Эта угрожающая тирада окончательно взбесила полицейского обермейстера, несмотря на его попытки решить дело миром. Нет, он не боялся потенциальной жалобы этого Мартенса, его письмо просто не дойдёт до генерала СС. Но когда ему прямо в лицо кидают обвинение в некомпетентности и учат как надо работать.. какой нормальный человек оставит это безнаказанным?

- Довольно!! - заорал обермейстер на весь кабинет, отбросив всякую сдержанность. - Видит Бог, я был с вами очень терпелив, но если вы сейчас же не выйдете отсюда то я позову подчинённых и они просто вышвырнут вас на улицу! Я не боюсь ваших доносов, Мартенс, и не задерживаю на несколько суток только потому что из-за этой вашей страсти к фрау Грюнер вы явно не в себе! Примите уже тот факт что она к вам равнодушна и перестаньте мне мешать работать! Дверь за вашей спиной, Мартенс, и я дам вам десять секунд на то чтобы вы покинули кабинет! Иначе я не поленюсь и найду для вас хорошее местечко в одной из камер за клевету и оскорбления сотрудника полиции при исполнении! Время пошло! - и начал вслух считать секунды.

Лишь на восьмой из них взбешённый сельский староста, чуть не скрежеща зубами от злости, развернулся и быстро вышел вон, заставив полицейского облегчённо вздохнуть. Когда в коридоре стихли шаги влюблённого дурака обермейстер потянулся к графину с водой, налил из него полный стакан и несколькими глотками выпил. Удовлетворённо икнул и снова углубился в бумаги, сожалеюще качая головой. В принципе, сделать этот запрос ему ничего не мешает, но.. он видел как женщина явно не была против ухаживаний одного из офицеров, своего постояльца. Если тот ей понравился больше чем безнадёжно страдающий по ней Мартенс то кто виноват? Никто! А значит, пусть они оба наслаждаются теми недолговечными днями счастья, прежде чем военный долг снова заберёт офицеров на войну.. Были бы у него хоть какие-то подозрения или сомнения в личности лейтенанта и обер-лейтенанта то полицейский и сам бы отправил запрос ещё в тот же день. Но их не было. Так что пусть Мартенс кусает локти что такая женщина досталась не ему, а у него, обермейстера полиции, очень много работы, не считая этих бесследно пропавших террористов..

г. Дюнкерк, Франция.

29 мая 1940 года. Утро.

Гюнтер Шольке.

Ночь не принесла ему отдыха, несмотря на то что Гюнтер смог поспать почти пять часов. События прошлого дня никак не давали ему покоя, отгоняя сон. Усталость по-прежнему давила на тело, но взбудораженный мозг вновь и вновь прокручивал две сцены, которые глубоко запали в память.

"Бабушка, а что это та..?" - любопытный детский голос перед самым взрывом то и дело звучал в голове, мучая вопросами и пытаясь найти то решение с помощью которого можно было бы избежать рокового сценария. Военная логика профессионального солдата упорно твердила что Шольке, в условиях неведения о местонахождении гражданских, всё сделал правильно, но совесть всё равно грызла Гюнтера, утверждая что если бы.. как бы.. возможно.. то мальчик вместе с бабушкой остались бы живы. Но назад уже не отмотать и не вернуться, хоть такое раньше невозможное событие один раз уже случилось. Он отлично помнил своё состояние когда увидел во что превратилось хрупкое тело ребёнка от безжалостного взрыва гранаты, как тот сделал последний вздох, глядя прямо на своего убийцу, и даже хотел что-то сказать.. Вина всё равно гнула его своей силой и убедительные самооправдания что Гюнтер не знал; что таковы правила зачистки помещений в потенциально враждебном объекте, почти не помогали.

