— Даже если так, а я всё же отстаиваю честь своего самоконтроля, — сделала шаг вперёд Миб, указывая пальцем на Сашу и щуря глаза. — С чего бы ты должна идти? Если мне не изменяет память, то это из-за тебя у нас весь план почти провалился.
— Если это можно было назвать планом… — шёпотом возразила я.
— Рот закрой, — рявкнула Рузанна, не сводя взгляда с Саши. Она, похоже, даже не разобралась, кому затыкала рот, судя по тому, как её рука на этих словах махнула в противоположную от меня сторону, едва не задев Мику.
— Я пойду, а ты останешься здесь, — пропитанным сталью голосом произнесла Саша. Такую её интонацию я слышала лишь однажды, когда мы направлялись на встречу Мике и Николаю, и Миб рассуждала о том, кто из пленённых Полумесяцев сможет противостоять моей матери. — Лучше ввязаться в драку с шансом победить, чем заранее всё испортить, — затем она снова посмотрела на Николая, вот только на этот раз взгляд сделался умоляющим.
Гриил долго выстаивал эту битву взглядов, пытаясь выудить замысел Саши, которая так настойчиво стремилась пойти с нами. В конце концов он сокрушённо выдохнул и направил на Рузанну насторожённый взгляд. Его голубые глаза блеснули в сумерках, как бы намекая, что ещё один спор завязывать не стоит. Рузанна тихо прорычала на такое решение, но лишь молча отступила и грубо откинула заднюю крышку кареты до надрывного скрипа. Женщина принялась скидывать всё содержимое на землю, не заботясь о том, что вещи могли испачкаться.
Приглядевшись, я узнала в этих разбросанных тканях наши тёмные плащи и походную одежду. Первой из нас к вещам рванула Саша, бойко хватая кофту со штанами и уносясь прочь за карету. Я могла слышать её радостные вздохи, когда девушка выпутывалась из тесного платья. Никто из нас не стал комментировать этот порыв, лишь Рональд понятливо усмехнулся, но воздержался от замечаний, когда Рузанна прошла мимо него за Сашей, при этом больно задевая своим плечом. От этого столкновения даже у меня кости заныли, отчего я не удержалась и досадливо потёрло правое плечо.
Мика с Николаем тоже принялись стягивать свои костюмы и хватать привычную одежду без всякого стеснения. Если бы холод не сковывал каждую мою кость и не заставлял зубы ударяться друг о друга с такой силой, что начинала ныть челюсть, я бы, наверное, обратила внимание на подтянутое тело Николая. Зацепилась бы за грубые рубцы и многолетние шрамы на его животе и бёдрах. Некоторые были длинные и тонкие, а некоторые наоборот — не больше мизинца, но с заметными буграми. В тенях деревьев и под покровом вечерних облаков я не могла сказать, насколько эти шрамы заметны на теле Николая. Но тогда, после его битвы на арене, я лично прикоснулась к ним на его спине. Кто бы или что бы ни оставили эти отметины на его безупречно молочной коже, но об их заживлении тщательно позаботились. Шрамы были бледными и лишь слегка стягивали кожу, поэтому и не выделялись так ярко. Однако и не заметить их тоже было трудно.
Я кое-как нашерстила всю свою одежду среди множества кожаных футляров и ножен и поплелась за карету, предвкушая, как тёплая ткань свитера покроет голые участки кожи, которая больше была похожа на гусиную. Стянуть платье было отдельной задачей, потому что, несмотря на холод, пот скатывался по моему телу то ли после душного помещения, то ли от приближающегося нервного срыва. Пробурчав ругательства, я стянула платье и сбросила его на землю, не заботясь о дорогой ткани. А когда натянула тёплый свитер через голову, поймала на себе взгляд Шарлотты и её поднятую бровь в тихом протесте. Не удержавшись, я спокойно сказала:
— Можешь записать это на мой счёт, — и, также спокойно обув сапоги на толстый шерстяной носок, поспешила удалиться.
Не сказать, что то была выходка чисто для Шарлотты. Нет, принцесса раздражала меня не настолько сильно, чтобы специально провоцировать её гнев. Просто за всю дорогу до Железного Сивата и игру в ирисов мне так осточертел этот кусок ткани, почти ничего не прикрывающий, что единственным мои желанием оставалось снять его как можно скорее. Ну и согреться, но это уже хроническая потребность.
