— Надеюсь, — бесцветно откликнулась та, рассеянно помешивая сахар в чашке с кофе. Даниэль, получив из рук Дезире вино, щедро разбавил его водой и, борясь с подкатившей тошнотой, выпил залпом. Мадам, наблюдавшая за его манипуляциями, покачала головой.
— К твоим годам пора бы и научиться пить.
Он пробормотал что-то хриплое и бессвязное, всем своим видом показывая, что душеспасительная беседа сейчас не пойдет ему на пользу. Мадам это, впрочем, не затронуло: она чуть подалась вперед с явным намерением сказать еще что-то, но не успела, потому что в этот момент в наружнюю дверь постучали.
— Я открою, — сообщила Дезире, выскакивая из-за стола; на самом деле, в этом уточнении не было никакой нужды, ибо только она по своему положению и состоянию могла бы встретить утренних посетителей. Даниэль вяло прислушался к донесшимся из холла голосам, но ничего не разобрал. Только когда Дезире вновь появилась в зале, держа в руках перевязанную бантом коробку, он немного оживился и поднял голову.
— Что это?
— Для Лили, — объявила Дезире, устраивая коробку на столе рядом со вчерашеней дебютанткой. — Сказали — лично в руки.
Прилив любопытства явно вернул Лили некоторое количество сил: отвлекшись от всего, даже от своего жалкого состояния, она развязала бант, открыла крышку и подскочила на месте, вскрикнув самозабвенно и сумасшедше:
— О боже, это для меня!
Коробка мигом стала объектом внимания всех присутствующих; внутри обнаружилось отливающее золотом колье с рубином, при виде которого даже у Мадам поползли вверх брови. Что уж говорить было о Даниэле? Он едва не подавился водой, которую в этот момент жадно допивал прямо из горла бутылки.
— Здесь еще и записка! — объявила Лили, доставая со дна коробки сложенный конверт; развернув его, она прокашлялась, точь-в-точь как всегда, когда начинала читать вслух, и Даниэль вздрогнул. — «Я щедр к тем, кто щедр ко мне. Вчера вы поделились со мною своей удачей, и я выражаю надежду, что вы не откажетесь принять кое-что из ее плодов». Это от графа! Должно быть, он купил его на деньги, что выиграл вчера…
— Пожалуй, — Мадам взяла колье в руки, придирчиво осмотрела пылающий в лучах солнца камень, — примерно столько оно и стоит. Неплохое начало, Лили. Можно считать, что твой дебют удался.
Явно не ожидавшая похвалы, Лили просияла, но ее улыбка угасла тут же, когда она увидела, как Мадам убирает колье на место, захлопывает крышку и придвигает коробку к себе.
— Что вы делаете?
Эжени, выразительно отворачиваясь, закатила глаза. Очевидно, подобные сцены в стенах заведения успели изрядно ей надоесть.
— Ты же знаешь правила, — напомнила Мадам вкрадчивым тоном, без всякого сочувствия взирая на расстроенное лицо Лили. — То, что мы зарабатываем, принадлежит заведению, то есть всем нам.
— Но… но…
— Странно видеть такой эгоизм от человека, который вчера вышел в свет в чужом платье и чужих побрякушках, — раздраженно припечатала Мадам, хмурясь и явно жалея о том, что приходится тратить время. — Что бы ты делала, если б в Эжени тоже заговорила жадность?
Сдаваясь, Лили опустилась на свое место. Она старалась держаться бесстрастно, но взгляд, такой отчаянный, будто на ее глазах готовились кого-то убить, выдавал ее с головой.
— Я ничего с ним не сделаю, — сказала Мадам, прижимая к себе коробку. — Оно будет храниться у меня. Ты наденешь его на следующую же встречу с графом. Думаю, ему будет приятно.
Лили кивнула, несколько приободряясь, и Мадам, утвердившая свое превосходство, проследовала к выходу в коридор. Впрочем, у самого порога она, вспомнив что-то, обернулась к Даниэлю.
— Пойдем со мной.
— Зачем? — поинтересовался он сипло, пытаясь встать на ноги и прилагая для этого значительные усилия. Мадам несколько раз сморгнула в деланом удивлении.
— Ты не хочешь получить свою долю? Оплату за Полину, аванс за Лили? Или после того, что ты выиграл вчера, тебе захотелось поработать бесплатно?
— Нет, нет, конечно нет, — поспешно ответил Даниэль, чувствуя себя преглупо. — Простите, я просто…
Мадам досадливо прижала ладонь ко лбу.
— Постарайся впредь держать себя в руках. Трезвый ум тебе еще пригодится. Сегодня ты станешь состоятельным человеком, попробуй хотя бы для виду вести себя прилично.
— Я постараюсь, — послушно отозвался Даниэль и, оставляя за своей спиной взволнованно перешептывающихся девиц, вышел за ней в коридор.
---
*Первая Империя во Франции (1804-1814) - период владычества Наполеона I, после получения неограниченной власти в качестве республиканского консула провозгласившего себя императором французов.
*"Прокоп" - старейшее из ныне открытых парижских кафе. Было основано в 1686 году и пользовалось большой популярностью среди мыслителей, политиков и людей искусства. В числе его знаменитых посетителей - Ж.-Ж. Руссо, Д.Дидро, Вольтер, М.Робеспьер, Наполеон, О. де Бальзак и В.Гюго.
4. L'engagement
Увидев, как Даниэль достает банкноты, хозяйка мансарды замахала руками:
— У меня ведь сдачи не будет, месье! Подождите, схожу разменять в лавку.
— Хорошо, — легко согласился он и, дожидаясь ее, сел за стол — еще недавно засыпанный набросками, старыми газетами и обертками от разной снеди, теперь тот был девственно чист, как, впрочем, и вся комната. Пожитки Даниэля были убраны в новехонький саквояж, приобретенный им тут же, на углу, а внизу дожидался экипаж, готовый отвезти его в отель «Насьональ» — там молодой человек собирался обосноваться на некоторое время, прежде чем найти себе новое, более приличествующее его нынешнему положению обиталище.
Хозяйка долго не появлялась, и Даниэль успел заскучать. Несколько раз он окинул комнату взглядом, размышляя, не мог ли что-то забыть, задумчиво побарабанил пальцами по поверхности стола и наконец принялся бездумно открывать его ящики один за другим — все они тоже были тщательно вычищены от залежавшегося в них мусора, и Даниэль, заглядывая в них, думал лишь скоротать время, но в самом маленьком и дальнем его, как выяснилось, поджидал сюрприз.
Увидев на дне ящика небольшой, смятый с одного боку клочок бумаги, Даниэль извлек его наружу. Ему не пришлось долго вспоминать, что он держит в руке, и на лице его появилось нежное, совсем чуть-чуть ностальгическое выражение. Это был один из тех обрывков, которые Лили когда-то использовала для своих первых эпистолярных попыток: на листке, кроме следа от спешно вытертой кляксы, виднелось одно лишь ее имя, косо написанное неуверенной рукой.
Не переставая улыбаться, Даниэль бережно опустил бумагу в нагрудный карман. Ему почудилось, что отныне она станет для него чем-то вроде талисмана, с коим не страшны будут любые невзгоды — и эта мысль привела его в такое хорошее настроение, что, когда хозяйка появилась на пороге с кошельком, полным франков, он великодушно отмахнулся от протянутой ему сдачи: