Грейс подняла голову от своих заметок.

— На прошлой неделе вы упомянули, что предстоит семейная вечеринка.

Стелла кивнула.

— Я хочу поговорить об этом подробнее. — Психолог остановила взгляд на клиентке. — Как вы себя чувствуете, учитывая, что вам придется идти туда одной?

Стелла пожала плечами. Интересно, а в реальной жизни Грейс тоже говорит таким бесцветным тоном? «Передайте мне вилку», «Давайте посмотрим следующую серию».

Психолог предприняла еще одну попытку:

— Это первое семейное торжество после разрыва с Джорджем? Наверно, вам трудно?

— Да нет, я прекрасно себя чувствую. Лучше не бывает.

— Ваши родные знают, что вы с Джорджем разводитесь?

Стелла плотно сжала губы.

— Да.

— И чего вы ждете от этого праздника?

— Порадовать маму. Больше ей ничего и не нужно.

Грейс сделала свою особую паузу.

— И еще я рада повидаться с собакой. Я люблю Голди. Правда, иногда ее сажают в конуру, но на сей раз, думаю, не станут. Это было бы нечестно, ведь соберутся люди, которых она так любит.

— Жутковатая перспектива. Вы думали о том, как перенесете эту встречу?

Стелла хрустнула пальцами ног.

— Я собираюсь позвонить маме и настоятельно попросить, чтобы Голди разрешили присутствовать на празднике. Пообещаю следить, чтобы она не сбивала со столов бокалы. Знаете, какие хвосты у лабрадоров? Ужас какие сильные!

— Вы впервые за одиннадцать лет пойдете одна на семейную вечеринку?

Стелла положила пачку носовых платков параллельно краям стола. Получилось не очень ровно, но она поправила. Вот так гораздо лучше.

— Расскажите мне о ваших отношениях с родственниками, — попросила Грейс.

— Нормальные отношения. Не хуже, чему других.

— Вы хорошо с ними ладите? — продолжала психолог.

— Ну, как все. А разве обычно члены семьи хорошо ладят друг с другом?

— Я спрашиваю о вашем конкретном случае. Пациентка пожала плечами.

— Стелла! Неужели вам нечего сказать о своей семье?

— Какое это имеет значение? Мне тридцать семь лет.

— Сделайте мне одолжение.

— Не вижу смысла.

Грейс поминутно облизывала губы.

— Помните, в прошлый раз мы говорили о том, что вы закрываетесь во время наших бесед? И вы обещали впредь быть более открытой к диалогу.

Стелла смахнула с джинсов ворсинку. Она смутно помнила что-то такое. И какого черта она это ляпнула?

— Расскажите о ваших родителях, — напирала Грейс. — Что у вас с ними общего?

Стелла напряглась. «Яблочко от яблони…» Какой низкий прием со стороны Джорджа.

Грейс ждала ответа.

— Я, как и они, считаю необходимой переработку отходов. — Стелла еще немного подумала. — И что не бывает плохой одежды, а бывает плохая погода.

— И это все?

Стелла вздохнула.

— Родители стареют. Это трудно перенести.

Грейс поощрительно кивнула.

— У моей мамы рак, и сразу после вечеринки начнется курс лечения.

— Хотите поговорить о том, какие чувства вызывает у вас ее болезнь?

— Ни в коем случае. — Стелла подняла руку в предупреждающем жесте. — И не потому, что я закрываюсь. Просто это было бы неуважением к маме. Она все отрицает и именно потому затеяла вечеринку. Думаю, она хочет устроить показуху — сфотографироваться вместе, а потом всем демонстрировать: вот, мол, какая у меня была замечательная семья, пока все не пошло наперекосяк.

— В таких условиях вашим родным будет трудно наслаждаться общением.

— Вряд все задумано для того, чтобы кто-то наслаждался общением. Честное слово, отец совсем не хочет этой вечеринки, он просто идет на поводу у обстоятельств.

— Многие думают, что понимают отношения отца с матерью. Нам трудно видеть в них больше чем родителей, и все-таки у них есть внутренняя жизнь, о которой мы ничего не знаем.

— Вы так считаете?

Грейс не ответила.

Стелла пристально смотрела на нее, ожидая ответа. Она всегда выигрывала в игре в гляделки. Так же как и мама.

Наконец психолог произнесла:

— А ваш отец — какой он?

Стелла немного подумала.

— У него в жизни сейчас перемены. Он оставил свой бакалейный магазин, который унаследовал от отца и которым руководил больше сорока лет. Теперь папа работает в супермаркете.

— И?

— Что «и»?

— Что еще вы можете рассказать про отца? Стелла пожала плечами.

— Каким было ваше детство?

— Таким же, как и у всех остальных.

Грейс постучала кончиком ручки по блокноту.

— У нас была машина-развалюха, а чтобы переключить канал телевизора, нужно было вставать. Все тогда едва сводили концы с концами, но иначе, чем сейчас, и я никогда не пробовала газировку из сифона. Ну, и я, конечно, не блистала способностями. Хотите, чтобы я развивала эту тему?

— А вы сами хотите?

— Если хотите вы.

— Думаете, это важно для нашего разговора?

— Нет.

Грейс снова заглянула в блокнот.

— А как распределялись роли в вашей семье? Стелла посмотрела на часы: до конца сеанса десять минут.

— Хелен была старшей, такой паинькой, всегда слушалась, радовала родителей. Пит был младшим и с нами не очень-то общался, а родители не обращали внимания на его сомнительный образ жизни. Он занимался немножко тем, немножко этим, все время разрабатывал схемы, как быстро разбогатеть, но у него никогда ничего не получалось, хотя мама и считает его Ричардом Брэнсоном[1]. А я… — Стелла помолчала. — Я была занозой в заднице.

Она подняла голову и по выражению лица Грейс заключила, что психологиню не особенно удивило это откровение.

— А сейчас у кого какие роли в семье?

— Во многом те же самые. — «Собственно, ничего вообще не изменилось, — подумала Стелла, — но тебе я об этом не скажу».

— Вы удивитесь, но обычно так и бывает: роли в семье закладываются с самого начала и остаются на всю жизнь.

— От меня всегда ждали неприятностей. Однажды меня привезли домой в полицейской машине — я малевала граффити на стенах, даже не баллончиком, а смывающейся краской, да еще при помощи кисти! — Стелла перевела дыхание. — Но мама сказала: «Мы так и знали, что если кто-то из наших детей и попадет в полицию, то это будешь ты». При этом Пит, учась в колледже, получил предупреждение за хранение наркотиков, — но она всем и каждому объясняла, что «он нес кетамин другу».

— Вы ревновали родителей к Питу?

— Еще чего!

— А к вашей сестре, которая всегда вела себя примерно?

Стелла усмехнулась.

— Хелен делала все, что хотели мама с папой, и, если подумать, это не пошло ей на пользу. Не будь мы родственницами, мы бы даже не разговаривали: у нас нет ничего общего.

Стелла глянула на часы: уже скоро.

— Давайте зайдем с другой стороны, — сказала Грейс. — Чего вы боялись в детстве?

— О, как я люблю этот вопрос!

— В самом деле?

— Наверно, вышек электропередач. — Стелла откинулась в кресле. — И зыбучих песков, рядом было такое место.

Грейс пристально смотрела на нее.

— Так.

— И еще лебедей. Все постоянно рассказывали страшилки о том, что лебедь может сломать тебе руку.

Обе посидели молча. Потом Грейс спросила:

— Вы заметили, что мы сегодня не говорили о Джордже?

— Нет, не заметила.

— И все же, какие чувства это у вас вызывает?

— Прекрасные. Значит, дела идут лучше не придумаешь. Я расту и изменяюсь. — Стелла посмотрела на часы и встала. — Наше время истекло. Увидимся через неделю.

На следующий день после работы Джордж сидел на кровати и просматривал на телефоне новостной сайт.

Он читал про Йемен, поскольку совсем недавно обнаружил, что знает про эту страну совсем мало.

На последнем свидании Нэнси удивилась недостатку его знаний в этой области, и потому теперь Джордж изучал вопрос. «Да, — искренне согласился он, — каждый должен знать о Йемене».