И, не дав старосте ответить, добавил уже нормальным голосом:

- К тому же, представьте что будет если я позвоню в гестапо и скажу что мы, кажется, нашли этих террористов? Сюда приедут важные птицы с Вильгельмштрассе, 101 и кинутся на эту ферму. А потом вдруг окажется что эти двое офицеров абсолютно невиновны! И кто станет крайним в этой истории, угадайте? Впрочем, и так ясно - я, я и только я! Тот кто поверил недоказанным подозрениям старого товарища и в очередной раз выставил себя полным болваном! После такого не видать мне нового звания перед скорой отставкой, понятно? Я хочу спокойно дослужить свой срок на благо Рейха и уйти на покой, Йозеф! Поэтому, чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос, говорю прямо - если вы хотите чтобы я позвонил в гестапо насчёт двух постояльцев фрау Грюнер, найдите мне доказательства что это те самые террористы! Но только железные доказательства, понятно? Не домыслы и подозрения, Йозеф, запомните!

- Как же я их добуду, господин обермейстер? - сокрушенно вздохнул Мартенс, понимая что опять не добился своей цели.

- А это уже ваша забота, Йозеф! - нравоучительно заметил полицейский, снова приходя в хорошее расположение духа. - Со своей стороны я не вижу ни малейшего повода снова проверять господ офицеров, и пока вы не найдёте доказательства что они хоть как-то причастны к покушению, не собираюсь мешать им поправлять здоровье после ранения.

- Ну, один уж точно совершенно здоров.. - пробормотал огорчённый староста. - Хорошо, господин обермейстер, я посмотрю что смогу сделать чтобы найти доказательства. А вас попрошу всего лишь узнать насчёт пулемёта. Очень меня интересует этот вопрос.. Договорились?

Тот наградил его испытующим взглядом, задумался на несколько секунд.. и кивнул:

- Уговорили, Йозеф. Признаться, мне тоже интересно, зачем им тут понадобился пулемёт. Сегодня, ближе к вечеру, я позвоню своему знакомому в Берлине, работающему в одном из армейских управлений столицы. Думаю, он сможет прояснить для нас этот нюанс.

- Благодарю! Как только вы это сделаете то прошу вас немедленно перезвонить мне.. - чуть повеселел Мартенс, вставая со стула и собираясь идти. - Был рад снова встретиться с вами, господин обермейстер, но мне пора работать, как вы справедливо заметили. Всего доброго и до вечера!

Распрощавшись со старым товарищем староста вышел из здания на улицу, под лучи утреннего солнца, залез на свой велосипед и неспешно покатил прочь, раздумывая над произошедшим. Что ж, кажется, дело понемногу двигается, вечером будут известны первые результаты и можно будет строить дальнейшие планы. А пока - работа!

Берлин.

30 мая 1940 года. Утро.

Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.

Как обычно, он работал с документами, пользуясь тем что по утрам Генрих был куда работоспособнее чем днём и вечером. Управлять огромной организацией СС насчитывающей, кроме нескольких главных управлений, кучу других отделов и служб, не было лёгким занятием или синекурой. То и дело возникали разные непредвиденные ситуации и административные проблемы, вызванные человеческим фактором или же нестыковками в разных законах и компетенциях.

Ещё больше ситуация усугублялась тем что зачастую за какую-то сферу деятельности государства или армии отвечало сразу несколько ведомств, пекущихся в первую очередь о своих собственных интересах. "Люфтваффе" Мильха лезло в дела "Вермахта", СС, организации Тодта и даже в "Гитлерюгенд", везде стараясь выбить себе лучшие кадры и побольше ресурсов. Точно так же поступали армейцы и моряки, не упуская случая внести побольше путаницы ради собственной выгоды. Даже гауляйтеры разных земель Рейха неустанно интриговали друг против друга и государственных чиновников, присылая доносы и требуя справедливости. А поскольку письма таких высоких руководителей, подчинявшихся лично фюреру, если они касались споров с СС, приходилось решать именно Гиммлеру, то настроение у него по утрам было не самым благотворным. Из-за такой неразберихи Берлину, к его нескрываемому раздражению, приходилось вникать в эти дрязги и мирить гауляйтеров а также руководителей разных служб, грозно отчитывая одних и милостиво разрешая другим. В результате, бывало так что действительно важные вопросы всё время откладывались "на потом", а когда приходило осознание что времени осталось совсем немного, начинался переполох и выяснение кто виноват в сложившейся ситуации. К сожалению, часто оказывалось что и принятое решение не решало проблему, поскольку одобрено было под влиянием личных связей а не для пользы дела. И как это окончательно искоренить Генрих так и не придумал..

