Внутри всё было строго и по-казённому скучно. Из-за плохо сделанной вентиляции воздух был спёртым и душным. У парадной белой лестницы, в которую, судя по виду, вложили большую часть теталов, Дегана встретила высокая сухопарая женщина в надетом поверх серого халата белом переднике и с белым чепцом на голове. Всё в ней было какое-то длинное; даже зубы, когда она улыбнулась, оказались удлинёнными и крупными.

— Сестра-хозяйка госпожа Моника, — представилась женщина.

У Моники оказался очень звонкий голос, который отдавался в каждом уголке вестибюля и, казалось, ввинчивался в Дегану в голову.

— Я оповещена о вашем приезде, — говорила сестра-хозяйка. — Господина Бюрса (так звали главврача лечебницы) сейчас нет, но я вас провожу. Мне сказали, вам нужно встретиться с одним из наших пациентов и это касается семейного вопроса.

Деган подтвердил, что так оно и есть. Дела семейные, дела важные.

Моника бросила на него какой-то странный взгляд, после чего подвигала челюстями, будто лошадь грызущая удила, и спросила:

— Вы прежде встречались с Ноа?

— Нет, — искренно ответил Деган. — А что?

— К нему даже мать перестала приезжать, — сказала Моника. Она явно хотела добавить что-то ещё, но сама себя перебила: — Шенап сейчас на прогулке. Я провожу вас к нему.

Они вышли через чёрный ход и оказались в саду лечебницы. Здесь было гораздо больше людей: по засаженным кустами акации дорожкам прогуливались тихие безумцы в сопровождении медбратьев.

По пути Моника справилась о здоровье матери-настоятельницы. О её подагре Деган был предупреждён Карлом и на этот раз впросак не попал.

Его внимание привлёк молодой мужчина в больничной пижаме, который на двух ногах прыгал вокруг скамейки, что-то выискивая между деревянными рейками. Вид у мужчины был крайне увлечённый. По описанию Деган узнал в нём Ноа Шенапа. Бывший законник был высокого роста, худощавый, с редкими каштановыми волосами, высокими скулами и упрямой линией рта.

— Я подожду вас здесь, — сказала Моника и осталась стоять в тридцати шагах от скамейки.

Деган приблизился к бывшему законнику. Шенап продолжал прыгать вокруг скамейки, шевеля губами.

— Здравствуйте, Ноа, — сказал Деган.

Мужчина вскинул голову и посмотрел на него беспокойным, тревожным взглядом.

— Короеды! — воскликнул он. — Прячутся от меня... Хи-и-итрые! Но я их найду. Я всегда всех нахожу. Работа такая.

Неожиданно, что-то на рукаве платья «матушки Тарзы» привлекло его внимание, и Шенап в несколько прыжков приблизился. Ни слова не говоря, он клацнул зубами, желая укусить Дегана за руку. Тот уклонился и взял Шегана в захват. Бывший законник затрепетал в его руках, как пойманная птаха. Краем глаза Деган увидел, как Моника взволнованно переступает с ноги на ногу и озирается по сторонам. Женщина не знала, звать на помощь медбратьев или нет. Деган отрицательно покачал головой, давая ей знак оставаться на месте и, склонившись к уху Шенапа, тихо сказал:

— Убийство дочери мельника. Ты занимался этим делом. Мне нужно знать, до чего ты тогда докопался? Расскажи, и, клянусь, я вытащу тебя отсюда.

Захваченный им мужчина захныкал, словно ребёнок.

— Ты вся в короедах! — воскликнул он. — Посмотри, они грызут тебя. Отдай их мне!

Деган выпустил его и отступил, озадаченно разглядывая. Оказавшись на свободе, Шенап отбежал к скамейке, запрыгнул на неё и нахохлился, как птица.

— Отдай мне своих короедов, — повторил он.

Деган вдруг со всей ясностью понял, что Шенап по-настоящему безумен. Хун знает, кто довёл его до такого состояния, но это не притворство.

Сейчас же на Дегана удушливым одеялом опустилась усталость: зря он обращался за помощью к Карлу и тащился в такую даль. И маскарад этот тоже зря. Он был уверен, что получит от Шенапа ответы на важные вопросы; он убедил себя в том, что сумасшествие бывшего законника мнимое, и оказался кругом не прав. Теперь предстояло начинать всё с начала.

