Но больше я никому не позволю управлять собой. Я не буду бояться, потому что меня больше не сдерживают печати. Я больше не тот ребёнок, который жаждал любви и заботы. Мне этого не дали, поэтому я научусь жить без них. Мои ценности останутся со мной, но теперь они будут выше всех остальных. Я не стану прогибаться под чужим мнением, даже если испытываю симпатию к этому человеку. Ивана я тоже когда-то любила… но эту любовь давно затмила ненависть. Я умею хоронить свои чувства, просто раньше я хоронила боль, страх и отчаяние. Мне не составит труда похоронить и новые эмоции. Радость, доброту и тепло от заботы. Если кто-то захочет использовать это против меня, у них ничего не получиться.

В этом не был виноват Николай. Он толком и не сказал ничего обидного. Просто весь этот ком нерастраченных эмоций рос во мне с девяти лет и сейчас вырвался наружу. Рано или поздно это бы случилось. В этом нет виноватых. Просто с самого детства я привыкла копить всё в себе, и теперь у меня больше не осталось сил. Поэтому я молча развернулась и поспешила к себе в покои, не обращая внимания на замершего Николая. Он не виноват. Виновата только я, потому что сама позволяла так с собой обращаться. Но больше я не повторю такой ошибки.

— Хочу напомнить, — Мика откинул голову на спинку высокого стула, — что нам было сказано, что у нас мало времени. А теперь мы сидим здесь уже больше часа. Может, тебе стоит поработать над выражением своих мыслей, Николай?

Гриил в свою очередь послал Мике широкую улыбку, упёршись руками в стол. Судя по его лицу, Николай и сам не ожидал, что придётся так долго ждать.

После моего срыва я послушно отправилась в покои, чтобы немного привести себя в порядок. Успела умыться, поваляться в кровати и не забыла обуться. Через час уже была готова и ждала около главных ворот, хотя о месте встречи Николай не удостоился упомянуть.

Моё воображение рисовало себе сцену, где Шарлотта на пару с Гриилом будут посвящать нас в свой план по поискам семейки рукоделов, чью фамилию я благополучно забыла. На самом же деле Николай просто привёл нас в тот самый зал для заседаний, где каждый сел за длинный стол с расставленными на нём фигурами шахмат. Видимо, принцесса не собиралась почтить нас своим скорым присутствием, потому что, как сказал Мика — мы сидим здесь уже больше часа. В абсолютном молчании, которое норовит размозжить мой череп.

Я бездумно рассматривала зал, пытаясь занять себя хоть чем-то. Первые минут двадцать я наблюдала за тем, как скучают Полумесяцы. Рузанна бормотала себе под нос слова, которые было очень хорошо слышно. Впрочем, не уверена, что она делала это ненамеренно. По пальцам невозможно было сосчитать неприличные выражения, которые вырывались из её рта и явно были предназначены Шарлотте. Мика, кажется, и вовсе задремал. Редко он пробуждался на колкие замечания в строну Николая, который лишь потирал шею, да советовал Аггнийцу поскорее провалиться в сон, прежде чем Гриил не вытолкнул его из окна башни.

Но стоило мне взглянуть на Николая, как парень мгновенно перехватывал мой взгляд. И в такие моменты, когда мы молча смотрели друг на друга, я ясно видела намерение поговорить в его глазах. Когда мне стало невыносимо смотреть на человека, перед которым обнажила душу, я принялась разглядывать сам зал.

Он несильно отличался от остальных комнат. Разве что, на стене напротив меня висела карта Хорайа, которая была соединена с картами Тмисана и Вириза. Красными линиями были выделены дороги из Хорайа в другие страны. Видимо, то были самые безопасные пути. Выше с правой стороны висела карта поменьше. Вся она была исписана буквами, которые я не могла понять. Письменность в Хорайа в корне отличалась от Вириза, поэтому обведённые в кружки закорючки не поддавались для меня никакому объяснению.

— Можно задать вопрос? — обратилась ко мне Саша, когда я в отчаянии потянулась к ближней шахматной фигуре.

Я резко обернулась, не ожидая, что Миб сидела рядом со мной всё это время. Или же она только подошла, а я не услышала.

— Задавай, — разрешила я.

— Ты когда-нибудь была в театре?

