Он часто делает это сам, посылая цветистые проклятия по адресу политических врагов» (Александр Бахрах. Ibid., с. 98–99). Серж (Сергей Михайлович) Лифарь (1905–1986) — танцовщик, хореограф, педагог, ведущий солист балетной труппы С. Дягилева «Русский балет», балетмейстер парижской Гранд Опера. Александр Ефремович Богомолов (1900–1969) — в 1944–1955 гг. — посол СССР во Франции. «…но здесь на сцену поднялся Иван Бунин…» — Бунин входил в Президиум Пушкинского Комитета, проводившего серию мероприятий, связанных со 100-летней годовщиной гибели поэта; о пушкинской выставке см. в кн.: Сергей Лифарь. Моя зарубежная Пушкиниана. Пушкинские выставки и издания. Париж, 1966, с. 23–70. «…давал приют журналисту-еврею…» — Кнут имеет в виду писателя и журналиста А. Бахраха (1902–1985); кроме того, в его доме в Грассе в течение нескольких дней скрывались пианист-еврей А. Либерман и его жена, которым грозили арест и депортация в Германию (см.: Юрий Мальцев. Бунин. Frankfurt/Main-Moskau, 1994, с. 324). Давид Соломонович Шор (1867–1942) — пианист и музыкальный педагог, профессор московской консерватории, основатель и участник знаменитого не только в России, но и в Европе музыкального трио (вместе со скрипачом Д. Крейном и виолончелистом М. Альтшулером [после отъезда в Америку его сменяли Дубинский, Эрлих]), просуществовавшего с 1892 г. вплоть до большевистского переворота и внесшего весомый вклад в русскую художественную культуру; в 1912 г. создал в Москве музыкальное училище им. Бетховена, превратившееся в один из главных центров музыкального образования в столице; после 1917 г. продолжал музыкально-педагогическую и концертную деятельность и, пользуясь своим авторитетом и известностью, а также личными связями (близость к Л. Б. Каменеву), помогал сионистам избежать репрессий, в особенности начиная с 1923 г., когда борьба с сионизмом приобрела в Советской России масштабно-государственный характер: так, группа активистов из движения халуцим (от древнеевр.

— ‘воин авангарда’, ‘пионер’, ‘первопроходец’, так называли первых евреев, отправлявшихся в Палестину строить свое государство) избежала депортации в Сибирь, только благодаря заступничеству Шора и его предложению выслать их в Эрец-Исраэль; в 1925 г. получил от советского правительства годовой отпуск для посещения Палестины, вернулся и в 1927 г. перебрался сюда вновь, уже навсегда; до конца жизни занимался музыкально-просветительской и педагогической деятельностью, выступал с фортепьянными концертами, был избран председателем Союза музыкантов и музыкальных педагогов в Эрец-Исраэль. В статье Кнута Бунин вспоминает о своем, совместном с Д. Шором и его отцом, путешествии по Ближнему Востоку в 1907 г.

Встреча с Алексеем Ремизовым. Печатается по газ. «Гаарец» (1953, 23 октября). «Его постоянные чудачества снимают с него подозрение в позерстве» — О смене литературных масок Ремизова см.: А. Синявский. Литературная маска Алексея Ремизова. IN: Aleksey Remizov: Approaches to a Protean Writer. Colombus (Ohio), 1987. «Еще в дореволюционной России Ремизов основал „Великую и Вольную Обезьянью Палату“» — «Обезьянья Палата, — писала Н. В. Резникова, — созданная А. М., была для него, прежде всего, выходом из ограниченной трехмерности, неприятием нормальной „нормы“, обязательной для человека… В жизни Ремизова игра, шутка, выдумка занимали большое место. Придуманный им „неправдошний“, „непохожий“ мир Обезьяньей Палаты давал богатую тему его творческой фантазии… Люди становились друзьями Ремизовых и принимались в Обезвелволпал по тому же самому признаку: влечению к чему-то необычному, оригинальному, „бесполезному“…» (Н. А. Резникова. Огненная память. Berkeley, 1980, с. 25–26). Обезвелволпал, во главе которой стоял легендарный обезьяний царь Асыка, а сам Ремизов выполнял обязанности канцеляриста, возникла в 1908 г., когда писатель работал над «Трагедией о Иуде, принце Искариотском» (после того, как «Иуда» был поставлен на сцене, первые «обезьяньи» свидетельства получили режиссеры Ф. Ф. Комиссаржевский, А. П. Зонов и В. Г. Сахновский), о создании Обезьяньей палаты см.: С. С. Гречишкин. Царь Асыка в «Обезьяньей Великой и Вольной палате» Ремизова. IN: Studia Slavica (Budapest), 1980. T. XXVI; В. Морковин. Приспешники царя Асыки. IN: Ceskoslovenska rusistika, 1969, № 4, s. 178–183; о том, сколь нешуточные драмы возникали из шуточных выходок писателя см.: Е. Р. Обатнина. От маскарада к третейскому суду (Судное дело об обезьяньем хвосте в жизни и творчестве А. М. Ремизова). IN: Лица: Биографический альманах. 