Они делали дороги Тавра не просто опасными, а очень опасными, порой даже непроходимыми. Мало этого, они не стеснялись вырезать ромейские гарнизоны, убивать византийских наместников. Как раз в год смерти отца Мануила, базилевса Иоанна, во всей творившейся тогда в Бизантиуме неразберихе как-то не сразу заметили исчезновение Тороса Рубеняна, киликийского князя, жившего при дворе в качестве почётного пленника. Переодевшись в платье купца, он, надо думать, не иначе как под покровом ночной темноты, бежал в Киликию. С помощью франков и своих братьев Стефана и Млеха ему к описываемому нами моменту удалось прямо у ворот Мамистры разгромить и убить византийского наместника Киликии Фому.

Разобравшись с другими, не менее важными делами, базилевс решил раз и навсегда покончить с головной болью, которую представлял собой Торос, и послал против него войско.

Чтобы подчеркнуть важность предприятия, во главе армии Мануил поставил своего кузена, Андроника Комнина. Последний имел такое множество замечательных качеств, что пройти мимо их кладезя и не остановиться, чтобы сказать хоть несколько слов относительно его личности, просто невозможно. Андроник прославился в ту пору несколькими скандальными любовными историями. Император снова подумал, что, отправив блудливого родственничка на войну (придворные сановники уже начинали жаловаться базилевсу на то, что совершенно невозможно оставить жён и дочерей без присмотра[137]), тем самым убьёт следующую пару пресловутых зайцев.

Казалось, он понимал, что делал. Через пятнадцать лет Андроник совершит целых два уже не просто скандальных, а грандиозно скандальных соблазнения. Жертвой первого падёт вошедшая в возраст дочь Констанс и Раймунда де Пуатье, Филиппа. Бедняжка не устоит перед напором неотразимого кавалера, распевавшего под её окном серенады.

У оступившейся княжны будут большие неприятности. Но не только у неё. Поскольку старший брат Филиппы, Боэмунд, не пожелает терпеть позора и укажет на недостойное поведение Андроника Мануилу, ловеласу придётся сниматься с насиженного местечка и, спасаясь от гнева венценосного родича, искать убежища при дворе короля Амори́ка в Иерусалиме. (Скажем по секрету, Андроник ударится «в бега» не «пустым», он на всякий случай прихватит с собой казну вверенной ему базилевсом провинции). Филиппу, лишившуюся пламенного обожателя, отдадут замуж подальше от греха и от Антиохии. Она станет супругой недавно овдовевшего благородного старца, уже знакомого нам храброго Онфруа де Торона.

А что же коварный сердцеед Андроник? Как-никак он был уже не юн; сорок шесть (по другим сведениям, сорок восемь) считалось немалым возрастом в те времена.

Король дал новому вассалу богатый фьеф — город Бейрут. Казалось бы, что ещё надо, живи, наслаждайся морским воздухом и ласковым сирийским солнышком! Так нет же. Неподалёку, в Акре, жила юная вдова покойного короля Бальдуэна Третьего, красавица Теодора. Они, как это иногда бывает, влюбились друг в друга без памяти. Но Теодора приходилась Андронику близкой родственницей, следовательно, о том, чтобы им пожениться, и речи не могло идти. Однако вдовствующая королева переехала в Бейрут, где, забыв стыд, открыто жила как метресса Андроника. (А что ещё оставалось ей делать? Брак не удался, венценосный супруг скончался в возрасте тридцати двух лет, спустя три года после венчания. Обзавестись детьми королевская чета не успела).

Мануил пришёл в ярость и потребовал выдачи родственника. Андроник, узнав об этом, объявил, что поедет в Константинополь по собственной воле. Теодора отправилась проводить его, чтобы сказать последнее прости. Однако вместо этого любовники, бросив весь обоз и свиту, бежали через границу в Дамаск. Оба, передохнув там годик-полтора, двинулись дальше и немало поколесили по мусульманским владениям, находя радушный приём то у одного, то у другого восточного владыки.

Что сталось впоследствии с прекрасной Теодорой, историкам неизвестно, а сладострастный Андроник получил от одного иконийского эмира небольшой замок на границе Пафлагонии. Там, отлучённый от церкви, кузен базилевса Мануила с горя или от скуки предался разбоям и пьянству.

