Заглушая гомон разговаривающих над столом раздался громкий голос Стефана Ковальски, отличного офицера, единственный недостаток которого состоял в отсутствии инициативы на поле боя. Он беспрекословно и точно выполнял все приказы Гюнтера но ожидать от него какой-то самодеятельности не стоило. Настоящий дисциплинированный немец, хоть и не пруссак а вюртембержец из-под Штутгарта. В одной руке Ковальски держал кружку а в другой листок бумаги. Лицо же выражало печаль и грусть.

- Друзья! - снова повторил он, дождавшись когда все затихнут и посмотрят на него. - Сегодня мы празднуем нашу победу. И это правильно, так и должно быть! Но я хочу напомнить вам о тех наших товарищах кто не дожил до этого момента и не может теперь сидеть вместе с нами! Мы все помним их дела и поступки.. И всё же я хочу чтобы сейчас в этой комнате снова зазвучали знакомые имена!..

Не сговариваясь, все начали вставать из-за стола, в том числе и Гюнтер. Смех затих и тишину разрывал лишь голос самого Ковальски:

- Обер-шутце Кристиан Майнтопф.. Эсэсманн Рольф Шмидт.. Роттенфюрер Вальтер Кинцель.. Шарфюрер Гердт Кларсфельд..

Имена и фамилии его погибших подчинённых словно тяжёлые камни обрушивались на Шольке, заставляя стискивать зубы от душевной боли и снова испытывать стыд и вину за их гибель. Совесть, получив такую щедрую поддержку со стороны, опять начала грызть его:

"Во всём виноват именно ты, Гюнтер! Только ты и никто другой! - обвиняла она. - Как их командир ты должен был сделать всё чтобы они выжили! Это был твой долг не только перед собой но и перед их родными! Теми кто доверил тебе своих мужей, сыновей и братьев! А ты просто бросил их в топку войны, заботясь лишь о выполнении приказа, словно очередной бездушный солдафон! Что ты скажешь их родителям? Как посмотришь им в глаза? Или трусливо напишешь стандартные письма - погиб за фюрера и Рейх?! С теми кто выше всё понятно, ни фюрера ни генералов давно уже не удивишь гибелью германских солдат, для них политические интересы превыше всего! Но ты?! Если ты тоже превращаешься в того кто считает своих солдат всего лишь поленьями для костра чтобы согреть самого себя, то больше у меня к тебе вопросов не будет, потому что какой смысл говорить с циничным ублюдком которому плевать на всех кроме самого себя и карьеры? Такому тебе я могу только пожелать сдохнуть как можно скорее и болезненнее, ибо другой участи подобный человек не заслуживает! Но если ты действительно заботишься о них и хочешь вернуть домой живыми, позволить жениться на любимых и обнять старых родителей, то прежде чем отдать приказ - думай! Трижды думай! Просчитывай все варианты, старайся сделать так чтобы умирали только враги а твои парни оставались жить дальше! Не глупи, не недооценивай врага, всегда делай контрольный выстрел даже если тебе кажется что вражеский солдат мёртв! Помни самое главное - жизнь одного твоего солдата намного важнее сотни вражеских!.."

Такую вот неумолимую сущность не убеждало то что потери в бою за Вадленкур могли быть ещё выше. Она просто заботилась о моральном облике Гюнтера, пусть и в довольно своеобразном понимании. И во многом Шольке был с ней согласен. Да, действительно, возможно был какой-то другой вариант, чтобы всё обошлось для них малой кровью.. Но увы, в нужное время и в нужный момент такое решение не пришло к нему в голову и всё случилось так как случилось. Теперь ничего уже не исправишь, мёртвые лежат в земле а живые радуются жизни.

А Ковальски в гробовом молчании продолжал называть десятки тех кто уже никогда не улыбнутся, не обнимут товарищей, не смогут ни на ком жениться и завести детей.. не смогут уже никогда и ничего.. Каждое имя и фамилия как гвозди вколачивались ему в голову, заставив закрыть глаза. Память услужливо показывала ему их лица, одновременно выдавая информацию из личных дел..

- ..Штурманн Альберт Рунге.. Эсэсманн Армин Зеппельт.. Эсэсманн Вернер Турман.. Роттенфюрер Герберт Хабек..