Шенап ещё что-то говорил о короедах, но Деган отвернулся от него и направился прочь. Проходя мимо замершей в растерянности Моники, он задержался рядом и сказал:

— Мы с сёстрами используем нетрадиционные методы ведения разговора. Надеюсь, то что вы увидели, останется между нами.

Сестра-хозяйка машинально кивнула, избегая смотреть на него.

— Вы умная женщина, — похвалил Деган. — Спасибо за радужный приём. Не нужно меня провожать.

Трясущимися руками я стянула с себя платье. Нательную рубашку заправила в штаны и подвязала их верёвкой, чтобы не спадали. Сверху надела мужскую рубаху. Я постоянно поглядывала на дверь — не откроется ли? Сердце замирало от каждого шороха.

— Всё, пошли, — скомандовал Прол.

— Подожди! — я кинулась к кровати, скомкала платье и накрыла сверху покрывалом, чтобы заглянувшие в комнату решили, будто я сплю. К сожалению, для этого требовалось что-то побольше платья, но как раз побольше ничего не оказалось — на кровати не было даже матраса и подушки.

— Плохо? — спросила я у Прола, показав на кровать.

— Плохо, — подтвердил он. — Пошли уже.

И вышел первым, оставив дверь приоткрытой. Из глубины дома раздавались взволнованные голоса — кажется, разбойники всё ещё спорили, кому идти с плохим известием к Шэру. Быстро окинув взглядом коридор, Прол дал мне знак выходить и, когда я выскользнула, заложил дверь палкой.

— Не беги! — предостерегающе шепнул он, хоть я и не собиралась бежать.

Мы быстрым шагом направились к выходу из дома. Голоса становились всё ближе, внезапно Прол схватил меня за руку и завёл в пустую комнату слева. В ней было небольшое окно, затянутое бычьим мочевым пузырём.

— Куда оно выходит? — спросила я шёпотом.

— На задний двор, — также шёпотом ответил он. Подошёл к окну и рассёк ножом пузырь.

— Вылезай на улицу и пробирайся к воротам, — сказал он. — Я их пока открою.

Легко сказать, пробирайся к воротам.... Я протянула руку:

— Дай мне нож.

На его лице появилось сомнение. Кажется, Прол опасался, как бы я не применила нож против него самого.

— Прошу тебя, — попросила я. — Если меня узнают и будут ловить, мне даже защититься будет нечем.

Он протянул нож рукоятью вперёд.

— Спасибо, — поблагодарила я. Засунув нож за голенище сапога, выбралась из окна и спрыгнула, подняв грязные брызги. Я действительно оказалась на заднем, сильно захламлённом дворе: повсюду валялись разбитые бочки, стояла перевёрнутая телега, горой были навалены доски с торчащими из них гвоздями. От улицы двор отделял дощатый забор с закрытой на крючок калиткой.

Неожиданно в щель забора просунулась тонкая грязная рука (точно не Прола) и откинула крючок. В калитку прошмыгнул высокий худой мальчишка лет четырнадцати в грязной одежде, с перепачканным сажей лицом и в кепке с большим козырьком. Я в панике огляделась, думая, куда бы спрятаться. Но не успела: накинув крючок, мальчишка обернулся и увидел меня. Его грязное лицо вытянулось от изумления.

Но он сейчас же приложил палец к губам и прошипел:

— Тс-с-с.

В несколько прыжков мальчишка подбежал ко мне и заговорил торопливым шёпотом:

— Не выдавай меня!

— От кого прячешься? — тоже шёпотом спросила я.

— От дядьки Боярыча, — он ткнул мне в грудь грязным пальцем: — А я тебя узнал! Ты колдунья, тебя из степи привезли. Ты наших от болезни вылечила и жену Шэра тоже.

Я не сдержала тяжкого вздоха.

— Что ты тут делаешь? — спросил мальчишка.

— Так, найти кое-что попросили, — уклончиво ответила я, прикинув, что мы одного роста. И то, что он такой перепачканный, тоже очень удачно.

Неожиданно по забору кто-то постучал, и тут же над ним поднялась палка. Затем в щель между досками пролезла крупная рука, пошарила в поисках крючка. Мальчишка присел на корточки, показывая мне: «Молчи!»

Я поняла, что это и есть Боярыч, от которого он сбежал.

Так и не найдя крючок, рука Боярыча застряла между досками, дёрнулась, исчезла на другой стороне. По забору вновь застучали палкой и мужской голос заорал: