— Ошиблись вы, месье, — проговорила она с грустной улыбкой, когда Даниэль присел с ней рядом, положил руку ей на плечо, но тут же отстранился из страха, что она ощутит всю ненастоящесть, лживость его жеста — и разгадает его намерения. — Я ни на что не гожусь.

— Это не так, — проговорил он, стараясь вернуть своему голосу мягкую убедительность, — тебе надо просто успокоиться, Лили. Тогда все пойдет на лад.

— Не могу я, говорю же, — ответила она, ударяя по постели рядом с собой сжатым кулаком. — Думаете, я не пыталась? Но нет… это сильнее, чем я. Она сильнее, чем я.

«Нет никакой ее, здесь только ты», — хотел произнести Даниэль, но в этот миг необходимость в разговоре отпала, потому что Лили привалилась к нему, порывисто обхватила обеими руками, и он, неловко обняв ее немеющей рукой, коснулся губами ее макушки — и, пользуясь затишьем, взглядом отыскал на будуарном столике кувшин и стакан для воды.

— Тебе надо заснуть, — проговорил он, отстраняя Лили и целуя ее в лоб, чтобы не видеть, как она смотрит на него. — Выпей лекарство. Оно поможет.

— Поможет? — переспросила она, хмурясь; понимая, что может не выдержать и совершить какое-то безумство, Даниэль со всей возможной поспешностью направился к кувшину, наполнил водой стакан и добавил туда, как было указано на этикетке, двадцать капель. Лили озадаченно принюхалась. Очевидно, запах был ей не знаком.

— Что это? — спросила она, когда Даниэль вернулся к ней с наполненным стаканом. Он опустил склянку на дно кармана, чтобы та не попалась ей на глаза, протянул ей готовое снадобье — но принять его она не торопилась.

— Это просто снотворное, — произнес наконец он, надеясь, что овладевшая им внутренняя дрожь не вырывается со словами наружу. — Ты будешь спать без кошмаров. Выпей.

«Не верь мне, — опьяняющим сумасшествием стучало у него в голове, — не верь никому, пожалуйста, откажись». И Лили смотрела на него очень долго, вдумчиво, будто что-то предчувствовала — или пыталась вспомнить.

— Спасибо, — шепнула она и добавила, протягивая руку за стаканом, — вы очень добры.

--

*Ориентализм - популярное в XIX веке художественное направление, сти­ли­стическая тен­денция в ли­те­ра­ту­ре и искусстве эпо­хи романтизма, на­це­лен­ная на вос­соз­да­ние во многом условного об­раза Вос­то­ка как особого ми­ра, про­ти­во­стоя­ще­го куль­ту­ре За­па­да и одновременно до­пол­няю­ще­го её (с) вики

**граф д'Артуа - титул, который носил до своего вступления на престол в 1824 году король Карл X, последний представитель старшей ветви Бурбонов на французском престоле.

Чистый, уверенный, не сорвавшийся ни на единую фальшивую ноту голос Лили замолк, рухнул занавес, и зал «Буфф дю Нор» утонул в потоке аплодисментов, хлынувшем отовсюду — из партера, с галерки, балкона, даже из ложи, где сидел обычно равнодушный к театральному искусству немецкий посол с адъютантами и супругой. Успех премьерного спектакля был полный, и Даниэль позволил себе перевести дух. Последние три часа он провел, забывая даже дышать, и теперь голова его кружилась не только от пережитого волнения, но и от недостатка воздуха; едва живой, еще не до конца поверивший в то, что все обошлось, он слышал как сквозь плотный слой ткани и зрительские овации, и то, как орет ему в ухо сидящий рядом граф де Пассаван:

— Настоящее искусство! Она совершенство! Подумать только, кто-то мог усомниться в ее несравненных способсностях!

