- Меня смущает то что террористы на всю улицу орали на своём родном языке, доктор. Если это профессионалы, а я уверен что других бы и не послали на вашу ликвидацию, то они должны были кричать только на немецком. Зачем выдавать свою национальность противнику так явно?

С такого ракурса Шпеер на ситуацию не смотрел и проникся к Мюллеру некоторым уважением. Похоже, действительно того поставили начальником гестапо не зря, голова у него работает. Хм, довольно странно.. Хотя..

- Может они специально хотели запугать нас? - предположил он, пытаясь поставить себя на место террористов. - Показать что британские спецслужбы настолько хитроумны и бесстрашны что могут убить министра прямо посреди улицы вражеской столицы? Или всё гораздо проще, они воевали и в пылу боя неосознанно перешли на родной язык, чтобы лучше понимать друг друга. Не факт что все нападавшие хорошо знали немецкий. Мне кажется, эти версии довольно правдоподобны? Что скажете?

- Скажу что мы обязательно будем рассматривать и их тоже, доктор! - заверил его Мюллер, закрывая блокнот и пряча его вместе с фотографиями обратно в карман пиджака. - Благодарю за вашу помощь в расследовании, всё что вы нам поведали поможет в поиске и поимке врагов Рейха. Желаю скорейшего выздоровления и возвращения на службу! У меня пока больше нет вопросов, рейхсфюрер! - повернулся он к Гиммлеру.

Тот, с явным облегчением на лице, также попрощался со Шпеером и все трое вышли из палаты, оставив Альберта в одиночестве. А рейхсминистр попытался избавиться от чувства что забыл поведать им что-то важное. Оно появилось когда Шпеер рассказывал подробности нападения и всё это время Альберт упорно силился понять что именно он упустил.. Что же ещё случилось в том переулке, о чём подсознание пыталось ему напомнить? Ещё минут десять Альберт мучил свой мозг, желая вытащить из него нужную информацию, но тщетно. И потом, незаметно для себя, заснул.

Берлин.

26 мая 1940 года. В то же время.

Адольф Гитлер.

- ...Таким образом, мой фюрер, несмотря на трудности со снабжением и серьёзные потери в некоторых частях, Генеральный штаб прогнозирует полный разгром дюнкеркской группировки противника в течении двух-трёх дней, при условии что натиск наших войск не будет ослабевать! - закончил свой доклад генерал Гальдер, поправив воротник мундира.

В кабинете для совещаний воцарилось молчание, все смотрели на него, ожидая вопросов или указаний. Фюрер задумчиво обвёл всех присутствующих взглядом, с неудовольствием заметив что такие вот вечерние совещания входят в традицию. Конечно, ничто не мешало бы делать это и днём но, по словам того же Гальдера, окончательные доклады по состоянию своих фронтовых частей их командиры присылали после заката солнца, когда накал боёв стихал. На их основании можно было делать выводы за день, отправлять нужное количество ресурсов или пополнения в личном составе и технике по заявкам командующих. Поэтому, ради пользы дела, Гитлер решил поступиться своим личным желанием и согласился.

Неожиданно для себя Адольф осознал что начинает всё больше скучать по Еве. Казалось, прошло совсем немного времени с тех пор как девушка уговорила его отпустить её, но столько лет близкого знакомства не прошли даром, к некоторому раздражению Гитлера. Привязанность к женщине это непростительная слабость для него, фюрера Третьего Рейха! Он должен быть выше этого, думать прежде всего о Германии, её проблемах и нерешённых вопросах! Но мозг, к неудовольствию хозяина, то и дело заставлял вспоминать те весёлые и милые дни в Берлине или в Берхтесгадене, когда они подолгу разговаривали обо всём на свете. Только они вдвоём.. Интересно, где сейчас Ева и что она делает? Странно, но мысль о том что девушка может найти вместо него, великого человека, какого-то обычного мужчину вызвала у Адольфа болезненный укол в сердце. Может, узнать у Шауба? Нет, нельзя поддаваться этой унизительной зависимости от любой женщины! Никогда и ни за что!

Приняв это решение и твёрдо вознамерившись его придерживаться Гитлер снова обратился мыслями к совещанию и к терпеливо ждущим генералам:

- Что ж, господа, в целом удовлетворён вашей оценкой ситуации, генерал! - ответил он, глядя прямо в глаза этого потенциального предателя. - Но меня интересует один вопрос.. Когда, наконец, генерал-лейтенант Рундштедт поможет танкистам Гудериана и Гота, которые сейчас изнемогают в уличных боях в Дюнкерке при остром дефиците так необходимой им пехоты? Я начинаю думать, не замешано ли тут нечто большее чем перегруппировка его частей и их пополнение?

Гальдер растерянно заморгал, сглотнул но постарался взять себя в руки:

- Со всей ответственностью заверяю вас, мой фюрер, что уже завтра первые пехотные дивизии генерала Рундштедта присоединятся к Панцерваффе в городе! Насколько возможно они пополнены и готовы продолжать наступление!

Гитлер несколько секунд сурово смотрел на него, буквально гипнотизируя взглядом, а затем перевёл его на Мильха.

- Каково состояние фронтовых частей Люфтваффе, генерал? Насколько снизилась их боевая мощь из-за ожесточённого сопротивления союзников? - теперь его голос заметно подобрел, показывая всем что фюрер испытывает расположение к новому начальнику ВВС Рейха.

Тот помолчал, видимо, собираясь с мыслями, и заговорил:

- Потери наших частей довольно серьёзны, мой фюрер.. Я бросил против окружённых самые лучшие истребительные, штурмовые и бомбардировочные эскадры со всего Западного фронта, оголив и ослабив другие участки. Также всё пополнение в пилотах и самолётах приоритетно именно для них. Это дало свой результат, напряжение боёв не спадает, и в основном наши парни побеждают в схватках. Но это обходится дорого, признаю, мой фюрер! В некоторых эскадрах потери составляют до сорока процентов в машинах и пилотах, несколько эскадрилий обновились больше чем наполовину, и нас спасают только указанные мной меры. Не будь их то английские лётчики наверняка смогли бы переломить ситуацию над городом в свою пользу и не дать нашей авиации бомбить беглецов. Пришлось бы отводить части на переформировку или бросать туда всё подряд. Что касается пилотов.. По словам командиров эскадр люди сильно устали, делая по несколько боевых вылетов в день, как я и говорил в последний раз. Они заваливаются спать, едва выбравшись из машин. Как и ожидалось, увеличились случаи аварий, так как лётчики не всегда успевают правильно среагировать при взлёте и посадке. В бою ещё держатся за счёт адреналина, но вне его их внимательность притупляется и они делают такие ошибки от которых вчерашний курсант лётной школы покраснел бы от стыда. Мой фюрер, я настоятельно рекомендую сразу же после завершения операции под Дюнкерком немедленно вывести эти эскадры на пополнение и отдых не меньше пары недель минимум! Иначе они станут фактически небоеспособны и мы потеряем множество хороших лётчиков с их неоценимым боевым опытом!

- Извините, генерал, но если вы очистите небо от своих лучших людей то кто же будет прикрывать армию, которая сейчас наступает на Париж? - вкрадчиво поинтересовался Гальдер, повернув к Мильху голову. - Даже после разгрома окружённых война не окончится, нам всё равно будет нужна защита с воздуха!

- Вам вполне хватит тех частей которые сейчас не участвуют в битве над Дюнкерком! - огрызнулся начальник Люфтваффе, метнув на оппонента раздражённый взгляд. - Я не позволю допустить чтобы мои пилоты засыпали в воздухе от усталости и валились с неба словно осенние листья! Они - люди, и у них есть свой предел прочности! Сейчас парни летают на последних внутренних резервах сил, но ещё чуть-чуть и они сломаются, понимаете?! Им нужен отдых, притом срочно! Вчера случилось пятнадцать лётных происшествий из-за невнимательности лётчиков, шестеро погибли, трое ранены.. Вы хотите чтобы таких случаев стало под сотню?! Так и будет, если мы немедленно не примем меры, генерал! - вспылил Мильх. Впрочем, он тут же остыл и добавил почти нормальным голосом: - Я высказал своё мнение, господа генералы, пусть решает фюрер.