Сейчас у него на столе лежал доклад, а по сути жалоба, гауляйтера Обердонау Августа Айгрубера. Вступил в должность 1 апреля, всего два месяца назад, а уже умудрился прислать Гиммлеру третье письмо. В данный момент он жаловался на то что из-за начавшегося строительства нового концлагеря в его гау он вынужден уменьшить площадь плодородных земель, что напрямую может сказаться на не только посевной но и сбора урожая для Рейха согласно плана, поскольку руководство концлагеря, подчинявшееся СС, упрямо игнорирует его доводы. Мало того, в придачу к отбираемой земле подчинённые Гиммлера осмелились привлечь на стройку трудовые ресурсы и строительные материалы, нужные в гау совсем для других целей! Например, в соседнем городке планируется построить военную фабрику для нужд Вермахта, а ведомство Мильха уже вышло на Айгрубера по вопросу сооружения нового аэродрома. И теперь этот чёртов Август завуалированно сообщал что если из Берлина не дадут по загребущим рукам местных эсэсовцев то он, гауляйтер Обердонау, будет вынужден обратиться к начальнику партийной канцелярии, а если придётся, то и к самому фюреру в поисках справедливости!

Недовольно поморщившись Генрих думал что ему делать, потому что расширять строительство сети концлагерей всё равно нужно. Когда в Германию хлынет новый поток военнопленных и иностранных инакомыслящих к этому надо быть готовым. В то же время, при мысли о том что придётся снова убеждать Гитлера в приоритете лагеря перед фабрикой и аэродромом настроение ещё больше ухудшилось. Ведь кроме Мильха и генералов ему надо будет сражаться с полуживым Шпеером и сварливым Тодтом, без ведома которых ни одна военная стройка не могла бы начаться.

А первый, по докладам врачей из Шарите, только-только начал вставать, несмотря на предупреждения. Альберт никак не хотел наслаждаться отдыхом и устроил у себя в палате настоящее мини-министерство, упорно не желая отрываться от текущей работы. Всё как положено - два телефона, стол рядом с койкой, машинистка и помощник. И охрана, конечно же.

Невесёлые размышления рейхсфюрера СС прервал звонок телефона, от которого он непроизвольно напрягся. Потому что звонил не основной рабочий аппарат, а тот который напрямую соединён с рейхсканцелярией. В голову тут же нахлынула неясная тревога, зароились мысли, по какому поводу звонок?

Но, сделав над собой усилие и отбросив дурные сомнения, Генрих уверенным движением снял трубку и сказал:

- Рейхсфюрер слушает!

- Здравствуйте, рейхсфюрер! - послышался из микрофона голос адъютанта Гитлера обершарфюрера СС Отто Гюнше. - Я звоню по поручению нашего фюрера. Он приказал вам как можно скорее приехать к нему. Причину сказать не могу! - ответил он на молчаливый вопрос Гиммлера.

Генрих на несколько секунд закрыл глаза и глубоко вздохнул. Стиснул руками эбонитовую трубку и спокойно ответил, ощущая внутри себя какую-то пустоту:

- Благодарю, Гюнше. Передайте фюреру что я уже выезжаю!

..Недолгая дорога до рейхсканцелярии пролетела мгновенно, как будто её и не было. Привычное крыльцо с застывшими статуями высоких неподвижных чёрных фигур охранников, ступеньки лестницы, коридор.. Вот и Отто собственной персоной уже открывает ему давно знакомую дверь кабинета.

Постаравшись принять строевую стойку и вскинув руку Гиммлер уже открыл рот, чтобы громогласно поприветствовать фюрера, но тот резко махнул ему рукой и Генрих застыл, внимательно глядя на давнего соратника, ставшего настоящим повелителем Рейха.