Крики толпы оглушают, когда я ловко пробираюсь к ней, готовый упасть на колени и...

Что-то в топающей толпе меняется.

Крики восторга и возбуждения сменяются воплями ужаса. Я был слишком сосредоточен на Пэйдин, чтобы услышать это, но теперь звук врезался в меня, сбил с толку.

Я слышу крик запыхавшегося Имперца, который бежал рядом, как будто он бежал сюда. — Туннели! Они прошли через туннели в бокс!

Я поворачиваюсь, почти в таком же бешенстве, как и толпа, заполнившая трибуны. Они все кричат одновременно, зажатые на своих местах фигурами в черных масках, блокирующими выходы с каждой трибуны. А поскольку их прикрывает Немой, у людей нет сил сопротивляться. Мой взгляд пробегает по их испуганным лицам, прежде чем остановиться на стеклянной ложе, в которой сидят мои родители и Китт.

И тут я вижу это. Вижу их.

Сопротивление.

Рядом с моим отцом стоит человек в черной маске и прижимает нож к его горлу. В ящике находятся и другие члены Сопротивления, окружающие короля, королеву и Китта. Они держатся почти лениво, все сжимают в руках кинжалы, хотя не похоже, что они собираются их использовать. Это может означать только одно.

Это Глушители.

Может быть, даже другие Фаталы.

Иначе отец уже оторвал бы им конечности, Китт поджег бы их, а мать помогла бы, ударив током, если бы их силы не были подавлены или контролируемы.

Я едва могу разобрать их лица, искаженные от тяжести силы Фатала, сокрушающей их. Но я слишком хорошо знаю эту агонию. Муки от того, что все, чем ты являешься, подавляется, а сама сила, которой ты обладаешь, отнимается у тебя. Я знаю это выражение лица, потому что много раз прежде имел такое же.

Их душат Глушители.

И меня тоже.

Глава 61

Пэйдин

— Пожалуйста. — Я повторяю это слово снова и снова, как будто это может вернуть ее ко мне. Как молитву, как мольбу. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Я едва слышу ликование толпы, а в голове, в сердце, ревет горе. Я прижимаю ее к себе, мой лоб упирается в ее мягкие кудри. Я все еще чувствую слабый аромат меда, прилипший к ее волосам и телу. Она всегда пахла медом. Всегда пахла домом.

Мое лицо онемело, и я уже не чувствую слез, катящихся по щекам. Я осторожно приподнимаю ее, обхватывая за спину, чтобы прижать к себе. Мои затуманенные глаза улавливают ее связанные руки, закинутые за спину, и вид их вызывает у меня содрогающийся всхлип.

Они сломали ей пальцы.

Они согнуты под разными углами, кровоточат, покрыты синяками. Эти маленькие и тонкие руки изуродованы, это насмешка над тем, какими они когда-то были, над тем, что они могли делать. Перед смертью у нее отняли то, что позволяло ей чувствовать себя самой живой.

Ее руки для шитья. Ее талантливые пальцы.

Сломали.

А потом сломали ее.

Волна раскаленного до бела гнева пронеслась по мне, смывая вину и печаль и заменяя их жгучей яростью.

Она сломала ее.

Блэр.

Я убью ее.

Я смотрю на безжизненную фигуру Адены. Даже в смерти она прекрасна, великолепна, захватывает дух. Один только вид ее, такой неподвижной, такой безмолвной, сдерживает мою ярость, перенаправляя ее на другого убийцу.

Он сломал ее.

Король.

Он привел ее сюда, чтобы убить. Адена — Адена не была преступницей. Моя ненависть к нему вспыхивает. Он сделал это специально. Он предупреждал меня, что я не выиграю эти Испытания, был уверен в этом. Не тогда, когда для этого мне пришлось бы убить свою лучшую подругу.

Этот человек отнял у меня все.

Этот король убил единственную семью, которую я когда-либо знала. Сначала мой отец, а теперь Адена.

Крики из толпы наконец достигают моих ушей, на мгновение выводя меня из жалкого состояния. Я поднимаю голову и вижу, что стены лабиринта исчезли, оставив меня в центре песчаной ямы.

Остальные участники стоят рядом, все выглядят одинаково растерянными. Толпа обезумела. Элитные кричат, показывает пальцем и...

— Туннели! Они прошли через туннели в коробку!

Я напрягаюсь.

Они здесь.

Мои глаза сканируют толпу в поисках кого-нибудь знакомого, прежде чем остановиться на стеклянном ящике. Конечно, я вижу, как Калум выводит короля, одной рукой прижимая кинжал к его горлу, а другой сжимая его руку. Человек, которого я никогда не видела, и который, как я могу предположить, является Глушителем, следует вплотную за ним к перилам, выходящим в Яму.

— …Прошли через туннели! — слышу я сквозь толпу крик другого Имперца, который вместе с ним отдает и другие приказы. Но среди охранников мало тех, кто не зажат стойками с Немым, где члены Сопротивления блокируют выходы. А те несколько Имперцев, что остались на свободе, не делают никаких движений, чтобы броситься на помощь своему королю. Они не могут. Без страха, что их лидеру перережут горло, если они подойдут слишком близко.

Впервые в жизни Элитные ощущают себя по-настоящему бессильными.

И тут я чувствую, как его глаза впиваются в меня.

Они похожи на зеленые изумруды, острые и режущие с того места, где он встречает мой взгляд внутри стеклянной коробки. Как же я ошибалась, когда думала, что их глаза не похожи.

Потому что когда его взгляд пронзает мой, я вижу не его. Я вижу его отца.

Будущий король знает, что это моя заслуга.

Он знает, потому что показал мне этот туннель и ключ от него.

Он знает, потому что доверил мне эту информацию.

Китт знает, что я предала его.

Он не сводит с меня взгляда, в нем столько боли, ужаса, ненависти. Его глаза настолько холодны, что я едва не вздрагиваю под его взглядом. Парень, смотрящий на меня сверху вниз, лишен всякого тепла, всякого обаяния, которое я успела узнать. Он холоден. Он черствый. Он такой из-за меня.

Он — его отец.

Я слышу, как под ногами захрустел песок, и, оторвав взгляд от Китта, вижу, что к нам идут четверо Глушителей, вытянув руки, налитые силой.

Рядом со мной раздается ворчание участников, и мой взгляд падает на Кая, стоящего в нескольких шагах от нас, с закрытыми от боли глазами. Мое сердце сжимается при виде того, как он, схватившись за голову, опускается на колени в песок. Блэр, Джекс и Энди делают то же самое, корчась от боли, вызванной тем, что их силы заглушены, задушены, подавлены.

— И это завершает шестые по счету Испытания Чистки. — Голос Калума прогремел над ареной, заставив всех замолчать одним предложением. Тила стоит рядом с ним и в ужасе сжимает его руку. Король, напротив, выглядит почти обманчиво спокойным, стараясь казаться совершенно незатронутым кинжалом у своего горла и Сопротивлением, окружающим его.

— Многие из вас, возможно, не знают, кто мы такие, — продолжает Калум, его голос звучит четко, а глаза блуждают по толпе. — И это потому, что мы — самая смертельная тайна вашего короля. Самый грязный секрет. Мы — Обыкновенные. Мы — Фаталы. Мы — Сопротивление.

По трибунам прокатывается коллективный вздох, шок овладевает толпой. Им ничего не остается, как наблюдать за разворачивающейся сценой: их силы подавлены Чашей, а члены Сопротивления мешают им бежать.

— Сегодня мы выходим из тьмы и показываем вам, кто мы такие. Что мы хотим изменить.

Я не могу пошевелиться, глаза прикованы к Калуму, когда он поворачивается, чтобы посмотреть на короля. Каждый стражник, каждый гражданин смотрит в ошеломленном молчании, не в силах остановить происходящее. — Все это может закончиться. Больше никаких смертей, никаких сражений. — Он жестом показывает на толпу, размахивая рукой. — Мы повсюду. Мы не вымерли в этом королевстве, несмотря на то, что ваш король заставляет вас верить. Мы никогда не прекращали расти, никогда не прекращали бороться против несправедливости, которую принесла Чистка. И сегодня мы собрались здесь.

Люди, похоже, в ужасе от перспективы того, что среди них будет жить столько больных Обыкновенных. Очевидно, что Элитные пойдут на все, чтобы сохранить свои силы, чтобы выжить, и если они будут продолжать верить, что Обыкновенные убьют их, то они будут продолжать убивать в первую очередь нас.