Замкнутый но исполнительный стрелок Рунге из-под Бремена, старший сын у стариков бауэров, будущая надежда семейного дела и наследник. Был..

Весельчак Зеппельт, один из близких товарищей Майснера, тоже механик-водитель броневика, гамбуржец, мечтал отличиться и вернуться к себе в город с кучей наград, чтобы произвести впечатление на дочку крайсляйтера, чей важный отец явно не благоволил простому эсэсовцу как ухажёру своей малышки. Наверное, тот теперь вздохнёт с облегчением и найдёт дочке более выгодную партию чем боец Гюнтера..

Турман, спокойный но смелый парень. Родом из Берлина, хоть и жил в другом конце города нежели Гюнтер. Отец - фронтовик Великой войны, сам воспитывал сына когда мать умерла во время существования проклятой Веймарской республики. Теперь ему останется лишь в одиночестве доживать свой век в пустом доме, зная что его Вернер уже никогда не вернётся домой..

Роттенфюрер Хабек, высокий и сильный солдат, командир одного из его броневиков, с какого-то городишки в Руре, стальном огнедышащем сердце Рейха. Отец погиб на производстве, мать растила его и сестру одна. Шольке знал что Герберт очень любил их и часто писал ей и сестре. Больше на письма заботливых матери и сестры уже никто не ответит..

Наконец Ковальски закончил перечислять погибших и, снова обведя всех мрачным взглядом, тихо проронил:

- Предлагаю всем выпить за то чтобы наши товарищи не скучали среди Валькирий в Валгалле.. пусть они вечно пируют и охотятся среди других воинов-героев.. - пожелал Стефан, а Шольке вспомнил что тот действительно верил во всякие скандинавские бредни о том будто души погибших в бою всегда попадают именно туда. Потом его лицо затвердело и он вскинул голову вверх: - Всем нашим братьям из СС..

- Хайль!!! - дружно проревели собравшиеся, даже те бойцы Вермахта кто не принадлежал к "чёрному ордену". И так же дружно осушили свои кружки.

Гюнтер не отставал от них, большими глотками опустошив свою посудину. Боль в сердце, разбуженная словами Ковальски и совестью, чуть поутихла но не ушла, вызывая дискомфорт. И поэтому надо бы добавить. Все проблемы подождут до завтра, а сегодня можно и полностью расслабиться, подумал он, наливая себе полную кружку шнапса..

..Через пару часов после начала вечеринки-поминки часть его людей, тех кто был слаб в плане выпивки, уже спала где попало. Первым сморило "сына полка" Ханке. Несколько тостов подряд, поднятых за доблестного командира Шольке, за его бравого заместителя Брайтшнайдера, за любимую и могучую Германию, которые Эрих с радостью поддержал, не оставили ему никаких шансов на продолжение банкета. И теперь бевербер привалился в угол комнаты, держа в руке свою кружку и забавно храпя. Всклокоченные волосы, помятая одежда.. завтра определённо будет страдать. Что ж, здесь не место слабакам, если считаешь себя настоящим мужчиной то делай что должен и не пищи.

Та же участь постигла и ещё нескольких человек, которые смогли уйти из комнаты самостоятельно или же с помощью товарищей. Гюнтер сам видел как Юрген Шлиман, двадцатилетний пулемётчик из Аахена, едва не сшибив пару товарищей и держась за стену, неразборчиво попрощался и вывалился наружу. Его примеру постепенно последовали и другие, не захотев повторить судьбу Ханке.

Сам Шольке исправно поддерживал каждый тост и медленно пьянел, ощущая как подавленное настроение меняется к лучшему. Нет, хоть выпивка и считается на фронте злом но в некоторых случаях без неё никак. Особенно когда тебя давит груз командирской ответственности. Тому же рядовому бойцу намного легче в этом плане. Знай себе выполняй приказы и думай как бы при этом спасти свою задницу. А вот офицеру, конечно если он действительно командир а не дерьмо в фуражке, куда хуже. Чем больше узнаёшь своих солдат, их характер, привычки, тем меньше хочется относиться к ним как к оловянным солдатикам. Они превращаются из безликих парней в настоящую боевую семью, где каждому можно доверить свою спину, зная что каждый из них защитит её так же как и ты его собственную. И поэтому так больно потом терять их, писать похоронки и видеть в строю новых бойцов, понимая что и их может постигнуть судьба предшественников.