— А почему ты спрашиваешь? — удивилась я, не ожидая такого вопроса. Неужто она спросила это из-за сказанного мной возле тронного зала?

— Ты просто выглядела грустной, когда рассказывала о том, как твой брат ходил в театр. Вот мне и стало любопытно, — ответила Саша и положила голову на руки на столе.

Я подавила в себе желание сухо улыбнуться, стараясь сохранять беспристрастное лицо.

— Да, я была в театре. Один раз, — быстро выговорила я, не желая продолжать этот разговор. И вроде бы любопытство Саши должно было быть утолено, но Миб всё равно продолжала на меня смотреть. — У меня со старшим братом были не самые лучшие отношения, поэтому я сбежала на пьесу.

Про то что я заработала целую кучу прогулов в школе, потому что должна была без подозрений покидать дом, а Иван сторого следил за моим расписанием, я не упомянула. Как и то, что в ту ночь после театра брат не пустил меня домой, ведь узнал о моих пропусках и о самом побеге, и мне пришлось ночевать на улице. Позже он заставил меня уволиться из чайного магазинчика, в который я еле как устроилась. Объяснил мой брат всё тем, что ему было должно разбираться с бумагами в архивах целыми днями, и у него не было времени следить за тем, где я шлялась.

— Можно тоже задать вопрос? — выпалила я, потому что не хотела, чтобы Миб начала допытываться. Саша молча кивнула. — Почему ты не делишься едой?

— Потому что я жадная? — больше спросила, чем ответила она. — Все жадные люди не делятся.

— Ты не одна здесь наблюдательная, Саша, — похвалилась я, но сразу же смягчила тон. Не хватало ещё, чтобы Миб подумала, будто я издеваюсь. — Ты не просто не хотела делиться, ты защищала свою еду. Почему?

Миб смотрела на меня несколько секунд ничего не выражающим взглядом, словно взвешивая все за и против. Когда я уже смирилась, что на мой вопрос не ответят, Саша тихо заговорила:

— В приюте, в котором я росла, почти не было еды. Каждый день дети буквально дрались за право поесть. Оттуда и привычка.

— Ясно, — только и вымолвила я, не зная как реагировать.

Говорить о том, что мне жаль, смысла не было. Никто не любит, когда их жалеют. Но кроме сочувствия я ничего не могла выразить, поэтому просто продолжила тихо сидеть рядом с Мибом. Саша тоже замолчала и, видимо, жалела, что вообще села ко мне. Ну что ж, не одной мне приходилось отвечать на неудобные вопросы.

— Неужели ты не можешь начать? — воскликнула Рузанна, качнувшись на стуле. — На улице уже вечер, — она указала головой в большое окно слева от себя.

— Да я бы с радостью, дорогая, — проворковал Николай, тяжело оседая на стул. — Но мне известно ровно столько же, сколько и вам.

— Вы же с ней встречались, — возразила я, старательно разглядывая шахматную фигуру у себя в руке. — Неужели она тебе ничего не рассказала?

— Нет, — Гриил пожал плечами. — Шарлотта редко рассказывает мне о своих планах. Никогда, точнее. Она любит сама это всё представлять. Любит шоу.

— Кого-то мне это напоминает, — с подрагиванием плеч ответил Мика.

Николай лишь косо посмотрела на Аггнийца, вместо ответа.

— Всё что мне известно, только то что мы отправимся в Железный Сиват, и что Шарлотте нужно членство в Серебряном доме.

— Тогда скажи хотя бы, что это такое — «Серебряный дом», — сказала Саша, зевая.

Когда я выходила из покоев, на улицу только начали опускаться сумерки. Сейчас же небо окрасилось в тёмные оттенки, а белый полумесяц показывал свои бледные очертания.

— Это успешное учреждение по устройству вечеров, — начал Николай. — К ним обращаются с просьбами о празднике, светском вечере и другими вопросами. Работники Серебряного дома имеют неплохие связи в сферах торговли и среди предпринимателей, которые дают им допуск во многие места. Подозреваю, что Шарлотте именно этот допуск и нужен.

— И что же такого дорогого может быть в Железном Сивате? — спросил Мика, заинтересованно выпрямляясь. — Там ни джентельменских клубов, ни обеспеченных семей не проживает. Куда нас собирается повести эта принцесска, раз ей требуется такое влияние?