— Идем, Лили, — проговорил Даниэль по мере твердо, наконец-то увлекая Лили прочь от окна, — тебе нужно поспать.
Внешне она как будто не сопротивлялась, позволила довести себя до постели и уложить, но, ложась рядом с ней, услышал ее тихий сосредоточенный голос:
— Если суждено мне погибнуть, то публика должна быть в восторге…
— Что? — переспросил Даниэль, которого ее слова обожгли не хуже клейма. — Что?
Но она уже дремала, повернув голову набок, и он отступил, не стал ее беспокоить, понадеявшись, что сможет надежно запереть свои страхи в себе — и предчувствуя, что в этом ему предстоит жестоко ошибиться.
--
*Хабанера - кубинский народный танец, ставший чрезвычайно популярным в Европе во второй половине XIX века. Одной из самых известных вариаций на тему хабанеры является ария L'amour est un oiseau rebelle (Любовь - мятежная птица) из оперы "Кармен" авторства Ж. Бизе.
6. Le sicaire
<i>за несколько недель до этого</i>
Парижский поезд прибыл в Нант в три часа пополудни; оживленные тем, что поездка подошла к концу, пассажиры потянулись из вагона на широкий, щедро политый недавно прошедшим дождем перрон. Кто-то не успевал сойти с подножки вагона, как его кидались встречать объятиями и поцелуями, а те, кто был этой радости лишен, торопились пройти к зданию вокзала. Тут людской поток разделялся: кто-то, движимый стремлением попасть в порт, оставался дожидаться поезда до Сен-Назар; кто-то, оказавшись в городе, направлялся к стоявшим тут же дилижансам, дабы продолжить свой путь в те места, которые еще не оплел своей сетью железнодорожный паук; кто-то, выйдя на бульвар Севастополь*, присоединялся к наводнившей его толпе и тогда выбирал, что делать дальше: идти пешком? или воспользоваться новейшим чудом технической мысли — набитым людьми, оглушительно грохочущим, скрежещущим при каждом торможении трамваем, — дабы попасть на окраину города или, напротив, к самому его сердцу — мрачной твердыне герцогского замка**? Среди тех, кто решил не рисковать и положиться на собственные ноги, оказалась и Эжени: ни на кого не оглядываясь, она стремительно двинулась вдоль бульвара, и по виду ее меньше всего можно было сказать, что у нее нет никакого четкого представления ни о том, как в дальнейшем устроится ее жизнь, ни даже о том, где ей лучше будет провести сегодняшнюю ночь. С собой она несла саквояж, новехонький, но не слишком надежный: плотно, в спешке набитый вещами, он до того сотрясался при каждом шаге своей хозяйки, что с первого взгляда понятно было — долго ему не продержаться. Так и произошло: когда Эжени пересекала площадь Коммерции с намерением углубиться в манившие вывесками кафе и гостиниц переулки старого города, замок на саквояже не выдержал и развалился надвое, из-за чего все с таким тщанием, хоть и в спешке собранные вещи оказались на земле.
— Чтоб тебя! — воскликнула Эжени, бросаясь подбирать свои пожитки. Сделать это в одиночку ей было весьма сложно: стесненная тяжестью своего платья, она не могла опуститься на колени, а при каждой попытке наклониться ей под ребра впивались косточки плотно затянутого корсета; вдобавок, собрав в охапку лишь половину вещей, она с трудом удерживала их, дабы ни одна не вывалилась из ее плотно сомкнутых рук. Витиеватые ругательства, которыми Эжени щедро награждала себя, свой саквояж и все прочее мироздание, ничем не могли помочь ей — но, вопреки ее пессимистическим ожиданиям, среди всех людей на площади нашелся один доброхот, не оставшийся к ее мучениям равнодушным.
— Вы позволите помочь вам?
Вкрадчивый, учтивый голос принадлежал молодому человеку весьма экзотической наружности — одет он был по-европейски (и даже не без некоторого чванства — меткий на подобного рода мелочи глаз Эжени сразу приметил не только отглаженный сюртук и протянувшуюся из кармана цепочку часов, но и брошь из связанных золоченой нитью вороньих перьев, небрежно приколотую к петлице), но раскосое лицо безошибочно выдавало в нем уроженца юго-восточной Азии; по-французски, впрочем, он говорил безупречно, и тем смог не только расположить Эжени к себе, но и вызвать ее нешуточный интерес.
— Я буду вам очень благодарна, — произнесла она, и молодой человек, не теряя зря времени, подхватил то, что оставалось лежать на земле. Совместными усилиями они отправили вещи обратно в саквояж, но закрыть его, конечно же, не получилось: тогда молодой человек, неумолимо отстранив Эжени, подхватил его, держа обеими руками, как младенца, дабы тот не раскрылся вновь.
— Позвольте, — проговорил молодой человек, заметив, что Эжени намерена протестовать, — я донесу его до вашей гостиницы. Где вы остановились?
Эжени примолкла, несколько растерянная и не готовая сразу придумать ответ; в Нанте она была впервые, и об этом городе знала только то, что здесь можно приобрести билет на корабль до Нового Света — в том заключалось ее главное намерение, но о прочих мелочах, которые могут встретиться на пути к его воплощению, она, бежавшая из Парижа ночью и впопыхах, совершенно не позаботилась.
— Я надеюсь, вы не будете против, — все с той же безукоризненной вежливостью заговорил молодой человек, направляясь вперед; Эжени ничего не оставалось, кроме как позволить ему вести себя, — если я посоветую вам чудесное место неподалеку отсюда. Вы ведь не из здешних краев?
— Неважно, откуда я, — произнесла Эжени несколько сердито, — я больше туда не вернусь.
— О! Перемены — это великое благо, — ответил ее собеседник с глубоким убеждением, — они не дают нам забыть о том, кто мы такие. Я считаю, что люди — существа кочевые по своей природе… по крайней мере, я сам точно из таких.
— Вы путешествуете?
— Именно, — молодой человек остановился на секунду, чтобы перехватить саквояж удобнее, а затем продолжил свой путь, точно его ноша ничуть не могла утомить его. — Со мной мои друзья и многоуважаемый наставник с супругой. Мы совсем недавно прибыли в Нант, чтобы устроить проводы кое-кому из нашей дружной компании.
— Надеюсь, ничего трагического? — спросила Эжени, на ходу предотвращая попытку одной из своих шляпок выскользнуть из саквояжа.
— Вовсе нет, — поспешил заверить ее молодой человек, — расставание будет исключительно полюбовным и оставит всем нам только теплые воспоминания. Хотя вы сможете убедиться в этом своими глазами… если, конечно, захотите присоединиться к нам.
— Я? — Эжени чуть не рассмеялась, до того приглашение было непредсказуемым и в то же время почти наивным.
— Да, да, — отозвался молодой человек как ни в чем не бывало и движением головы отбросил со лба пряди черных, как смоль, волос. — По соседству с гостиницей, которую я вам посоветую, есть чудесный ресторан «Золотой мост». Уверяю, таких омаров вы не попробуете даже в столице. Откровенно говоря, в Нанте дела с ресторанами обстоят куда лучше, чем в Париже — тут, пожалуй, можно надеяться, что тебя не заморят голодом прямо за столом!
— Кажется, я слышу голос настоящего знатока.
— Именно! — подтвердил молодой человек, загадочно улыбаясь. — Куда только меня ни заносила судьба… боюсь, вы даже не поверите.