организованных существ? Или надо думать, что здесь на Земле в данное геологическое время перед нами развернулось только промежуточное выявление духовных возможностей жизни и что в Космосе где-нибудь существуют ее более высокие в этой области проявления?

Без отрицательного научного ответа на эти неизбежно возникающие вопросы вера в реальность современной картины мира может охватить лишь небольшое относительно число научных работников.

К тому же ученые не живут на уединенном острове. Кругом идет огромная творческая и во многом плодотворная работа человечества в других духовных областях человечества – в религии и особенно в философии, коренным образом противоречащая научному миропониманию, созданному в последние столетия.

Все это усиливает противоречие между научной работой и ее официальным основным результатом.

Сейчас в научной организации человечества нет необходимой устойчивости, и результат научной работы все более и более расходится с ее содержанием в сознании все растущего числа научных работников.

Такое неустойчивое состояние основного орудия научного знания, раз оно сознается, долго продолжаться не может.

Это положение дел начинает быстро меняться за последнее десятилетие благодаря новому крупнейшему событию – коренному изменению физических, частью астрономических наук.

Пространство, время, материя, энергия для натуралиста 1930 года резко отличны от пространства, времени, материи, энергии натуралиста 1900 года. Они не только отличны, но ясно, что они одни даже в резко измененном виде, в каком ныне принимаются, недостаточны для научного построения Космоса. В физику вдвигаются новые понятия, которые неизбежно обращают внимание физиков на явления жизни. Ибо оказывается, что в явлениях жизни последствия этих понятий выражены яснее и резче, чем в обычных объектах физических исследований. Очевидно эти упущенные в научной картине мира черты – элементы – ее строения, меняющие ньютоновскую ее форму, могут быть поняты и изучены только введя в той или иной форме науки о жизни в картину мироздания.

Любопытно, что при этом в явлениях жизни выдвигаются на первое место такие черты жизни, которые мало привлекали внимание биологов.

Мне кажется, что благодаря этому ясным становится глубочайшее нарастающее изменение в самих науках о жизни под влиянием кризиса физики.

Прежде чем перейти к вопросу об основных концепциях жизни, сейчас требующих внимания и уточнения в связи с происходящим переломом в историческом ходе физических наук, я остановлюсь в немногих словах на характерных чертах этого перелома.

Не имея, конечно, возможности здесь останавливаться сколько-нибудь полно на изменениях, происходящих на наших глазах в основных понятиях физики, я коснусь лишь немногих черт происходящего исторического процесса, тех, которые будут нужны при дальнейшем изложении.

Основным является полное изменение представлений о пространстве, времени, тяготении, энергии, материи. Сила всемирного тяготения, действующая мгновенно на всяком значительном расстоянии, бесследно исчезает из наших представлений. Пространство и время неразделимы, и для понимания физических явлений приходится геометрически пользоваться пространством не трех, а четырех измерений. Граница между энергией и материей стирается. Энергия распространяется строго определенными скачками-квантами.

Изменение воззрений и представлений происходит с чрезвычайной быстротой, полной неустойчивости. Еще в начале нашего столетия физики думали совершенно иначе, чем мы теперь. Я помню один из своих разговоров больше 20 лет назад с крупным русским физиком П. Н. Лебедевым, который говорил мне, что он с уверенностью может говорить только об эфире.

Это было в ту пору, когда в физику входило понятие электрона. Сейчас об эфире физики стараются не говорить, и некоторые сомневаются в его реальном существовании.

В это время – в начале столетия – казалось, что наряду с эфиром загорелась заря динамических представлений о материи и об энергии. Отдельные ученые – крупные исследователи с философским образованием, например В. Оствальд-отец, считали атомистическое представление о материи окончательно похороненным. Его пытались (например, Вальд) изгнать из химии. Оказалось, что современники не поняли шедшего при их участии процесса научного мышления. В два-три года атомистическое представление достигло небывалой высоты, стало господствующим.

И еще год или два тому назад не раз можно было встретить утверждение, что сейчас существование атома реально доказано и атомистическая теория материи уже не теория, а природное явление, которое возможно ощущать. Теория атома Бора – Резерфорда, казалось, окончательно царила. Это царство кончается. Сейчас атом начинает расплываться в нашем сознании, говорят о волнообразной теории материи, с одной стороны, а с другой – о невозможности в тех отделах физики, которые занимаются физикой атома – мельчайших частиц, – сводить явления к движению точки. Чем точнее можно определить для этих явлений скорость частицы, тем менее точно можно определить ее геометрическое положение. Механические законы движения точки к этим явлениям с достаточной точностью быть приложены не могут.