Тила в шоке смотрит на меня, явно не ожидая такого ответа. Затем в ее карих глазах мелькает что-то похожее на жалость. Я ненавижу это. Мне не нужна ни ее жалость, ни жалость толпы. Я хочу перемен.

Она быстро переходит к более легкомысленным вопросам о тренировках и моих товарищах по конкурсу. — Как ты думаешь, кто будет твоим главным соперником?

— Хм... — Я заправляю прядь волос за ухо, обдумывая свой ответ.

— Может быть, принц Кай? Учитывая, что он способен использовать любую силу? — предлагает Тила.

— Не мою, помнишь? — Я облегченно смеюсь, и она тоже. — С ним проблем не будет. На самом деле, посмотрим, как далеко он продвинется в этих Испытаниях без меня, чтобы спасти его. — Я мило улыбаюсь, когда толпа разражается хохотом, практически чувствуя, как глаза Кая прожигают дыру в моем затылке.

— Хорошо, Пэйдин, последний вопрос. Что ты ожидаешь получить от Испытаний?

Я открываю рот, намереваясь изречь отработанный девиз Испытания Чистки, как это делали все остальные. Как и полагается. Но когда мои глаза фиксируются на стеклянном ящике надо мной, фиксируются на нынешнем и ожидаемом короле, слова вылетают изо рта прежде, чем я успеваю прикусить язык.

Неправильные слова.

— Выживание. Я рассчитываю выжить.

Я чувствую, как тысячи глаз устремляются на меня.

Тиле удается медленно моргнуть, а ветки тиловых волос развеваются по ее лицу от легкого ветерка. Наконец, она прочищает горло и встает, чтобы направить меня к сцене.

— Ну что ж, — пытается она вести себя естественно, — покажи нам, на что ты способна!

Теперь я смотрю на нее не мигая.

Как, черт возьми, я должна это сделать?

— Почему бы вам не выбрать случайного человека из толпы, а я... я буду читать.

О чем это я, во имя Чумы, говорю.

Тила улыбается и кивает, явно радуясь возможности что-то сделать. Я смотрю, как она поднимается по ступенькам из Ямы и начинает идти вдоль рядов людей, улыбаясь и махая рукой. После нескольких минут раздумий она наконец указывает на девушку, сидящую несколькими рядами выше. Бедная девушка выглядит озадаченной, но осторожно встает и спускается в Яму под руководством Тилы.

Когда она устало подходит ко мне, я понимаю, что она не может быть намного старше меня. Ее короткие каштановые волосы в сочетании с веснушками, усыпавшими ее лицо, придают ей неизменно невинный вид. Я улыбаюсь и протягиваю ей руки, желая продемонстрировать это.

— Не волнуйся. Я не укушу, — мягко говорю я, когда она делает небольшой шаг назад. Я одариваю ее, как я надеюсь, теплой улыбкой, и она медленно протягивает мне свои загорелые руки. Осторожно взяв их в свои, я быстро наблюдаю за ней, а затем закрываю глаза.

У меня есть все, что мне нужно.

Я вспоминаю потускневшую цепочку на ее шее и висящее на ней потускневшее большое кольцо, которое было едва заметно за складками ее рубашки. Я тоже сохранила кольцо отца после его смерти, только ношу его на большом пальце. — Я чувствую... горе. Ты, — я сжимаю ее теплые руки, делая глубокий вдох, — ты потеряла очень близкого тебе человека. Некоторое время назад. Своего отца?

Я открываю глаза и вижу ее приоткрытый рот. — Да, — тихо говорит она, даже когда Тила кладет руку ей на плечо, чтобы усилить ее голос. — Да, он умер четыре года назад.

— Я очень сожалею о твоей потере. Я знаю, каково это — потерять отца. — Я не свожу с нее глаз, хотя мне отчаянно хочется взглянуть на короля в его блестящей коробке.

По толпе прокатывается общий вздох, пораженные тем, что я могу знать такие личные подробности.

И они хотят еще.

Тила выбирает одного человека за другим, чтобы спуститься в Яму, и каждый из них ждет своего прочтения с большим нетерпением, чем предыдущий. Я рассказываю о них случайные и личные вещи, которые не должен знать посторонний человек.

— Вы только что узнали, что беременны...

— Ваш отец — кузнец...

— Вы украли туфли, которые носите...