Он пережил своего родственника. Более того, в 1182 г. соотечественники призвали его на византийский трон. Вдове Мануила, Марии Антиохийской, и её тринадцатилетнему сыну Алексею Второму воцарение Андроника стоило жизни. Впрочем, и сам он повластвовал недолго: спустя три года базилевс Андроник был принародно пытан и разорван толпой всё тех же соплеменников, совсем недавно бурно приветствовавших его приход к власти.

Между тем всё это ещё будет, а в те времена, о которых мы говорим, не только ветреная Филиппа и её счастливица сестра, Мария, будущая императрица Второго Рима, но и старший их брат, Боэмунд, ещё, можно сказать, ходили под стол пешком. Дела же людей взрослых и очень серьёзных складывались так: в 1151 г. базилевс Мануил, отсылая Иоанна Рутгера свататься к княгине Констанс, а Андроника подавлять мятеж в Киликии, собирался, как мы уже отмечали, убить сразу двух, точнее, даже четырёх зайцев. И, как это часто случается, не убил ни одного.

Тридцатилетний донжуан Андроник вполне мог бы померяться силами с двадцатипятилетним Ренольдом, даже несмотря на успехи, достигнутые последним на поприще покорения сердца вдовы. Бравый рубака, сорокапятилетний солдат, Иоанн-Рутгер потерпел здесь полное поражение. Андроник же, в свою очередь, не только потерял всю армию в бездарной кампании против Тороса, но и сам угодил к нему в плен.

Одним словом, для Мануила было бы куда предпочтительнее послать норманна громить бунтовщиков в Киликию, а Андроника добиваться руки строптивой княгини.

Ассасины — последователи Хасана ас-Сабаха, мудреца, в 1090 г. обосновавшегося в Хорасане, в неприступной цитадели Аламут (Гнездо Орла), который довольно скоро стал настоящей костью в горле аббасидского (суннитского) халифата, имевшего центр в Багдаде.

Первое своё крупное политическое убийство приверженцы Хасана совершили в 1092 г., через два года после основания секты. Их жертвой стал Низам аль-Мульк, основная опора сельджуков в Иране. Позднее легенда драматизировала содеянное: говорилось, будто Низам аль-Мульк, Хасан асСабах и знаменитый поэт Омар Хайям вместе учились у Муваффака из Нишапура и поклялись помогать друг другу до самой смерти.

Для рыцаря-пилигрима из далёкой Франции, да равно как из Германии или Англии, Вавилония представляла собой единое целое. Между тем единой она отнюдь не была, а ассасины, то есть исмаилиты, являли собой что-то вроде пятой колонны каирских Фатимидов (шиитов) в Персии, то есть во владениях Аббасидов (суннитов, или правоверных — почитателей сунны). Впрочем, сирийские предводители фидаев использовали эти превосходные одушевлённые орудия убийства более в своих личных, чем в каких бы то ни было ещё целях.

В Сирии ассасины появились в начале XII века. Они обосновались в Алеппо, но вскоре жители изгнали их. За дамаскскую колонию, напротив, взялись, если можно так сказать, сверху. Как выражаются в определённых кругах современной России, ассасинов самих поставили на ножи. Тадж аль-Мульк Бури, только что наследовавший владения отца, решил избавиться от них самым простым способом — уничтожить физически. В сентябре 1129 г. он приказал убить их покровителя, визиря аль-Маздахани, прямо в Розовом зале во дворце в Дамаске, а когда это было сделано, велел перерезать всех исмаилитов.

Их вождю, Исмаилу, пришлось искать защиты и содействия у... франков. Каковую они вскоре получили от короля Бальдуэна Второго.

Несмотря на то что сам Исмаил вскоре умер от дизентерии, а его люди разбежались кто куда, отделение секты не погибло. Известно, что в период с 1132 по 1141 г., уже в правление короля Фульке, ассасинами были приобретены (частью куплены, частью захвачены) замки Каф и Кадмус, а позднее Масьяф, ставший штаб-квартирой вождей сирийских фидаев.