Хотя Вальтер и Кристон были одного роста, храмовник весил намного больше. Кучер сумел защититься, но не устоял на ногах. Упав в винную лужу, он выронил своё оружие. Последнее, что увидел в своей жизни Кристон, — взлетевший в небо клинок храмовника, разрубивший пополам серебряный «дирхем» равнодушной к людским горестям луны. Продолжалось это видение не больше мгновения, меч Вальтера рассёк голову противника от лба до подбородка. Однако товарищ погибшего не дремал. Уж коли он не смог спасти напарника в лихом деле, так должен был хотя бы отомстить его убийце.

Жюль сделал выпад, однако тамплиер успел вытащить меч из черепа трупа и отскочить на шаг назад. Остриё кинжала лишь царапнуло по металлу кольчуги. Однако для Вальтера время торжествовать победу ещё не настало. На стену вбежали один за другим с полдюжины вооружённых мечами молодцов. Храмовник отступил на несколько шагов и оглянулся. Первые из бросившихся ему на выручку оруженосцев пали, сражённые стрелами лучников.

Жюль сделал знак своим, чтобы не спешили. Сознавая силу, он злорадно улыбнулся и указал головой в сторону Сильфиуса:

— Ну что, пёс? Прыгай!

Вальтер зарычал, точно барс.

— Или беги! — предложил победитель. — Теперь это уже не имеет значения. Пришёл конец франкской Антиохии! Посмотри туда!

И правда, всего в нескольких туазах от стены появились восседавшие на маленьких лошадках всадники в тюрбанах. Жюльен что-то крикнул одному из них по-арабски, тот ответил.

— Они согласны подождать, пока ты не соберёшься с мыслями, — пояснила «маркитантка». Но храмовник и без того всё понял.

— Предатель! — прохрипел он, поднял меч над головой и, превозмогая боль, закричал: — Le Baussant! Le Baussant!

Боевой клич подействовал, точно заклинание, он, казалось, вернул Вальтеру силы. Воин бросился на врагов. Некоторые от неожиданности попятились. Зазвенело железо, вспыхнули и сразу же погасли маленькие, брызнувшие во все стороны огненно-жёлтые искорки.

— Le Baussant! — рычал рыцарь, стремясь лишь к одному — подороже продать свою жизнь в последний её миг. — Le Baussant!

— En avant! En avant! Vive li rois! Orie flambe et Saint-Denys![72] — точно эхом отозвалось снизу, с внутренней стороны стены. — Chastillon! Chastillon!

Ренольду сегодня определённо не было суждено добраться до цитадели.

Сначала он решил ехать по запутанным кривым улочкам города, но заблудился, забравшись в какой-то тупик, и, проклиная всё на свете, принялся искать выход к стене, чтобы уж впредь держаться её — так точно с пути не собьёшься.

Едва он, переполненный думами, воодушевлявшими и в то же время тревожившими душу в предвкушении долгожданной встречи, выбрался из какого-то грязного вонючего проулка, как увидел вдалеке страшную картину. На мгновение он подумал, что каким-нибудь немыслимым образом выехал из города и оказался с противоположной стороны стены, на которую совершили ночной намёт язычники. Однако тут же сообразил, что такого просто не может быть, и следовательно, он всё ещё находится в городе.

Что же случилось? Конечно, измена!

Не долго думая, рыцарь выхватил меч и пришпорил сытого, хорошо отдохнувшего коня. Жеребец, завидев сражавшихся, понял, чего от него хочет хозяин. Он и сам уже соскучился по настоящему бою. Ренольд атаковал с такой стремительностью, что лучники, слишком поздно увидевшие нового противника, не успели толком прицелиться. Давя изменников конём, разя мечом, рыцарь в одно мгновение рассеял их, принудив тех, кто не стал жертвой его бешеного напора, спасаться бегством. Это обстоятельство дало возможность нескольким сержанам беспрепятственно пробежать по стене и оказать помощь господину. Раненный, но ещё способный сражаться, Вальтер получил поддержку.

Турки за стеной вмешиваться не спешили, очевидно, они хотели дождаться исхода схватки. Вмешательство Ренольда переломило её ход, но лишь ненадолго. Заговорщики так же имели в запасе кое-какой резерв. Из ближайших проулков полнились вооружённые мечами всадники на небольших лошадях и пехотинцы с пиками, всех вместе их, как мгновенно прикинул рыцарь, набралось не меньше десятка.

«Эх! — мысленно посетовал кавалларий. — Копьё бы мне сейчас!»

Впрочем, для настоящей рыцарской атаки не хватало не только копья, но и пространства, возможности должным образом разогнаться. До ближайшего из всадников оставалось не больше двух десятков туазов.

И всё-таки могучему, специально выезженному жеребцу не понадобилось набирать нужную для хорошей сшибки скорость. Он без труда опрокинул первую оказавшуюся на его пути лошадь и её наездника. Тот упал так быстро, что Ренольд даже и не успел почтить его ударом своего клинка. Зато второму пришлось изведать на собственной шкуре, что такое настоящий рыцарский меч. Молодой кельт так постарался, что развалил всадника от плеча до седла. Третий и четвёртый противники погибли менее эффектно.

Как бы быстро и как бы храбро ни действовал Ренольд, он всё же оказался в меньшинстве. Рассеянные им заговорщики опомнились, и уже более дюжины конных и пеших воинов устремилось к нему. Поскольку щита и ножных доспехов у рыцаря не было, наибольшую опасность для него представляли копейщики. Между тем те, видевшие, что стало с их товарищами конниками, старались держаться на расстоянии, норовили зайти со спины. Пилигрим, управляя дестриером с помощью одних только шенкелей, отбивался от окруживших его врагов сразу двумя мечами. Однако он не мог не понимать, что рано или поздно до него доберутся. Сбросят с коня и, не дав подняться, прикончат на земле.

Ещё один из противников слишком приблизился (видно, не привык к рыцарской тактике ведения боя), за что немедленно и поплатился. Жеребец только и ждал ошибки человека, которому немедленно изловчился заехать в живот передним копытом. А когда несчастный согнулся пополам от страшной боли, молнией пронзившей всё тело, разъярённое животное добило его ударом другого копыта, угодив им в голову.

— Ну что, псы поганые! — возликовал Ренольд. — Кто следующий?!

— Всё равно мы тебя прикончим! — пообещал один из заговорщиков и дал знак товарищу. Тот сделал выпад копьём, целясь в пах грозному коню. Однако рыцарь не собирался за здорово живёшь позволять какому-то грязному грифону посягать на гордость своего жеребца. Ренольд отбил выпад мечом.

Тем временем израненный храмовник и пятеро его оруженосцев вели неравный бой с заговорщиками на стене. Воинская выучка тамплиеров значительно превосходила умение противников, только это и позволяло франкам держаться так долго. Это и ещё то, что сарацины за стеной продолжали хранить нейтралитет, несмотря на то, что «маркитантка» не раз призывала их подниматься — верёвки для них давно уже были сброшены. Однако турки явно не хотели рисковать.

Заговорщики, окружившие Ренольда, тоже предпочитали не лезть на рожон. Однако Жюль, отчаявшись дождаться решительных действий от осторожный союзников, принялся понуждать к активности своих.

— Кончайте с ним! — кричал он резким визгливым фальцетом. — Убейте лошадь и прирежьте ублюдка!

Один из предателей сделал удачный выпад, ударив коня в грудь. Тот, ошалев от подобной наглости, взвился на дыбы, и всаднику, чтобы не упасть, пришлось, уронив короткий меч, вцепиться в гриву животного. В следующее мгновение кто-то, воспользовавшись тем, что оружие выпало из левой руки рыцаря, попытался схватиться за уздечку. Но Ренольд, как раз успевший справиться с конём, так сильно пнул смельчака сапогом, что тот отлетел в сторону.

«Сейчас или никогда! — мелькнуло в голове рыцаря. Он вновь сжал шенкелями бока жеребца. — Пробиваться!»

Как раз в этот момент что-то очень сильно ударило его в незащищённое левое бедро, а в следующую секунду и несколькими вершками выше, в бок. Боль раскалённым металлом обожгла тело Ренольда. Дестриер, перестав чувствовать власть хозяина, немедленно вздыбился, теперь уже ничто не могло помочь рыцарю удержаться в седле. Однако, прежде чем рухнуть наземь, он увидел вдруг, что враги исчезли, а потом до его сознания донёсся собственный боевой клич.