Каждый раз и тот, кому я читаю, и толпа над нами приходят в восторг. Они задыхаются, хлопают, аплодируют — совершенно очарованная аудитория.

Чума, если бы я знала, что это так нравится людям, то бы брала деньги за чтение на улице.

Теперь передо мной стоит долговязый молодой человек, его лицо озаряет ухмылка, и он выжидательно смотрит вниз. Закрыв глаза, я вспоминаю тусклое кольцо грязи, прилипшее к правому колену его брюк, когда он шел ко мне. В сочетании с едва заметными очертаниями маленькой коробочки в кармане его пальто и радостным сиянием на его лице я в считанные секунды прихожу к выводу.

— Я чувствую радость. Потому что... Я отпускаю одну из его рук и прижимаю пальцы к виску. — Ты только что обручился. Сегодня. — Я открываю глаза как раз вовремя, чтобы увидеть его раскрытый рот.

— Да! Она права! Я сделал предложение менее двух часов назад! — Он поворачивается лицом к толпе, на его лице появляется широкая улыбка, и зрители приходят в восторг.

— Поздравляю! — Мой крик был проглочен ликующей толпой, когда он практически бегом поднялся по лестнице и вернулся на свое место. С этими словами я поворачиваюсь на пятках и возвращаюсь к своему креслу, не дожидаясь, пока еще один человек спустится ко мне, чтобы почитать.

— Вот, — Тила завела руку за спину, жестом указывая на нас, — перед вами участники шестых по счету Испытаний Чистки! — Ее голос эхом разносится по стадиону, но быстро заглушается толпой.

Окружающие меня участники встают, и я делаю то же самое. Мы машем и улыбаемся толпе, наблюдая, как она скандирует, топает ногами и поднимает кулаки вверх.

Я чувствую себя плохо.

Чувствую, что меня используют.

Для них это все игра.

Но если я хочу остаться в живых, я должна сыграть свою роль. Должна играть с ними. Быть пешкой в их игре — это цена, которую я должна заплатить, чтобы выжить. Заставить их поверить, что мне это нравится, и, в свою очередь, я буду нравиться им.

Поэтому я выпрямляюсь, чуть выше поднимаю голову и улыбаюсь еще ярче.

Я не ничья пешка.

Глава 16

Кай

Кровь прилипает к моим рукам, к одежде, окрашивая все в тошнотворный красный цвет. Пытки — грязное занятие, и, несмотря на многолетнюю практику, легче от этого не становится. Или чище.

В отличие от Китта, которого с детства учили быть уравновешенным, справедливым и царственным, мое обучение состояло из более практической работы. Стратегии боя, убийства и искусство пыток составили большую часть моего обучения. И благодаря этому уникальному и обширному обучению я очень хорош в своем деле.

За исключением, кажется, тех случаев, когда речь идет о Глушителе, лежащем передо мной на полу подземелья. Прошло несколько дней. Я избил этого человека до полусмерти, и что я получил взамен?

Ничего.

Сказать, что я в ярости, было бы преуменьшением. Единственное полезное слово, которое мне удалось заставить его произнести, помимо раздирающих душу криков и мольбы, это то, что, как я предполагаю, является его именем.

Михей.

Я вздыхаю, приседаю и нависаю над его разбитым, окровавленным телом. Его длинные волосы, слипшиеся от крови, падают на его глубокие карие глаза. Они расширяются, когда встречаются с моими, отчего он выглядит таким молодым. Он не может быть старше меня более чем на несколько лет.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, — говорю я обманчиво мягко, — но я не думаю, что ты немой. — Я хватаю его за челюсть и разжимаю ее, чтобы показать кровь, скопившуюся во рту, на языке, окрасившую зубы в алый цвет. — Но я легко могу это сделать. Легко могу вырезать тебе язык.

Я опускаю его голову на каменный пол и встаю, чтобы уйти, понимая, что уже опаздываю на ужин. Захлопнув за собой дверь камеры, я отрывисто киваю Дамиону. В ответ он медленно склоняет голову и идет за мной по длинному коридору камер.

Наши шаги гулко отдаются от каменных стен, когда мы поднимаемся по лестнице и выходим в светлый, залитый солнцем коридор над подземельями. Я ловко направляюсь к тронному залу, даже когда мои мысли блуждают по нему.