3. М.;Спб., 1993, с. 448–465. «…находившейся в большом доме в парижском квартале Отей» — Этот квартал, в котором жил целый ряд русских писателей-эмигрантов, упоминает, например, В. Ходасевич в своей статье «Литература в изгнании» (1933): «Казалось, писатели перенесли свои столы с Арбата в Отей, чудесным образом не сдвинув с места ни одной чернильницы, ни одного карандаша, и уселись писать как ни в чем не бывало» (Владислав Ходасевич. Литературные статьи и воспоминания. Нью-Йорк, 1954, с. 263). «…на проходивший в Праге конкурс ‘Живопись писателей’…» — Выставка «Живопись писателей», организованная Н. В. Зарецким, состоялась в Праге в сентябре 1933 г. (стало быть, посещение Кнутом Ремизова, как можно заключить из данных воспоминаний, состоялось в этом же году). Как сообщалось в заметке В. Куковникова (псевдоним самого Ремизова) «Рукописи и рисунки А. Ремизова» (Ч, 1933, № 9, с. 194), на этой выставке «будут показаны до 1000 рисунков и отдельные альбомы Ремизова: „Сны Тургенева“, „Видения Гоголя“, „Из Достоевского“, „Из Лескова“, „Из Писемского“, „Бесноватая Соломония“, „Взвихренная Русь“, „Посолонь“, и портреты современников — писателей, художников и музыкантов: Paris est en nos mains». Многие выдающиеся художники, среди них П. Пикассо, Н. Гончарова, М. Ларионов и др., считали Ремизова талантливым рисовальщиком. «…одно из моих стихотворений — ‘Еврей’» — Стихотворение Кнута под таким названием нам неизвестно. В статье «Константин Бальмонт» упоминается стихотворение «Еврей», которое также не обнаружено; скорее всего, что и здесь и там речь идет об одном и том же тексте — стихотворении «Я, Довид-Ари бен Меир», открывающем МТ. «…она неожиданно оказалась высокой, широкой в кости и дородной дамой» — Серафима Павловна Довгелло (1876–1943) — жена, верный друг и помощник Ремизова; специалист по средневековой палеографии, в эмиграции преподавала славяно-русскую палеографию в Парижской высшей школе восточных языков; выведена под именем Оля в ремизовской трилогии: «В поле блакитном» (Берлин, 1922), «Оля» (Париж, 1927), «В розовом блеске» (в полном виде: Нью-Йорк, 1952). «…подлинные произведения графического искусства…» — См. одну из относительно недавних работ о графическом искусстве Ремизова: Юрий Молок. Графические сны Алексея Ремизова. IN: Око: Вестник Русского института в Париже, 1994, № 1, с. 49–54.

Иван Алексеевич Бунин. Печатается по газ. «Гаарец» (1953, 20 ноября). Бунина не стало 8 ноября 1953 г., и, несмотря на то, что за месяц до этого Кнут опубликовал о нем статью «Иван Бунин в быту», он, в качестве некролога, пишет еще один очерк о писателе. «Он родился в 1870 году в Воронеже…» — С этого места и далее (включая бунинские цитаты) Кнут излагает биографию писателя по его автобиографической заметке, открывающей книгу: И. А. Бунин. Весной, в Иудее. Роза Иерихона (Нью-Йорк, 1953) (другой источник — статья о Бунине в «Литературной энциклопедии» (Т. 1. М., 1930, с. 615–620, автор — Д. Горбов). «…незаконный сын тульского помещика Афанасия Бунина и пленной турчанки…» — Поэт В. А. Жуковский родился от внебрачной связи помещика Афанасия Ивановича Бунина с турчанкой Сальмой (после принятия христианства получившей имя Елизаветы Дементьевны), одной из двух плененных сестер, привезенных в его имение крестьянами-маркитантами; фамилию и отчество получил по крестному отцу, соседскому помещику Андрею Григорьевичу Жуковскому. «Победителю-ученику от побежденного учителя» — Полный текст надписи В. А. Жуковского на своем портрете, подаренном Пушкину после того, как тот прочитал шестую (последнюю) песню «Руслана и Людмилы», был таким: «Победителю-ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, когда он окончил свою поэму „Руслан и Людмила“. 