Монахини монастыря Фонтенвро, где скончалась Алиенора, написали в её некрологе: «Правительница, которая затмила собой всех королев всех государств на Земле». Пожалуй, они были правы.

Убедившись, что опасность с Запада полностью миновала, Нур ед-Дин начал постепенно переходить от мелких пограничных стычек к более серьёзным действиям.

Он всегда находился в курсе событий, происходивших при дворах христианских правителей побережья, его злейших врагов. Он знал, что храбрый Конрад отбыл в Европу, а король Людовик бесцельно расточал время и средства, теряя одного за другим покидавших его вассалов, утрачивая доверие единоверцев и испытывая на прочность гостеприимство молодого короля Иерусалима.

Впрочем, даже имей Луи мощное войско, он по хорошо известным причинам не мог представлять угрозы для осуществления замыслов Нур ед-Дина на севере Сирии, так как всего охотней двинул бы такую армию на Аскалон, Каир, куда угодно ещё, только не на помощь своему обидчику, вероломному дяде жены.

Атабек не мог, конечно, дать последней решающей битвы войскам самого сильного из четырёх государств латинян, Иерусалимского королевства. Жослен Эдесский, потерявший свою столицу и не высовывавший носа из-за прочных стен Тель-Башира, опасности тоже не представлял. Он просил мира, но получил от Нур ед-Дина лишь отсрочку исполнения заранее подписанного приговора. Повелитель Алеппо и Эдессы не хотел, чтобы граф путался у него под ногами, пока сам он решит судьбу Антиохии. Она и стала главным объектом приложения сил Столпа Веры. Кривой сарацинский меч взлетел над головой Раймунда де Пуатье. Пятидесятилетнее пребывание города в руках нечестивцев с Запада должно было закончиться. Вотчине Сирийской Наследницы предстояло стать соседкой и товаркой Эдессы в гареме Помощника Аллаха. Оставался лишь один вопрос: «Когда?»

Тем временем султан Икониума, Масуд, замирившись с базилевсом Мануилом, направил свои орды против Марэ, самого северного форпоста княжества Раймунда. Узнав о том, что последний настроен решительно и собирается дать ему бой, Масуд послал гонцов к Нур ед-Дину за помощью. Атабек с радостью откликнулся на зов султана, но Раймунд, лишившись помощи единоверцев, обратился к самому злейшему врагу повелителя Алеппо, вождю ассасинов. Али ибн Вафа, так прозывался небезызвестный предводитель сирийского отделения секты фидаев, вселявших страх в сердца многих венценосных современников из числа последователей учения Исмаила, ни мало не смутившись тому, что обнажает меч против мусульманина, приняв сторону нечестивых псов Запада, присоединился к дружине князя.

В ноябре 1148 г. Раймунд и Али разбили Нур ед-Дина на равнине Асвад возле крепости Фамийя у дороги, что вела из Антиохии в Марэ. Произошло это не только и не столько вследствие доблести союзников, но и в немалой мере из-за того, что честолюбивый нобль из Алеппо, молочный брат атабека, Маджд ед-Дин ибн ад-Дая (Магреддин, как называли его франки), поссорился со знаменитым курдом Ширку. Последний отказался принимать участие в битве, и войско Надежды Правоверных, понеся сильные потери, в беспорядке отступило к Алеппо.

Однако уже в конце весны следующего года Нур ед-Дин нанёс Раймунду (Али ибн Вафа со своей конницей опоздал на помощь союзнику) серьёзное поражение при Бахрасе, поблизости от поля предыдущей битвы, а затем пошёл на юг и осадил замок Инаб.

Тут следует бросить взгляд в прошлое и постараться представить себе, каким оружием и доспехами пользовались в те дня воины.

Знаменитые рыцари Первого похода в массе своей имели то же вооружение, что и их отцы, принимавшие участие в знаменитой битве при Гастингс, или сражавшиеся с ромеями в Апулии и Эпире, или воевавшие с маврами в Сицилии и в Испании во второй половине XI века. Главной деталью доспехов в те времена являлась длинная, прикрывавшая колени, а порой и верхнюю часть икр, кожаная рубаха с нашитыми на неё, как на основу, стальными колечками.

Настоящая кольчуга, сплетённая из множества металлических колец, пока ещё не получила широкого распространения, стоила она очень дорого, так как импортировались из стран Востока или добывались в бою, поскольку европейские мастера в период раннего средневековья почти совсем утратили навыки изготовления кольчуг, как считается, известного уже римлянам со II века от Рождества Христова.

Надо ли говорить, что среди массы взявших крест бедных Голяков (Sans Avoirs) и Безземельных (Sans Terre) находилось немного таких, кто мог похвастаться дорогим доспехом. Даже если кольчуга и имелась у главы семейства, после его смерти её обычно забирал себе старший наследник, младшему, как говорили на Руси (тут ничуть не меньше, чем у соседей с Запада, ценили добрую бронь и любили показать удаль в бою), приходилось «промышлять собой», то есть самостоятельно искать удачи. Конечно, кольчугу можно было не только получить в наследство или купить, но... и, этот путь становился самым традиционным для рыцарей-бедняков, добыть в бою или на турнире, где победитель, как правило, забирал оружие и коня побеждённого.

Поскольку речь идёт о кавалерии, понятно, почему рыцари пользовались обоюдоострыми мечами с закруглённым остриём. Такие клинки не предназначались для того, чтобы наносить колющие удары, как кинжалы и короткие мечи, а также вошедшие в моду гораздо позже длинные двуручные мечи, эспадроны и шпаги — оружие пешего боя.

Руководители похода, так называемые графы, и их ближние дружины, конечно же, были вооружены лучше всех остальных, но даже и они носили простые конические шлемы с насалой (пластинкой, прикрывавшей переносицу от рубящих ударов).

Чтобы спасти себя от пыли, неизменной спутницы любого войска (особенно летом в Азии), солдаты очень часто обматывали голову короткими плащами, чем-то вроде появившихся куда позже башлыков. Подобная изобретательность предохраняла их также и от прямых солнечных лучей. С той же самой целью воины уже в Палестине начали носить специальные длиннополые безрукавки (табары, а позднее сюрко), надеваемые поверх доспехов. Не гнушались левантийские франки и мусульманского тюрбана и бурнуса, что, конечно, жутко шокировало пришельцев с Запада. Несмотря на это, даже знаменитый Танкред носил кеффе (одна из разновидностей восточного головного убора), на монете, которую чеканил номинальный князь Галилеи и первый регент Антиохии, он как раз и изображён в тюрбане. (См. об этом также в комментарии 11).

Вообще же знакомый нам по фильму «Александр Невский» шлем-«горшок» вошёл в употребление, видимо, благодаря любимой рыцарской забаве — турнирам — как раз в середине XII века в Европе. Поскольку на турнире всадники зачастую целились концами своих длинных тупых копий не куда-нибудь, а в голову противника, появилась потребность лучше защитить её. До изобретения кованых лат, а значит, и до внедрения во всеобщий обиход шлемов со сложными забралами оставалось ещё целых сто лет, потому-то и появился простой и надёжный «горшок». Однако он оказался страшно неудобен для того, чтобы находиться в нём долго, так как, облачившись в него, рыцарь лишался возможности, например, смахнуть пот с лица, протереть глаза, да просто высморкаться, наконец! Потому оруженосцы надевали «горшки» на головы сеньорам только перед самой битвой. И, конечно же, он куда скорее получил распространение в более прохладном климате Европы, чем на жарком Востоке.

«Горшок» стал если и не главной, то одной из главных причин возникновения геральдики, получившей распространение не ранее второй половины всё того же XII столетия, так как рыцарь, чьё лицо скрывалось под железом шлема, не всегда мог быть узнан соперником, а в ту пору людям (по крайней мере, родовитым) всегда хотелось знать, с кем им приходится скрещивать мечи.

По нижнему краю и вокруг смотровой щели такого головного убора оружейники частенько, особенно в расчёте на богатого заказчика, пускали окантовку, выполненную из драгоценных металлов и камней. Гладкое донышко «горшка» провоцировало хозяина на то, чтобы чем-нибудь украсить свой шлем также и сверху. Страусовые перья и тому подобные декорации, которые рыцари строили у себя на макушках, иной раз достигали в высоту более метра, что, как это ни удивительно, зачастую очень пугало врагов, впервые (а иной раз и не впервые) сталкивавшихся с западной кавалерией в бою.