Артисты вновь появились на сцене, дабы отдать должное публике, и туда же устремились самые восторженные почитатели, торопящиеся вручить подношения своим фаворитам. Среди них затесался и Даниэль: у него для Лили был заготовлен пышный букет, который на самом деле был не более чем предлогом оказаться рядом с ней в первые минуты после окончания спектакля, разделить с ней ее торжество — или возможную неудачу.

— Идеальна, — шепнул он, отдавая ей цветы, касаясь ее плеч и чувствуя, как захолодела ее кожа. Усталость, охватившая Лили, была видна даже под слоем грима, за выученной, высеченной на ее лице улыбкой — но видел это один лишь Даниэль, ибо прочим вряд ли ведомо было, каких титанических усилий ей может стоит каждый благосклонный кивок или почтительный поклон.

— Моя дорогая! — Пассаван налетел на нее, как обычно, едва не сбивая с ног, и принялся, никого не стесняясь, покрывать поцелуями ее руки. — Вы были чудесны! Клянусь, ничего подобного я не видел нигде и никогда!

— Я рада, что вы остались довольны, — проговорила она, опуская ресницы, чем вызвала у Пассавана умиленную, почти что влюбленную улыбку:

— Я сражен в самое сердце, черт подери! Но скажите… скажите, вы же не откажетесь присутствовать сегодня у меня после одиннадцати? Общество самое скромное, но вас будут очень ждать. Конечно, если вы устали…

— Что вы, вовсе нет! — откликнулась она, и Даниэль увидел, как крепче сжимаются ее руки вокруг вороха букетов, что ей приходилось держать. — Я не могу обмануть ваши ожидания, граф. Я приду.

— Прекрасно, прекрасно! — взвыл Пассаван и устремился прочь, увлекая Даниэля за собой; в холле, посреди суеты, царившей у гардеробной, они встретили Мадам, хоть и по обыкновению своему сдержанную, но тоже, как видно, впечатленную тем, что ей пришлось увидеть сегодняшним вечером.

— Я же говорила, — сказала она Даниэлю, дождавшись момента, когда Пассаван, повернувшийся к поднесшему его пальто лакею, не сможет их услышать, — она может все, если на то будет ее воля. Но эту волю нужно поддерживать…

Даниэль мог лишь только в очередной раз признать ее бесспорную правоту. Они вдвоем дождались Лили и сопроводили ее к экипажу; как с ней часто бывало последнее время, приступ всепоглощающей апатии у нее стремительно сменился столь же сильным приступом чувствительности, и она, самая не своя от переполняющей ее радости, звонко расцеловала Даниэля в обе щеки, а потом обняла и Мадам — и расцвела еще больше, когда та, ответив на объятие, коротко хлопнула ее по спине.

— До самого конца не думала, что получится! — объявила Лили со смехом, пытаясь убрать обратно в прическу выбившиеся из нее локоны. — Верите мне, я… почти ничего не помню! Как будто это было не со мной. Может, кто-то другой на моем месте…

— Не неси ерунды, — бросила Мадам добродушно, откидываясь на спинку сиденья и не отрывая от Лили мерцающего в полумраке взгляда. — Надеюсь, у тебя остались силы. Вечеринки у Пассавана так утомляют…

— Сколько угодно сил, мадам! — живо отозвалась Лили и, пользуясь скрывающей сиденье темнотой, крепко сжала руку Даниэля. Он содрогнулся всем телом, зная, что последует за этим, но не имея никакой возможности оказать сопротивление — и когда они вышли из экипажа у заведения, Лили будто случайно пропустила Мадам вперед, а сама, намертво вцепившись в локоть молодого человека, исступленно зашептала ему в самое ухо:

— У вас ведь есть еще? Дайте мне глоток…

— Перестань, — пробормотал он, почти паникуя, мысленно подсчитывая, сколько осталось во фляге, которую он теперь носил с собой, сопровождая Лили почти всюду — и понимая, что порция, рассчитанная на три дня, исчерпалась почти за один. — Ты и так принимаешь больше, чем следует. Сегодня перед спектаклем ты не должна была…