Этот год закончился хорошо. Сделано было много. И достаток увеличился. Что будет дальше? Сейчас только домами для новосёлов не обойдёшься, надо что-то ещё придумать. Только какие дела принесут доход? Разводить скот можно, но возить продавать — далеко, хотя, если обозами привозить и сразу оптом сдавать, то можно подумать. Лесопилка доход принесёт только тогда, когда материалы нужны будут в строительстве. Надо узнать, как пойдёт поселение дальше. Надо ехать к Ручкину и узнать, что нужнее всего. Настя уже давно перестала читать, уже и Федя уснул, а Егор всё думал о своём. И мысли не отпускали его.
—
Егоша, иди спать, — позвала жена.
—
Иду, — сказал Егор, едва сбрасывая свои думы. Уже лёжа в постели, Настя спросила:
—
Что-то случилось? Смотрю, ты в последнее время вроде сам не свой, всё думаешь о чём-то?
—
Всё пока нормально, — сказал Егор, обнимая жену.
С самого первого дня он любил её, каждый миг с ней был в радость. Настя понимала мужа, лишний раз не докучала расспросами, не требовала особого внимания. Она знала, что Егор, как и все деревенские мужики, не научен особым любезностям, так чего требовать. Он как мог делал ей приятное, покупал подарки, но красивых слов ни разу не сказал. За все их пятнадцать лет, которые они прожили вместе, муж не только не повысил голос, но ни разу взглядом не упрекнул жену.
—
У меня какое-то предчувствие нехорошее, — сказал он. — Когда оно появилось, я не понимаю, но живёт во мне. Может, это просто страх за наш тихий мир, в котором мы живём. Ты, Федя и я. Что-то должно произойти, но я не понимаю, что. Вот одолевают разные думы.
—
Смотри, чтобы они не съели тебя.
—
Не дамся.
Через неделю Егор поехал посмотреть, как продвигаются дела у новосёлов в деревнях, выросших в верховьях реки Бирюсы. Он доехал до Перевоза, а там по Бирюсе, по зимнику, проложенному по реке, направился вверх. Первая деревня, стоявшая у него на пути, была Догадаевка. В ней одновременно с Камышлеевкой появились переселенцы. Деревня стояла на высоком берегу Бирюсы. Справа гора опускалась прямо в воду, и места для жилья там не было. А вот левый берег был хорош. Ровный, он тянулся на много вёрст вверх по течению, на нём было много места для домов, но деревня прижималась к густому лесу, которым заканчивалась равнина. Место было тенистое, прохладное даже летом, но люди привыкли. Строились здесь сами, потому на возведение дома уходил не один год. Самое главное, что здесь под боком была река, где водилось много рыбы, и жители серьёзно занимались рыболовным промыслом. Задержался в Догадаевке Егор недолго, переговорил со старшим о поставке досок и кирпичей и поехал дальше.
Вскоре прибыл в Щетиновку, что в девяти верстах выше по берегу, затем намеревался попасть в Шелехово.
Некогда мужик по фамилии Щетинов облюбовал чистое место на левом берегу реки. Напротив, через Бирюсу, была огромная отвесная скала, там он и поставил заимку. Потом пристроились и переселенцы, которым это место пришлось по душе. Деревня только начинала расширяться. Егор переговорил, кому и что можно продать, а ночевал он уже в Шелехово. Утром заключил несколько договоров на поставку досок и кирпича, но немного, большого строительства здесь не было. На другой день он вернулся домой и решил, что надо пока приостановить заготовки. Запас есть хороший, большего делать не стоит, и решил ещё съездить в Суетиху и в Тайшет, узнать, что можно выгодно туда поставлять. Там сейчас народу много, товары нужны.
В Новый год в деревне устроили небольшой праздник. У Антипа в доме сделали застолье. Гуляли в складчину. Самое главное было — пообщаться, попеть песни, поговорить по душам. Веселились от души: немного было праздников у этих людей, каждый раз хотелось, чтобы гулянье запомнилось. Когда стали петь песни под гармонь на три голоса, Егор прямо обомлел. А когда его Настя начала подпевать, он поразился красоте её голоса и был сражён окончательно. Он, конечно, слышал, как жена напевала вполголоса колыбельные сыну, но это было не то. Вечер прошёл просто замечательно, всем понравилось так, что договорились почаще вот так собираться всей деревней.
В середине февраля 1903 года Егор отправился в Тайшет разузнать, что можно ожидать в ближайшее время. Февраль был хоть и ветреный, но нехолодный, редко доходило до минус тридцати градусов. Ветер то дул по-дурному, поднимая и перенося кучи снега, то успокаивался и чуть хиусил. Потом, словно набравшись сил, снова начинал куролесить. Егор доехал довольно быстро.
Тайшет строился. Уже стояли дома на Северовокзальной улице, Транспортной и начиналось строительство на Харинской. Возле паровозного депо стояли бараки для работников. Кругом сновали люди, несмотря на мороз. Депо работало.
Егор проехал на южную часть селения, там тоже вовсю осваивались территории. На базарной площади работали лавочки, валил пар из харчевни. Егор зашёл перекусить и послушать, что говорят люди. Услужливо подбежал половой и предложил свои услуги. Егор заказал горячие щи и жареное мясо, а когда отказался от выпивки и попросил квасу, половой сделал «кислую» физиономию. Он понял, что не удастся поживиться. Прислушиваясь к пьяным разговорам, Егор узнал, что купцы, Супрун, Жернаков и Зюзенцев, круто взялись за дело. Жернаков в двух километрах от станции построил лесопилку и поставлял шпалу, столбы и другие материалы железной дороге, Супрун и Зюзинцев взяли подряды на строительство домов, которые и продавали, и сдавали в аренду. Если омские купцы: Зюзенцев, Сорокин, Кабанов, Жернаков, Шейн — блюли какую-то купеческую честь, то Супрун, маленький рыжеватый, шустрый купец, приехавший из Киева, не гнушался ничем. Открывал маленькие лавки, торгуя хлебом, солью, керосином, материей и другими необходимыми товарами. Готовился открыть синематограф, построил гостиницу, игорный дом, харчевни, в которых напропалую торговали водкой и самогоном. Скопив капитал, он взял подряд на строительство домов для поселенцев, заплатив при этом немалые деньги, надеясь в скором времени всё вернуть. Начал строительство, взяв два переулка, которые позже назвали Супруновскими. Дома сдавал в наём.
Тайшет разрастался и с другой стороны железной дороги. Купцы Кабанов и Сорокин возводили дома по Транспортной и Харинской улицам, а также Северовокзальной. На этом деле многие погрели руки. Редко дома строили из выдержанного, хорошего леса. В основном рубили всё подряд, лес брали, где поближе, расчищая участки. Строили люди, которым не надо было много платить. Но жилья не хватало. Поселенцы, Поляков и Сергей Ульянов, поставили кирпичный завод и обеспечивали кирпичом и строителей домов, и железную дорогу. На ручейке Безымянном, рядом с лесозаводом, Зюзинцев построил мукомольню, обеспечивая мукой всех в округе. Ещё у него были подряды на строительство домов на Первой и Второй Зелёных улицах.
Узнав последние тайшетские новости, Егор понял, что с его капиталами здесь делать нечего. Можно только поставлять какие-то товары небольшим оптом, предварительно договариваясь. При этом он решил, что может иметь дело только с Супруном. Основными поставками занимался купец Кабанов, тягаться с ним не стоило. Другие купцы работают со своими подрядчиками и заказчиками, у них другой уровень. Только Супрун может брать небольшие партии. Надо наведаться к Ручкину, что он скажет по поселенцам, будут ещё или нет?
Посещение Тайшета не улучшило настроения Егора. Он оставил коня на гостином дворе, сам пешком пошёл к своему другу. Дверь открыла невысокая, худощавая женщина, ещё достаточно молодая и красивая.
—
Здравствуйте, мне бы Илью Ильича. Я Камышлеев Егор.
—
Вы Егор Петрович? Я вас таким и представляла, — обрадовалась она. — Проходите. Меня зовут Екатерина Павловна. Сейчас я вас чаем угощу, с мороза хорошо.
—
А Илья Ильич?.. — начал Егор.
—
Он скоро придёт. Вы не представляете, как он обрадуется вам. Он мне рассказывал о вас столько хорошего. Как ваш сынишка?