1820, марта 26, великая пятница» (цит. по: П. В. Анненков. Материалы для биографии А. С. Пушкина. М., 1984, с. 392–393). «…были удостоены Пушкинской премии…» — Ошибка то ли Кнута, то ли переводчика: у Бунина сказано: «Затем мои книги три раза были отмечены высшей наградой Российской Академии Наук — премией Пушкина» (И. А. Бунин. Ibid., с. 8). Первый раз Бунин был удостоен Пушкинской премии в 1903 г. за перевод «Песни о Гайавате» Лонгфелло, второй — за стихи и переводы Лонгфелло, Теннисона и Байрона (октябрь 1909 г.; кстати, несколько дней спустя, 1 ноября, он и был избран почетным академиком Российской Академии наук) и, наконец, третий — в 1915 г.; кроме того, в 1911 г. ему была присуждена золотая медаль им. Пушкина. «…только с выходом повести „Деревня“ (1910–1911)…» — «Деревня» печаталась в ж. «Современный мир» в №№ 3, 10 и 11 за 1910 г.; отдельное издание — Моск. кн-во, 1910 (тираж 4000). В датировке выхода в свет бунинской повести Кнут ориентируется на названную выше статью в «Литературной энциклопедии». «…неистовый гнев со стороны критики…» — Вот лишь некоторые из критических отзывов на повесть «Деревня»: «выводы Бунина о деревне безотрадны» ([обзор] В литературном мире. IN: Биржевые ведомости, 1910, 31 марта, веч. вып.), в повести слишком много «жизненной плоти», «не высветленной духовною работою художника» (Л. Гуревич. IN: Русская мысль, 1910, № 5), «Что-то глубоко пессимистическое, отрицательное сквозит почти в каждом густом мазке…» (Н. Г. [Н. Л. Геккер]. IN: Одесские новости, 1910, 13 окт.), «О вырождении деревни вопиет каждая страница этой повести…», автор «рисует все сплошь в безотрадных и отвратительных красках» (Л. Войтоловский. IN: Киевская мысль, 1910, 27 нояб.), «Роман дает удручающий портрет нашего сфинкса <народа>. Картинки, которые он рисует, безнадежно мрачны» ([обзор] Новые книги. IN: Современник, 1911, № 1), у Бунина «одни и те же картины уродливого деревенского житья», характер которых «однотонен, однообразен, пожалуй, несколько тенденциозен» (Е. Колтоновская. IN: Речь, 1911, 7 авг.), и др. «…книга о жизни и учении Льва Толстого» — Речь идет о книге Бунина «Освобождение Толстого» (Париж, 1937). «…его поэма „Листопад“… есть не что иное как развернутый лирический пейзаж» — Почти дословное повторение фразы Д. Горбова о том, что «лучшая книга стихов Б<унина> — поэма „Листопад“, получившая пушкинскую премию Академии наук, целиком принадлежит к пейзажной поэзии» (Литературная энциклопедия, с. 617–618, 1 стлб.). «Характерно, что со временем число персонажей в его рассказах сокращается…» — Кнут вновь воспользовался мыслью Д. Горбова о том, что последним бунинским вещам «сопутствует предельное уменьшение числа действующих лиц, исключительное концентрирование внимания на двух героях — участниках трагически-любовной интриги, смысл к<ото>рой в обреченности подлинного человеческого чувства трагическому концу» (там же). «В одном из рассказов, написанных им…» — Имеется в виду рассказ «Петлистые уши» (1916). «И в 1947 году советский писатель Константин Симонов…» — См. выше (комментарий к статье «Иван Бунин в быту») отмеченную неточность в датировке встречи Бунина и Симонова. «…еще в 1927–1928 гг. там, в издательствах ГИЗ и ЗиФ, вышли его рассказы…» — В конце 20-х гг. в СССР увидели свет некоторые произведения Бунина, написанные до революции и в эмиграции: «Сны Чанга. Избранные рассказы» (М.-Л., ГИЗ, 1927 и 1928), «Худая трава» (М.-Л., ЗиФ, 1928), «Митина любовь» (М., Книжные новинки, 1927), «Дело корнета Елагина» (Харьков, 1927). «Известные советские критики (Д. Горбов)…» — Помимо упомянутой статьи в «Литературной энциклопедии», см.: Д. Горбов. Мертвая красота и живучее безобразие. IN: Красная новь, 1926, № 7; его же. Десять лет литературы за рубежом IN: У нас и за рубежом. М., 1928. «…„Литературная энциклопедия“ … поставила его в первый писательский ряд» — В энциклопедической статье о Бунине говорилось: «Один из крупнейших мастеров новеллы в современной русской литературе и выдающийся поэт… Место Б<унина> в истории русской литературы очень значительно. …выдающаяся даже для классического периода русской прозы чистота языка, отчетливость внутреннего рисунка в образах и совершенная цельность настроения — все эти черты высокого мастерства, присущие Б<унину> как завершителю классического реализма, делают новеллы Б<унина> законченными литературными образцами» (там же, с. 615, 617–618).