Их сменяли только отрывочные кадры того как "Сосиска" с ожесточённым лицом выпускает на волю море огня, так и не прислушавшись как к его уговорам так и прямым приказам. Те жуткие крики и запах палёного мяса, которые его органы чувств, к сожалению, запомнили, хотя сам оберштурмфюрер в тот момент превратился в скандинавского берсерка, мутузя своего "поехавшего крышей" подчинённого. Вдобавок совесть и тут нашла к чему прицепиться, хотя в этом случае Гюнтер сделал всё что мог чтобы остановить Рауха. Она твердила что ему, как командиру, надо было сдать своего бойца фельджандармам СС за совершение военного преступления, а не покрывать его из-за страха за себя и свою карьеру. Её не убеждало что он так поступил не только из-за собственных интересов но и желая сохранить единство во вверенном подразделении. Принципы принципами но совесть это совесть, у неё совсем другие нравственные установки и она упрямо старалась заставить его поступить так как нужно ей для душевного спокойствия, невзирая на очень вероятные негативные последствия как для самого Гюнтера так и других солдат.

В общем, утро выдалось поганым, хотя проклятый дождь, наконец, затих и из-за разрывов туч выглянуло робкое солнце. Вчера Шольке до самого вечера занимался приведением своего подразделения в порядок, пополнял боеприпасы, помогал эвакуировать раненых и принимал вместо них скудное пополнение прямо возле того самого четырёхэтажного дома.

Потери вышли не то чтобы большие но довольно серьёзные. Погибли тринадцать его солдат и унтер-офицеров, ещё больше двадцати оказались ранены. Правда, пятеро легко, и изъявили желание остаться в строю. Осмотрев их Гюнтер разрешил это сделать только троим, отправив остальных вместе с товарищами в хозяйство Лауры, несмотря на бурные возражения.

Пополнение прислали всего двенадцать человек, из них девять снова "зелень" из учебных школ СС, один вернулся из госпиталя "Лейбштандарта", а ещё двое переведены из Дивизии Усиления, из которой потом создадут "Райх". Шольке уже знал что вчера эту дивизию из-за потерь отвели на пополнение в район Камбре, а этих, видимо, по какой-то причине сюда. Что ж, хорошо хоть это питомцы Пауля Хауссера а не "мертвоголовые" сторожа концлагерей Эйке. Хоть он сам пока ни разу не встречался с этой воинской частью СС но уже, почему-то, испытывал к ней стойкую неприязнь, включая её солдат и офицеров. Казалось бы, и те и другие принадлежат к одной организации, носят почти одинаковую форму, подчиняются Гиммлеру.. Но Гюнтер гораздо более благожелательно относился к частям Вермахта, чувствуя что у них с "Лейбштандартом" куда больше общего чем с охранниками лагерей. Да, они эсэсовцы, но воюют и рискуют жизнью на фронте точно так же как и обычные армейцы, а вот "мертвоголовые".. Сейчас подчинённые Эйке тоже на передовой но всё равно его неприязнь к ним не уходила, буквально впитавшись в плоть и кровь.

Тогда его внимание привлёк один из переведённых, высокий и сильный блондин с зачёсанными на одну сторону волосами. Квадратный подбородок, прямой взгляд с чувством превосходства оглядывает самого Гюнтера и всех вокруг. Вооружён пистолетом-пулемётом, на поясе подсумок с тремя запасными магазинами и две "картофелемялки". На петлице знаки различия штурмшарфюрера, высшего звания для унтер-офицера СС. На груди эсэсовца висит штурмовой пехотный знак в бронзе, молчаливо говорящий о храбрости парня.

Вчера ему было некогда знакомиться с новобранцами и он спихнул эту обязанность на Бруно, приказав тому пополнить самые поредевшие отделения, но сейчас решил восполнить этот пробел. Надо же командиру иметь хоть какое-то представление о новичках? Поэтому Шольке сразу после подъёма и завтрака сухпайками направился в ту комнату где разместились новенькие.

К его удивлению подошедшие вчера подкрепления тоже не спешили продолжать наступать дальше. Первый батальон СС и ещё два батальона Вермахта вместе с двумя десятками танков расположились прямо на том самом перекрёстке где ещё несколько часов назад гремел бой. Дом, где им дали последний отпор англичане и французы, был большой и его хватило чтобы вместить не только эсэсовцев но и часть армейцев. Остальные нашли себе укрытие от плохой погоды в соседних домах, тоже приводя себя в порядок. Прошлись по этажам, стащили все вражеские трупы в одну комнату и заперли дверь, чтобы те не воняли. Гражданских тоже собрали в кучу в паре квартир, велев сидеть тихо и не доставлять проблем.