Мика с Николаем встретили меня уже в плащах. Аггниец сразу же накинул капюшон на голову, скрывая лицо, но от меня не укрылось как засверкал его здоровый глаз, когда парень взял в руки свой меч. Я не особо обращала внимание на арсенал оружия, которое взяли с собой Полумесяцы. Мика повесил за спину те самые кожаные ножны, но перед этим вынув из них меч. Вряд ли это была мера предосторожности, учитывая с какой нежностью он провёл пальцами по одному из многих маленьких лезвий на острие, что делали меч похожим на непослушный язык пламени. Нетронутая шрамами рука Мики прогулялась вдоль изогнутого клинка, а вторая сжалась вокруг железной рукоятки. Я услышала лёгкое шипение железа, и сопровождающий его восторженный выдох, когда Мика словно сплавил свою руку с мечом. Металл слегка покраснел, плавясь под даром Аггнийца, и тогда я догадалась, что это был не просто меч, а своеобразная печать. Только вместо метки она могла отсечь голову.
Не дав продлиться этому слегка интимному моменту долго, Мика со звоном всунул меч в ножны. Затем Аггниец нагнулся и вытащил из кучи оружия пояс с десятком железных штампов. Мика зацепил этот пояс чуть выше бёдер и закрыл их плотной тканью плаща.
Я перевела взгляд на Николая. Гриил держал в руках знакомую мне коробочку, в которой хранились карты с лезвиями. Я еле сдержалась, чтобы не вытаращить глаза, когда Николай разделил эту коробочку надвое, словно горизонтально разрезав. Затем две части металлической коробочки начали разъезжаться (как тогда в подземелье — карты), образовывая некие футляры. Эти два ряда Николай тоже прицепил на бёдра, а затем схватил некое подобие повязок, которые скорее представляли собой ручные ножны, и натянул на нижние предплечья. Расспрашивать о ярких красно-оранжевых рукоятках я не стала, так как из-за кареты вышла Саша. Миб хоть и выглядела бледной, но теперь была гораздо более расслабленной, нежели раньше. Она подхватила с земли тяжёлые нунчаки, и я невольно вгляделась в их узор. Он чем-то напоминал царапины, оставленные диким животным, которое загнали в угол. И хотя нунчаки были железными, в прорезях от «когтей» виднелась свежая древесина, а края царапин были оббиты толстыми линиями желтоватого металла. Должно быть, удары их были тяжёлыми… Поудобнее прикрепляя нунчаки, девушка попутно подхватила привязь каких-то маленьких мешочков, цепляя их ко внутренней стороне плаща. Об их содержимом я могла лишь догадываться…
— А ты у нас без оружия? Неужели настолько плохой боец? — послышался любопытный голос Рональда. Он, как и я, с интересом рассматривал арсенал Полумесяцев. Вот только, если я рассматривала оружие, как что-то неведомое и завораживающее, то Миб, я уверена, в уме прикидывал, как можно будет им противостоять в случае побега.
— Я пацифист, — сказала я первое, что пришло в голову, разворачиваясь полностью к Рональду. Только сейчас я заметила, что его отвратительный жёлтый пиджак сменился белой рубашкой, которая была ему тесновата в груди. Она, скорее всего, принадлежала Николаю, самому крупному среди нас (не считая Томаса, но тот не удосужился надеть костюм), но Рональд всё равно превосходил его в мускулатуре, хоть и был гораздо ниже. Невольно мне вспомнился Рейк, но я отмахнулась от воспоминаний о противном Войде, сдерживаясь от фырканья.
— Видал я таких… пацифистов, — непонятным тоном ответил мне Рональд. Но ни я, ни Ворон не сочли нужным хоть как-то реагировать на это. Я всё ещё чувствовала злость и обиду Ворона, словно он был чем-то осязаемым, а не простым рисунком на спине.
— Пора выдвигаться, — угрюмо объявил Томас, который всё это время ждал остальных. В отличии от нас, Томас оставался единственным, кто не носил костюм. В нашем спектакле он был не просто хозяином ирисов, но и стражем. Не знаю, было это вызвано нежеланием надевать костюм или стремлением правдоподобно отыграть устрашающего сутенёра.
— Шарлотта с Рузанной умудрились начать спорить о поэзии, что выглядит весьма пугающе и абсурдно одновременно, — сбивчиво бормотала Саша, складывая оставшееся оружие в мешок. — Пойду отдам им это, — послышался звон металла, — и можем идти. Вот возьми, — протянула она Томасу два топора, которые показались мне жутко знакомыми, но от воспоминаний меня отвлёк возмущённый возглас Рузанны:
