Парни напряжённо переглянулись. По их рядам прошёл шёпоток.

- Валим отсюда, - бросил братан, поворачиваясь спиной.

Я изумлённо смотрела на то, как его примеру следуют остальные.

- Чего сразу не сказали, что из Рэмиры? – переговаривались они между собой.

- Я слышал, эти парни умеют мёртвых воскрешать.

- Неудивительно. Они же сами бессмертные.

- Только тронь одного из них за тобой вся семья придёт.

Я не решалась верить собственным глазам, пока последний человек не скрылся за углом, и улицу не заполнила тишина. Они испугались кольца, так и не поняв, что я располагаю куда более опасным «украшением» Рэмиры.

Я повернулась к солдату.

Он выглядел обделённым, ещё более злым, чем раньше, проигравшим. Я испортила ему весь кайф. В который там уже раз. А ведь после своего задокументированного «признания», он рассчитывал на ещё большую любовь с моей стороны.

- Лучше поиграй в приставку, - посоветовала я.

Да уж отличная альтернатива.

Он как-то слишком ответственно отнёсся к моему подарку. Скорее даже, эта консоль была важнее и требовала более деликатного обращения, чем бдсм штуковины, которые он таскал с собой повсюду.

Любую свободную минуту солдат тратил на приставку. Во время перекусов. На заправке. И даже ночью, когда я засыпала рядом, мечтая вытянуться вдоль его тела, прижаться, опробовать на ощупь эту силу и надёжность.

Так, как сейчас.

Сидя в номере отеля на одной с ним кровати, я думала о том, что ещё никогда задротство не выглядело настолько эротично. Имитируя интерес к новостям, которые шли по телевизору, я на самом деле прислушивалась к чужому дыханию. Иногда, делая вид, что у меня затекла шея или спина, я двигалась, чтобы коснуться его плеча своим.

Жалкое зрелище.

Что дальше? Я буду подглядывать за ним в душе? Или когда он переодевается?

Тот чёртов поцелуй всё испортил. Теперь я не могла смотреть, разговаривать, прикасаться к этому парню, как раньше. Пусть даже в тех словах и прикосновениях, в самом деле, не было романтики, потому что мы - не парочка сведённых судьбой девственников, а спаянные воедино самым худшим образом преступники.

И в этом-то заключается суть проблемы: каждое действие солдата - серьёзнее романтики, важнее и ценнее неё. Ни один мужчина не мог бы предложить женщине то, что он давал мне. Вместо ухаживаний - регулярное спасение, вместо высокопарных клятв – несомненная верность, вместо свиданий по выходным – вся его жизнь в моём распоряжении.

Это покорит кого угодно.

И он ведь понимает, как на меня действует? Мне довольно просто вести себя естественно, когда мы окружены толпой, но с каждой минутой всё труднее, если мы остаёмся наедине.

Что опаснее всего в этой ситуации? Его абсолютная доступность. Круглосуточно и ежедневно я могла удовлетворять с его помощью самые безумные желания, которые он бы воспринимал как собственную нужду. Я могла бы недели напролёт навёрстывать с ним упущенное, смеясь и ликуя. Я могла бы почувствовать себя по-настоящему живой, и я имела на это полное право.

Я могла бы отшвырнуть эту чертову консоль, оседлать его бёдра и предложить ему найти рукам лучшее применение.

Но тогда пути обратно не было бы. Наша история и так должна закончиться печально, не стоило превращать её ещё и в любовную трагедию.

Поёрзав, я закрыла глаза. Надо было что-то делать с этими мыслями. Никогда бы не подумала, что возбуждение может стать такой проблемой. Всё-таки я считала себя самым асексуальным человеком из всех. До тех пор, пока не встретилась с самым сексуальным.

- Он что, заводит тебя?

- Я знаю, что это неправильно, но ничего не могу с собой поделать. – Я не сразу сообразила, что этот короткий диалог проходил не в моём сознании.

Распахнув глаза, я уставилась в телевизор, по которому транслировали очередной экстренный репортаж.

О, знакомые лица.

Я слезла с кровати и подошла к экрану, прибавляя звук.

Стоит только взглянуть на Виктора Фарго, пусть даже опосредованно, чтобы обеспечить себе недельную импотенцию.

То, что надо, блин.

- Веронику Боил, одну из десяти сбежавших преступников, сегодня обнаружили в окрестностях города Х. Женщина, приговорённая к смертной казни за подделку стимуляторови их незаконное распространение, погибла при задержании.

Погибла при задержании?! Так и есть, если задержание теперь стало синонимом четвертования. Её как будто бешеными собаками рвали. Тело показали мельком, но даже от вида окровавленной тряпки, под которой её спрятали, самопроизвольно слезились глаза.

- Глянь на него, - пробормотала я, имея в виду главу Фарго, отвечающего журналистам с умным видом. Дьявол во плоти, собирающийся начать не просто очередную войну, а апокалипсис. – Раздаёт интервью на каждом шагу, для журналов позирует. Ради нас старается. Думает, со страха мы выкинем какую-нибудь глупость.

- Пошли убьём его, - предложил бионик.

- Да, именно такую глупость.

- Разве ты не хочешь поиметь его ещё раз? Теперь уже буквально?

- Сексуальное насилие – твой конёк, не мой.

- Ничего сложного. – Он опять сосредоточился на игре. – Я подержу его для тебя.

- Это ты круто придумал.

Выключив телевизор, я упала на кровать. Теперь я не могла думать ни о чем, кроме той женщины. Несмотря на то, что она не нанесла никому из Фарго личной обиды, с ней обошлись так жестоко. Ничего общего со справедливостью. Просто кровавое послание для всех беглецов, и в особенности для меня.

Запах сырого мяса мерещился мне, когда я засыпала…

Я проснулась среди ночи от собственного крика. Моё разыгравшееся под действием репортажа воображение загнало меня в место более зловещее и пугающее, чем любая тюрьма. Меня предавало собственное сознание, истязая, унижая и причиняя такую боль, о которой не знал никто из Фарго.

Это был самый мучительный кошмар из всех - как воображаемых, так и реальных. Поэтому, распахнув глаза и распознав в темноте нависшую надо мной фигуру, я рванула с кровати. Упав на пол, я ползла, пока не наткнулась на преграду. Я скоблила её ногтями, прижималась к ней, пытаясь сдвинуть, била кулаками и молила о пощаде.

Свет больно резанул по глазам, и я вздрогнула, закрывая лицо руками. Я поняла, что это не новая пытка, только когда до меня донеслось едва слышно:

- Кэс.

Отстранив ладони, я взглянула на солдата. Он стоял передо мной на коленях, не смея дотронуться. Потому что в этот самый момент я была вся во власти человека, который поклялся добраться до меня, и у него это получилось так или иначе, поэтому любое прикосновение в тот момент воспринималось бы мной как продолжение истязаний.

- Он никогда не услышит от тебя этих слов, - произнёс солдат, выглядя при этом намного более угрожающе, чем глава Фарго, утверждающий по телевизору обратное.

- Ч-что?

Он предпочёл не объяснять. К чёрту слова. Время болтовни и пустых угроз закончилось для него в этот самый момент. Он ещё мог терпеть медийное вторжение Виктора в нашу жизнь, но только не в моё сознание. Пытать и убивать меня он не позволит ему даже во сне.

Поэтому отойдя от меня, солдат наскоро оделся и пошёл к двери.

- Куда… куда ты? Нет, не уходи… пожалуйста… стой! Ты мне даже в том лифте был не так нужен, как сейчас!

Что поделать, страх лишиться его был ничуть не меньшим, чем страх умереть от рук хозяина Дна.

- Я вернусь ещё до того, как тебе захочется снова заснуть.

- О моём сне заботишься, как мило.

- Принесу тебе снотворное, Кэс.

Я растерялась.

- П-правда?

- Вырванное сердце этого болтливого мудака.

Ну вот опять я думаю о том, что он лучший, потому что, чёрт возьми, кто сможет переплюнуть такую валентинку.

- Обойдусь.

- Что тогда? Отрезанная голова? Член? Весь ублюдок целиком? В каком виде? Что угодно, только не бездействие. Я не стану сидеть, пока он в эту самую секунду бухает, ширяется, трахается или чем там обычно занимаются поборники правосудия, я не знаю.